Требуется няня - Алина НеКабаева

Костик приезжал пару раз в неделю, стараясь особо не светиться около дома, где я скрывалась от правосудия. Каждый раз привозил продукты и новости. Полицейские, прочесав местные вокзалы и аэропорты, раскинули сети по городу и области. Первую неделю, когда мою фотографию крутили по всем новостным каналам по нескольку раз в день, я с замиранием сердца ждала требовательного звонка в двери съёмной квартиры.

Откровенно говоря, фоторобот был сделан из рук вон плохо, но я себя узнала. Этого для моей паранойи оказалось достаточно. Теперь, мы с ней тряслись на пару, стараясь по возможности даже не крутиться у окон — мало ли, заметит кто. И на улицу я не выходила — а если бабульки опознают?.. В общем, я ужасалась, как только могла, невольно накручивая себя ещё больше.

Так прошла одна неделя, вторая. В двери среди ночи никто не стучал, не звонил требовательно и постепенно я начала успокаиваться. На улице я появилась от силы пару раз, и то в таком виде — родная мать не узнает, не то, что посторонний человек, загруженный собственными проблемами, чтобы ещё и по сторонам глазеть, да примерять на окружающих виденный неделю назад фоторобот плохого качества.

Я медленно надавливала на поршень специального шприца для кормления, держа миску с кашей на коленях Егора. И даже не заметила, что он снова пришёл в себя и следит за моими действиями.

— Что, — попытался сказать он, но из-за трубки, говорить было весьма проблематично. Потому, у него вышел только невнятный хрип, который я всё же разобрала.

— Здравствуйте, Егор. Я, ваша сиделка. Если позволите, я закончу ваше кормление, и мы сможем с вами поговорить, — как можно спокойнее постаралась проговорить я. Если он в состоянии говорить, значит, мозг не повредился. Что странно, учитывая, его овощное состояние, когда я только увидела его.

Мужчина медленно кивнул и скосил глаза на выходящую из его ноздри трубочку. Согласна, стремно увидеть такое у себя.

— Это назальный катетер. Применяется для кормления больных без сознания. К примеру, для тех, кто находится в коме… — менторским тоном провела мини-ликбез и постаралась поскорее закончить не слишком приятную процедуру.

— Попробуйте покашлять, пока я буду выводить катетер. Так вам будет менее дискомфортно.

Егор Егорович послушно кашлял, а я осторожно тянула из его носа трубочку. Его едва не стошнило. Понимаю, не слишком приятное ощущение. На пробу, дала ему стакан с водой, приготовленной, чтобы промыть трубочку. Правда, пришлось помочь ему, но воду он пил вполне сносно, что не могло не радовать.

— Около трёх недель назад, меня наняла ваша супруга сиделкой. Ваше состояние было весьма печально — вы не реагировали на внешние раздражители и, насколько я понимаю, не отвечали на лечение. Записи в вашей карте, не соответствовали вашему состоянию… На свой страх и риск, я взяла у вас кровь и проверила её. Результаты анализов были подозрительны и, опять-таки, на свой страх и риск, я вас увезла, — несколько неуверенно закончила я, понимая, как это бредово звучит со стороны.

— Что…случилось? — с большими паузами между словами спросил Егор Егорович.

— Я точно не знаю. В вашей карте записано, что у вас был инфаркт, впоследствии перешедший в паралич. Анализ, который я просила сделать, показал наличие в вашей крови…эм, яда.

— И вы…

— Да. Простите, я не должна была так поступать с вами, не спросив прежде разрешения… Но, вы почти месяц находились в таком состоянии, а анализы…

— Отвезите…домой… — уже едва слышно попросил он и, обессилев, заснул.

— Я не могу, — прошептала в ответ я.

Глава 12

— Я хочу домой! — словно капризный ребёнок, повторял одно и то же мой пациент.

— Вы понимаете, что вас кто-то травил?! По-тихому, исподтишка подсыпал, подливал или вкалывал препарат, от которого вы с большей долей вероятности могли скончаться?!

— Да. Отвезите меня назад. Домой.

— Это опасно!

— Для вас? — он ехидно скривил уголок рта.

— Для вас! Я полностью отдаю отчёт в своих действиях и понимаю, какая кара последует за них. Стоит нам только появиться, как меня заберут в полицию, а вас накачают чем-нибудь, отчего вы, скорей всего, умрёте.

— Вас так страшит тюрьма? — усмешка.

«Нет, с ним совершенно невозможно разговаривать! Он думает, что я забочусь только о своей заднице!»

— И это тоже! Но в первую очередь ваша жизнь. Я бы не стала ввязываться в неприятности.

— И с чего это вдруг вы решились влезть? — прищурив глаз, спросил он.

— Вы исполняете свои клятвы? — устала с ним спорить я.

— Я никогда не клянусь.

— А я дала клятву. И не могу её нарушить. Не имею права.

— Дура, — веско припечатал Егор и отвернулся от меня.

К слову, этот разговор произошёл через несколько дней после его пробуждения. И уже не в первый раз обсуждалась эта тема. Мой подопечный радовал быстрой поправкой, восстанавливаясь просто с немыслимой скоростью. Я со страхом ожидала того момента, когда я смогу его отпустить, как вполне здорового человека. Который будет в состоянии постоять за себя хотя бы адекватной речью. Не хотелось, чтобы мои труды пропали, стоит ему появиться у себя в доме.

Егор Егорович категоричным тоном требовал отвезти его домой, я кое-как уговаривала повременить, и хоть немного восстановиться. До конца вечера подобных упрашиваний хватало, а с утра всё начиналось по новой. Он требовал, я уговаривала. И пока мы жили относительно мирно, не считая тех самых, утренних «переговоров».

Теперь мне было сложнее вдвойне, если не втройне. Болеющие мужчины сами по себе капризули те ещё, а в таком состоянии… То ему подушку поправить надо, то скомкался матрас, то одеяло слишком тёплое, то душно, то холодно… То, «ты кормишь меня всякой дрянью, а я хочу мяса», совершенно отказываясь понимать, что ему пока вредно питаться как нормальному человеку и необходимо соблюдать диету. В отместку он требовал есть то же, что готовится для него, дабы не только он был пострадавшим.

От подгузников или утки он категорически отказался, и теперь в туалет мы ходим только сами. Вернее, катаемся на плечах у одной не слишком хрупкой, но всё же женщины. Хорошо хоть, Костик привёз инвалидное кресло, и теперь я могла не таскать его на себе. Мышцы у Егора ослабли за время болезни, и передвигаться самостоятельно у него пока не получалось. Всё равно, хоть он и «ходил» в туалет сам, мне приходилось его поддерживать в вертикальном положении и помогать пересесть со стульчака в сиденье кресла.

«Я не настолько стар, чтобы ходить в памперсах» — обычно ворчал он.