Березовский — не своя игра - Никита Чекулин

Литвиненко не раз настойчиво просил меня, чтобы я помог организовать приезд в Англию действующего сотрудника ФСБ. Об этом меня просил и сам олигарх в своём рабочем кабинете в присутствии Литвиненко и Фельштинского. Но я был непреклонен и категорически отказался участвовать в какой-либо провокации.

Тогда Александр пошёл на провокацию в отношении майора Понькина. Обе операции: с ядом в суде для получения Березовским и Дубовым политического убежища и с покушением на президента Путина для получения политического убежища Закаевым, — конечно, могли стать возможными только благодаря поддержке МИ5.

После событий, произошедших в сентябре 2003 года, наши отношения с Александром претерпели существенное изменение. Для нас с сыном стали очевидными, мягко говоря, неблаговидные дела Бориса Березовского, совершаемые при непосредственном участии Александра Литвиненко. В результате мы перестали общаться как прежде. Наши многочасовые разговоры больше не повторялись, мы виделись крайне редко.

Только в 2010 году мне стало известно содержание заявления Александра Литвиненко, сделанного им 31 июля 2003 года и послужившего наряду с показаниями Гольдфарба от 4 августа 2003 года основанием для предоставления Березовскому политического убежища под вымышленным предлогом.

Примечательно, что эти заявления были представлены в виде свидетельских показаний не в Скотланд-Ярд, а в Иммиграционный департамент МВД Великобритании и использованы судьёй Тимоти Уоркманом при вынесении решения в пользу Березовского. Сам же Березовский, кроме публичных заявлений в СМИ, никаких официальных обращений в правоохранительные органы Великобритании по поводу покушения Тер люка на него в суде в 2003 году не сделал!

Надо сказать, что представленный текст показаний от имени Александра Литвиненко от 31 июля 2003 года содержит сплошной вымысел, искусственно привязанный к реальным событиям, как то: судебные заседания по экстрадиции Бориса Березовского и Юлия Дубова в Лондоне, состоявшиеся 2 апреля и 13 мая 2003 года, а также несостоявшееся судебное слушание, намеченное на 6 октября 2003 года.

Указанные показания представлены как перевод с русского на английский язык и затем с английского на русский.

На самом деле, как следует из предложенного перевода, текст этого заявления первоначально был составлен на английском языке Александром Гольдфарбом и подписан Александром Литвиненко. Поэтому эти показания от имени Литвиненко, по моему мнению, не могли иметь каких-либо юридических последствий для Владимира Терлюка только по этой причине: не существовало русского перевода, подписанного Литвиненко!

Пункт 54 заявления содержит слова: «Данное заявление, сделанное на русском языке, было переведено мне устно, и я подтверждаю, оно является достоверным…». Возникают вопросы: кем было сделано «данное заявление»? Сделано Литвиненко? Тогда почему оно «было переведено мне устно»? Кому «мне» — Литвиненко? Переведено с какого языка на какой язык? С английского на русский 1^ли наоборот? Почему сделанное Литвиненко заявление было переведено самому Литвиненко? Как Литвиненко мог подтвердить достоверность содержания английского текста, если отсутствует его текст на русском языке?

Мы с сыном Никитой свидетельствуем, что в июле 2003 года, как, впрочем, и позднее, у Литвиненко не было достаточных знаний английского языка. Как мною уже отмечалось, я переводил его разговоры с адвокатом Джорджем Мензисом и бывшим сотрудником МИ5 Мартином Флинтом. Они, кстати, тоже являются свидетелями отсутствия у Литвиненко достаточных знаний английского языка. Мой сын часто переводил его при контактах с англичанами в ходе совместных походов по Лондону.

Поэтому нам понятно, что Литвиненко был не в состоянии самостоятельно прочитать на английском языке и понять содержание текста подобного заявления от его имени от 31 июля 2003 года. Текст указанных показаний, по моему мнению, был изготовлен Гольдфарбом, конечно, при несомненном участии Литвиненко.

Мне это понятно, в частности, из знания описанных событий и тех фактов, что Гольдфарб подготавливал моё собственное заявление на пресс-конференции в Лондоне 5 марта 2002 года, заявление Сергея Юшенкова от 25 апреля 2002 года якобы в мою поддержку и предсмертную записку Александра Литвиненко от 21 ноября 2006 года. Последние два текста на английском языке были подписаны (если были подписаны) Юшенковым и Литвиненко. По признанию самого Гольдфарба, тексты этих заявлений были составлены им лично на английском языке и подписаны в таком виде у Юшенкова и Литвиненко.

Иными словами, текст заявления от имени Литвиненко от 31 июля 2003 года не имеет никакой юридической силы в рамках обвинения Терлюка в подготовке покушения на Березовского в Лондоне в 2003 году, так как его подписант не мог в полной мере оценить точность и достоверность его содержания на английском языке.

Кроме того, это заявление от имени Литвиненко содержит заведомо недостоверные сведения, которые опровергаются мною.

Так, например, пункт 3 в русском переводе содержит слова: «Меня попросили избавиться от Березовского». Необходим английский текст. Дословно таких слов Литвиненко в реальности в отношении якобы отданного ему приказа об убийстве Березовского никогда произносить не мог. Литвиненко неоднократно рассказывал мне об истории якобы с подготовкой убийства Березовского в 1997 году и его роли в этом. На самом деле Литвиненко не имел никаких свидетельств подобного приказа и признавался мне, что не в состоянии доказать его существование. Как я уже отмечал, он демонстрировал мне видеозапись его рассказов об этой истории Сергею Доренко в помещении дома приёмов ЛОГОВАЗа глубокой ночью.

Пункт 6 содержит, в частности, слова в отношении появления Терлюка 2 апреля 2003 года: «Моё особое внимание привлёк один человек». На самом деле Терлюк никакого внимания Литвиненко 2 апреля 2003 года не привлекал. Литвиненко написал, что якобы спросил одного из охранников о Терлюке. Но это неправда, он в тот день у них ничего не узнавал Литвиненко торопился на встречу с Михаилом Коданевым, с которым только что познакомился на пресс-конференции в отеле «Меридиан».

Если бы Литвиненко что-то узнал о моём контакте с неизвестным подозрительным человеком, он бы, несомненно, в тот же день стал бы добиваться от меня всех деталей. Но по моим записям до 11 мая 2003 года у нас с Литвиненко разговоров по поводу Терлюка не было.

Мы спускались по лестнице отеля втроём: я, Литвиненко и Терлюк. Поэтому слова Литвиненко в отношении меня и Терлюка: «В один момент был замечен разговаривающим с Чекулиным» требуют уточнения. Кем был замечен? Литвиненко, когда я по заданию Владимира Воронкова разговаривал с Терлюком в фойе отеля, уже его покинул и наблюдать за мной никак не мог. На самом деле это делал Воронков.