В Париже дорого умирать - Лен Дейтон

Я говорил достаточно громко, чтобы курьер сообразил заказать еще чашечку кофе.

Заход на бульвар Капуцинов окончательно разорил мадам Тастевен.

— Я ученый. — Датт аккуратно собрал результат банкротства мадам Тастевен. — Научный метод безошибочный и правильный.

— Правильный для чего? — поинтересовался я. — Для ученых? Для истории? Для судьбы? Для чего?

— Правильный сам по себе, — ответил Датт.

— Самая спорная истина, — хмыкнул я.

Датт повернулся ко мне, внимательно посмотрел в глаза, облизнул губы и только потом заговорил:

— Мы с вами плохо… глупо начали.

В кафе появился Жан-Поль. В последнее время он постоянно тут обедал. Он легкомысленно помахал нам и купил на кассе пачку сигарет.

— Но кое-что я все же не понимаю, — продолжил Датт. — Зачем вам нужно таскать с собой портфель, набитый ядерными секретами?

— А зачем вам понадобилось его красть?

Жан-Поль подошел к столу, оглядел нас обоих и уселся.

— Сохранить, — поправил Датт. — Я сохранил его для вас.

— Ну тогда давайте попросим Жан-Поля снять перчатки, — сказал я.

Жан-Поль встревоженно взглянул на Датта.

— Он знает, — проговорил Датт. — Признай это, Жан-Поль.

— Это насчет того, что мы начали плохо и глупо, — пояснил я Жан-Полю.

— Мои слова, — подтвердил Датт специально для Жан-Поля. — Я сказал, что мы плохо и глупо начали и теперь хотели бы поправить дело.

Я наклонился и отогнул хлопчатобумажную перчатку на запястье Жан-Поля. Кожа все еще оставалась в фиолетовых пятнах от «нингидрина».

— Какая досада для мальчика, — улыбнулся Датт. Жан-Поль зыркнул на него.

— Хотите купить документы? — спросил я.

— Возможно, — пожал плечами Датт. — Я дам вам десять тысяч новых франков. Но если хотите больше, сделка не состоится.

— Я хочу вдвое больше.

— А если я откажусь?

— Тогда вы не получите каждый второй лист этих документов, которые я вынул и спрятал в другом месте.

— А вы не дурак, — заметил Датт. — По правде говоря, бумаги было так легко заполучить, что я усомнился в их подлинности. Так что я рад обнаружить, что вы не дурак.

— Есть еще документы, — сказал я. — По большей части это ксерокопии, но вам в принципе это ведь не важно. В первой части много оригиналов, чтобы доказать вам их подлинность, но регулярно добывать оригиналы слишком рискованно.

— На кого вы работаете?

— Не важно, на кого я работаю. Вы хотите их получить или нет?

Датт кивнул, жестко усмехнувшись:

— Договорились, мой друг. Договорились. — Он махнул рукой и заказал еще кофе. — Из чистого любопытства. Ваши документы не соответствуют моим научным интересам. Я намерен ими воспользоваться лишь как упражнением для ума. А потом они будут уничтожены. Или можете получить их обратно…

Курьер допил кофе и двинулся наверх, стараясь делать вид, что идет в туалет на первом этаже.

Я громко прочистил нос и закурил.

— Мне наплевать, для чего они вам, месье. Моих отпечатков на бумагах нет, и их невозможно связать со мной. Можете делать с ними что хотите. И я понятия не имею, нужны ли они вам в вашей работе. Собственно, я даже не знаю, в чем ваша работа заключается.

— В настоящий момент я занимаюсь научными исследованиями, — пояснил Датт. — Изучаю особенности человеческого поведения. В другом месте я мог бы зарабатывать куда больше, квалификация позволяет. Я психиатр. И отличный врач. И мог бы читать лекции по нескольким предметам: восточному искусству, буддизму и даже марксизму. Я считаюсь крупным авторитетом в теории экзистенциализма, особенно в экзистенциальной психологии. Но нынешняя работа принесет мне славу. С возрастом начинаешь хотеть, чтобы после твоей смерти о тебе помнили. — Он бросил кости и передвинул фишку мимо старта. — Давайте сюда мои двадцать тысяч.

— Чем вы занимаетесь в этой вашей клинике? — Я отсчитал игрушечные деньги и передал Датту. Он их пересчитал и сложил стопкой.

— Людей ослепляет, что в основе моих исследований лежит секс. И поэтому не способны увидеть мою работу в истинном свете. Они думают только о сексуальной деятельности. — Он вздохнул. — Полагаю, это естественно. Моя работа важна главным образом потому, что люди не могут рассматривать данную проблему объективно. А я могу. Так что я один из немногих, кто может руководить таким проектом.

— Вы анализируете сексуальную деятельность?

