Аксиома подлости - Алексей Самойлов

Ранним утром на окраине Волоколамского кладбища, неподалёку от основных захоронений, появился свежий земляной холмик. От посторонних глаз его скрывала только-только ожившая по весне берёзовая рощица. Ни гранитной плиты, ни даже таблички с именем пока не было, но Илья знал, что это лишь временно. За хорошие деньги ему сделают и свидетельство о смерти, и памятник. Вот только похоронить сестру в соответствии со всеми подобающими ритуалами он не смог…

Остаток ночи он гнал свою машину, в багажнике которой лежало тело Ольги, завёрнутое в одеяло. По дороге остановился два раза, чтобы купить лопату и венок. Затем Илья рыл могилу – самостоятельно, благо, природа не обделила его физической силой. Затем перенёс тело сестры из багажника, аккуратно опустил в землю и долго надрывно плакал, не найдя в себе моральных сил засыпать могилу. Наконец, он возложил венок, встал на колени и, перекрестившись, произнёс:

– Да упокой Господь твою душу, сестрёнка…

Быть мужественным, оказывается, невыносимо тяжело. Тогда, много лет назад, когда рецидивист Проклов расстрелял их родителей, пятнадцатилетний Илюша пережил трагедию только благодаря сестре, необходимость заботы о которой вытеснила тяжкую боль от потери родных людей. Он пережил тогда ещё и потому, что помогал переживать это маленькой Оленьке. С тех пор Илья видел не одну чужую смерть. Погибали на разборках друзья, прыгали в бездну их любящие подруги, умирали от передоза приятели… Но для Ильи все эти смерти всё равно оставались чужими, а сейчас ему предстояло пережить СВОЮ смерть. Потому что никого ближе, роднее и любимее сестры у него никогда не было.

– Я клянусь тебе, Оля… – шептал Илья, стоя на коленях рядом с могилой, сквозь не прекращающие катиться слёзы, – я клянусь, что отомщу за тебя любой ценой. Ты ни в чём не виновата, моя родная, ты должна была жить, ты такая молодая и красивая… И ещё я клянусь тебе, что сделаю всё для того, чтобы вылечить нашего мальчишку. Ты жила надеждой на чудо, и Борька будет жить… Но Бог поможет нам… и ему тоже.

Всё. Больше никто никогда не увидит его слёз. Илью охватила дикая решимость действовать. Он вернулся к машине, бросил в багажник лопату. Конечно, пока ЭТА рана свежа и кровоточит, ему будет ещё очень тяжело. Но ощущение страшной, жестокой несправедливости, щемящее чувство незавершённости ГЛАВНОГО ДЕЛА всей его жизни вернут так нужные сейчас силы и волю.

Сообщать о смерти матери племяннику, за которым ухаживает няня с медицинским образованием, Илья пока не будет. Если вдруг позвонит няня, всегда можно соврать, что Ольга в Америке. Сейчас первостепенная задача – отыскать убийцу. Во-первых, может проявиться господин Мартынов, любящий папаша, способный в таком запущенном состоянии наломать много неадекватных дров. Переговоры с ним только начались, и шокированный суммой выкупа, Мартынов может заартачиться, подключить к делу милицию, ФСБ, каких-нибудь бандюков и ещё чёрте что наворотить. И тогда, а это во-вторых, на сцену выйдет Тунгус, который, собственно, обещал Асиным, что держит все нити этого странного дела в своих руках. Тут-то и выяснится, что заложница сбежала, а это означало провал.

Илья вырулил с кладбища, притормозил и выкинул лопату в кювет. Что же такого необъяснимого было для Ильи в этом деле? Да всё то же – пресловутый миллион баксов. Когда Тунгус первый раз назвал эту цифру, Илья решил, что полковник тронулся рассудком. Правда, спустя несколько дней, хорошенько обдумав приведённые аргументы, Илья, да и Ольга, нашли их не лишёнными здравого смысла. К тому же, соглашаться стоило только ради нужной им суммы, которая равнялась двумстам тысячам. «Попросим миллион – человек будет торговаться и пытаться убедить нас, что таких денег ему сроду не достать. Тогда мы пойдём на уступки и возьмём сколько есть. Но при этом будем помнить о минимальном пороге в двести тысяч». На эти слова Тунгуса Ольга, помнится, удивлённо возразила: «А как же вы? Вы что, не будете иметь с этого ни копейки?» «Ваша задача – чтобы я всё-таки имел, и как можно больше», – улыбнулся Тунгус.

Это была умная политика – политика разговора кредитора с должниками.

Николай Вакуров очень хорошо сохранился для своих двадцати девяти и вполне мог сойти за студента-третьекурсника какой-нибудь высшей учебной забегаловки. Не Сабонис, но и не карлик, не Шварценеггер, но и не Денни де Вито, не Леонардо ди Каприо, но и не Фредди Крюгер. В общем, некий усреднённый, но не лишённый привлекательности, тип молодого человека.

– Вот почему твой голос показался мне по телефону знакомым! – Вакуров протянул Наташе широкую ладонь.

