Ужас Дикого Леса - Василий Горъ

скульптор! – неожиданно заявила Лада. – В жизни не видела настолько красивых, женственных и соразмерных форм! Даже на рисунках художников, считающихся гениальными. И, знаешь, тело, созданное тобою, идеально подходило душе Радославы: она и выглядела, и ощущалась цельной. Услышав эти слова, я проанализировал то, что чувствовалось через Знак, и очередной раз обрадовался: в этой девчонке не было ни зависти, ни подобострастия, ни лицемерия, ни хитрости, ни какого-либо другого негатива: сестренка искренне восхищалась матушкой, страшно переживала из-за ее гибели, гордилась мною и… все. В смысле, даже не думала о том, что можно что-либо исправить в ее фигуре, хотя любая другая женщина на ее месте уже вцепилась бы в меня, как клещ. Пока я анализировал поведение Рыжей, она успела переключиться на следующую тему и задала еще один серьезный вопрос:- Главная ветвь нашего рода проживала в Москве. Почему тебя отдали матушке и разрешили улететь в такую даль? – Родители погибли в шестьдесят пятом, во время межродовой войны, объявленной не нам, а нами. По слухам, и отец, и обе матери шли на приступ чьего-то там родового поместья в самой первой волне, нарвались на древний защитный артефакт и сгорели. В компании еще нескольких человек. Тем же вечером дед собрал в конференцзале московского поместья часть рода, не задействованную в боевых действиях, и толкнул речь о чести, героизме и самопожертвовании. В финале помянул покойных, высказал чрезвычайно витиеватые соболезнования и наобещал членам их семей всякого-разного. А уже на следующий день напрочь забыл о нашем существовании. Остальным родичам тоже было не до нас – они занимались своими Очень Важными Делами и даже не думали, к примеру, о девятилетнем мальчишке, живущем «аж» на четвертом этаже. Я три дня пытался привлечь к себе хоть какое-то внимание, но когда раз в пятидесятый услышал о тяготах войны, вернулся в покои и не выходил из них полторы недели, растягивая до предела то немногое, что нашлось в холодильнике. А на пятый день мира заявился в трапезную к деду аккурат к началу обеда, в присутствии самых авторитетных старших членов рода высказал свои просьбы и был послан. Далеко и надолго – этот старый урод заявил, что таких, как я, у него вагон и маленькая тележка, что я должен быть счастлив хотя бы из-за того, что живу в Москве, а не в какой-нибудь дыре, и что поиск семьи, в которую можно приткнуться – это моя проблема, а не его. – Так, стоп! Кажется, я слышала что-то в этом духе! – воскликнула Лада. – Это ведь ты вылил ему на голову графин с компотом и назвал старым пердуном?! – Слухи, как обычно, врут… – криво усмехнулся я. – Я швырнул в него первым, что подвернулось под руку – ближайшим пустым бокалом. Оскорблять старших я тогда не умел, поэтому сказал, что ухожу из дома, и поклялся всеми богами, что никогда не переступлю порог этого поместья. В это время оклемалась Радослава, невесть какими путями оказавшаяся в тот день в трапезной, метнулась к деду и убийственной затрещиной вышибла его из кресла. Народ, конечно же, зароптал, но она обозвала всех присутствующих конченными ублюдками и поклялась Силой, что никогда не прикоснется ни к одному из них. Сути последнего обещания я не понял, так как не знал, что она уже тогда являлась самой сильной целительницей рода. Зато получил море удовольствия от полета деда и неподдельного испуга, появившегося в глазах взрослых после ее клятвы. В результате соблазнился предложением уехать из «вшивой Москвы» на тихий и спокойный Алтай. А там врос в эту женщину сердцем, начал называть матушкой и жил с ней душа в душу десять лет. На глаза сестренки навернулись слезы, а через миг в эмоциях появилась лютая ненависть:- Я-ар? – Ау. – Мы сегодня щелкнули Доломановых по носу и показали, где живем. Я не знаю, сколько времени потребуется Строгановым и Селивановым, чтобы их придушить, зато уверена, что сегодня ночью или завтра утром в район озера припрется толпа уродов. Связи там нет и не может быть, а у тебя есть чувство металла и обнаружение жизни. Давай вырежем столько этих тварей, сколько получится? – Почему бы и нет? – Только в этот раз я хочу принять в резне самое активное участие! В ней ощущалась твердая уверенность в том, что это реально, и мне стало любопытно, как она себе это представляет:- А чуть подробнее можно? Рыжая кивнула:- Да, конечно. Как бы плотно ни передвигались эти уроды, кто-нибудь, да окажется с краю. Стоит «забетонировать» ему ножки земляным капканом, как вся толпа сгрудится возле первой жертвы. А дальше включится волчья тактика: скачок, капкан, скачок и снова отвод глаз. На третьем-четвертом пойманном уроде у всех остальных резко пропадет желание умирать, и они бросятся врассыпную. Тех, кто ломанется без отвода, придержу я. Все тем же капканом. А остальных переловишь ты. Если первых не будет, то ты можешь взять на себя поимку, а я буду вырубать пленников дезориентацией, благо от капкана покровы сдуются на раз, и убивать ледяными шипами. – А если они пойдут не толпой? – улыбнулся я. Девушка пожала плечами:- Ты переловишь тех, кто под отводом, а я сделаю все остальное. Если отвод обнаружится не у всех – подключусь раньше. В любом случае обещаю высовываться из-под этого навыка не более, чем на секунду, постоянно двигаться и при любой опасности убегать хоть на километр! – Вчерне принимается… – покрутив в голове не само предложение, а его тактически более правильные производные, заявил я. – А теперь давай-ка поработаем над нюансами…

Глава 4

9 июля 2075 г.

…Свой первый «официальный» экзамен Рыжая сдала на пять с плюсом… по трехбалльной системе. По одному баллу получила за двух раскормленных, но от этого не менее опасных свиней-Дичков, способных сбить с ног, не дать ни единого шанса встать, а затем продавить покров и втоптать в землю. Еще два – за вепря-трехлетку, обладающего не только массой далеко за два центнера, очень серьезными клыками, буйным нравом, завидной мощью, скоростью и боевым опытом, но и усилением. Пятый балл сестренка заработала за тактику поединка, который правильнее было бы назвать либо тотальной доминацией, либо избиением. А половинку – за минимальные временные промежутки между скачками и цифру «ноль» в графе «пропущенные удары». Зато за потрошение тушек и изъятие средоточий я не дал даже жалкой одной десятой. Ибо для целительницы, проучившейся в КМА целый год, подобные «операции» должны были являться рутинными. Впрочем, этой жуткой несправедливости начинающая охотница даже не