— Да, — кивнул Датт. — Никто не делает ничего, чего не хочет сам. Мы действительно нанимаем девушек, но большинство из тех, кто приходит в дом, приходят парами и уходят парами. Я покупаю еще два дома.

— Теми же парами?

— Не всегда, — ответил Датт. — Но это не обязательно достойно сожаления. Люди ментально скованны, и их сексуальная активность является шифром, позволяющим объяснить их проблемы. Вы не собираете ренту.

Он подтолкнул ко мне игровые деньги.

— А вы уверены, что не пытаетесь обосновать владение публичным домом?

— Приходите и сами увидите, — сказал Датт. — Это всего лишь вопрос времени, когда вы окажетесь в моих отелях на авеню Де-ля-Репюблик. — Он собрал в стопку карточки, обозначающие его собственность. — И тогда вам конец.

— Хотите сказать, клиника работает и днем?

— Человеческое существо уникально в своем роде тем, что его сексуальный цикл непрерывно продолжается с полового созревания до самой смерти.

Он свернул поле «Монополии».

Становилось жарко. Такие деньки идут на пользу ревматизму и увеличивают Эйфелеву башню дюймов на шесть.

— Погодите минутку, — сказал я Датту. — Я поднимусь к себе и побреюсь.

— Хорошо, — ответил Датт. — Но в принципе бриться не обязательно, вас вряд ли пригласят поучаствовать.

Он улыбнулся.

Я поспешил наверх. Курьер ждал в моей комнате.

— Они купились?

— Да. — Я пересказал беседу с Даттом.

— Отличная работа, — сказал курьер.

— А вы что, за мной следите? — Я тщательно намазал лицо кремом и начал бриться.

— Нет. Они забрали бумаги вон оттуда, где набивка торчит?

— Да. Если не вы, то кто?

— Вы же знаете, что я не могу вам сказать. Вам даже спрашивать меня не следовало. Умно с их стороны поискать там.

— Я сам им сказал, где искать. А я раньше и не спрашивал. Но похоже, те, кто за мной следит, узнают, что эти люди замышляют, еще раньше меня. Это кто-то близкий, кто-то, кого я знаю. Прекратите ковырять обивку пальцем. Ее едва успели зашить.

— Это не так, — возразил курьер. — Вы не знаете этого человека и даже никогда с ним не встречались. Как вы узнали, кто взял портфель?

— Вы лжете. Я же велел не лезть туда. «Нин». Окрашивает кожу. У Жан-Поля руки просто сверкают.

— Какого цвета?

— Сейчас увидите. Там еще полно «нина».

— Очень смешно.

— Ну а кто вас просил совать толстые крестьянские пальцы в обивку? Прекратите суетиться и слушайте внимательно. Датт повезет меня в клинику. Следуйте за мной.

— Хорошо, — без всякого энтузиазма сказал курьер и вытер пальцы большим носовым платком.

— И убедитесь, что я через час оттуда выйду.

— А что мне делать, если вы через час не выйдете? — спросил он.

— А черт его знает, — пожал плечами я. В фильмах таких вопросов не задают. — Наверняка у вас есть какая-то процедура для экстренных случаев.

— Нет, — очень тихо ответил курьер. — Боюсь, ничего такого нет. Я лишь составляю рапорты и складываю в секретную диппочту для отправки в Лондон. Иногда на это уходит три дня.

— Ну а тут может быть экстренный случай! — отрезал я. — И нужно заранее что-то придумать.

Я смыл остатки пены с лица, причесал волосы и поправил галстук.

— Я все равно за вами последую, — подбодрил меня курьер. — Отличная погода для прогулки.

— Хорошо. — У меня было такое ощущение, что если бы шел дождь, он остался бы в кафе. Я сбрызнул слегка лицо одеколоном и спустился вниз к месье Датту. Возле огромной кучи игровых денег он оставил чаевые официанту: один франк.

Лето снова выступало во всей красе. Тротуар раскалился, улицы в пыли, а регулировщики в белых кителях и темных очках. И уже повсюду сновали туристы в одежде двух стилей: либо бородатые, с бумажными пакетами и в вылинявших джинсах, либо в соломенных шляпах, с фотоаппаратами и в хлопковых пиджаках. Они занимали все лавочки и громко жаловались.

— …Ну и он мне объясняет, что это стоит сто новых франков, или десять тысяч старых, а я отвечаю: Господи, теперь я понимаю, почему вы, парни, устроили эту вашу революцию…

— Но ты же не говоришь на французском, — возразил второй турист.

— Не надо знать французский, чтобы понять, что этот официант имел в виду.

Когда мы прошли мимо них, я обернулся и увидел, что курьер топает за нами ярдах в тридцати.

— На завершение работы уйдет еще лет пять, — сказал Датт. — Человеческий разум и человеческое тело. Потрясающий механизм, но иногда они плохо соответствуют друг другу.