– Однако, бывает! – улыбнулась она и поправила очки.

– Ты, небось, обиделась в «Агрегате» на нас? И убежала вслед за Машей, да? Я, между прочим, ей так и не позвонил.

Вакуров пока не знал, что Мэй оставила ему Наташин номер.

– Плюнули и растёрли. Я, в общем-то, случайно тебя нашла.

– Пойдём в домжур, посидим в кафе. Там нешумно и сейчас никого нет. Мы сможем спокойно обсудить наболевшие проблемы.

Вакуров Наташе пока нравился. Простой, добрый и, похоже, ответственный. Надо только продумать, чем его кормить и под каким соусом.

Вакуров пролистал меню и поинтересовался, будет ли Наташа что-нибудь пить или кушать. В результате на столе появились две чашки кофе и парочка аппетитных бутербродов с сёмгой.

– Ну-с, позвольте полюбопытствовать, чем вызван ваш интерес к неофициальной сыскной деятельности? – начал Вакуров.

– А ты давно бросил заниматься этой деятельностью? – в свою очередь спросила Наташа.

– Да уже скоро год буду отмечать. Но не уверен, что моё тёмное прошлое как-то повлияет на твоё светлое будущее.

– А какие дела ты расследовал? Криминал был?

– Да что ты, криминал! Не смеши. Самый большой криминал – это когда я торчал около подъезда одного деятеля и докладывал, когда его супружница сбрызнет из квартиры. После чего деятель хватал под мышку любовницу и адюльтировал на радость маме до следующего моего звонка.

– Значит, острых ощущений захотелось? Потому и сбежал из своей фирмы?

– А наша фирма и небезызвестный тебе господин Ломов строго блюли закон и не совали нос, куда не следует. Бережёного бог бережёт.

– А не бережёного дьявол, – добавила Наташа, – ну, и чем сейчас промышляешь, если не секрет?

– Да ничем. Ищу себя в этой жизни. Задумываюсь над её смыслом.

– И как жизнь? Со смыслом пересекается?

– Пока параллельно.

– А кем тебе приходится господин Курносов?

– Старый папин приятель. Однажды я помог ему в одном конфиденциальном дельце.

Наташа прекрасно видела, что Вакуров, несмотря на кажущуюся простоту и открытость, совсем не так наивен и доверчив. Она допила кофе, дожевала бутерброд и поднялась:

– Ладно, Коля, спасибо за угощение. Извини, что побеспокоила, я больше так не буду. Желаю скорейшего свидания со смыслом, – Наташа мило улыбнулась и подхватила сумочку.

Вакуров сдвинул брови и открыл рот. Так он просидел несколько секунд, за которые Наташа исчезла из его поля зрения. Он бросился догонять и сделал это в фойе домжура.

– Наталья, погоди! А как же… это… дело?

– Извини, но я не могу доверить тебе чужую тайну. Всего доброго.

– А незнакомым сыщикам бы доверила, да? – обиделся Вакуров и снова догнал Наташу.

– Профессиональная этика. Это касается психоаналитиков, врачей и сыщиков тоже. Всех тех, кто у людей вместо друзей, – бросила Наташа, вышла из домжура и направилась к метро.

Вакуров растерянно стоял посередине фойе и ничего не понимал.

Глава 8. Я пойду до конца

Нельзя заранее правильно определить, какую сторону бутерброда мазать маслом. И, конечно, Илья не мог предвидеть последствий того, что он всё-таки решил сегодня сделать.

Последний раз Илья был здесь восемь лет назад. Он хорошо запомнил тот морозный январский день, когда они с сестрой и племянником уезжали из квартиры Максима-иллюзиониста. Уже погрузили все немногочисленные пожитки, Оля с малышом грелись в салоне фургончика, а Илья с Максимом стояли у подъезда и долго молчали, слушая вой пронизывающего ветра. Они даже не пожали друг другу руки – гениальный Учитель и талантливый Ученик.

– Желаю удачи, – выдавил из себя старший и опытный.

– Спасибо, – ответил молодой и решительный.

С тех пор ни тот, ни другой не пытались наладить погибшие за несколько дней дружеские отношения. И вот ноги сами принесли Илью в московский район Кунцево. Он понятия не имел, живёт ли здесь Максим по-прежнему, который, несмотря на разницу в возрасте, никогда не был для Асиных Максимом Петровичем. Илья даже не знал, жив ли он, ведь недавно Гершковичу должно было исполниться пятьдесят восемь.

С бешено колотящимся сердцем Илья звонил в когда-то родную квартиру, простая хлипкая дверь которой так и осталась на своём месте. Хотя когда-то Гершкович неплохо зарабатывал и вполне мог поставить железную. Но именно равнодушие Максима к деньгам и всему материальному – практически исчезнувшая с лица Земли черта характера – сыграла роковую роль в той ссоре. «Кто жертвует искусством ради бизнеса, уже никогда не пожертвует бизнесом ради искусства» – это жизненное кредо Гершкович взял на вооружение после того, как вернулся из тюрьмы.