Свет праведных. Том 1. Декабристы - Анри Труайя

Служба в казарме стала вовсе не обременительной, а потому почти каждый день после полудня они с Дельфиной, очаровательной, не терявшей любовного аппетита, встречались в квартире ее портнихи. Их неизменно пылкие свидания длились два-три часа, но любовникам едва удавалось перемолвиться словечком – каждое новое объятие приводило баронессу в неистовство. Затем, розовая, свеженькая, невинная, отдохнувшая, она одевалась, целовала юношу в лоб и уносилась на какой-нибудь светский прием. Он же оставался, словно зачарованный выпавшей ему удачей, не в силах пошевелиться. Ему уже было известно, что подруга ведет двойную жизнь, что комната эта давно место тайных свиданий, а потому глупо ревновать к ее прошедшему или будущему. И сожалел о том времени их знакомства, когда Дельфина скрывала желание под завесой тайны и благородства. Отдавшись ему, она больше не считала нужным скрывать истинное положение дел. Возвращаясь вечером в особняк господина де Ламбрефу, Озарев был и доволен и разочарован одновременно: тело больше ничего не требовало, душе не хватало поэзии.

Как-то он взял в библиотеке труды Фонтана, прочитал их, пришел в восхищение, но госпожу де Шамплит встретить не удалось. После фейерверка ее вновь не было видно. Николай искренне сожалел об этом, хотелось попробовать еще разок сбить с нее спесь. Однажды случайно заговорил о ней с Дельфиной, та, расхохотавшись, сказала: «Неудивительно, что Софи столь неприветлива с тобой, любовь моя! Человеческие чувства ей совершенно не свойственны! Это машина, которая только рассуждает, фанатичка умствований! Став вдовой, она перепутала высокую философию с самой низкой скукой, всепобеждающую добродетель с неспособностью любить! Между нами говоря, подобное создание не имеет права носить платье! Не найдется никого, кто захотел бы снять его с этой женщины!» Озарёва поразила тогда проницательность любовницы, которая сформулировала его, мужчины, мнение. Он ответил: «Да, я не смог бы, если бы меня к тому не вынудили…» Дельфина бросилась осыпать его поцелуями, повторяя: «Замолчи! Нельзя так говорить о женщине!», и с этого дня частенько расспрашивала, как развиваются их с Софи взаимоотношения, с сожалением отмечая, что ему нечего рассказать.

Как-то в воскресенье молодой человек нашел ее взволнованной и оживленной более обычного. Решил, что это любовное нетерпение, но когда попытался поцеловать, Дельфина выскользнула из его объятий и загадочно произнесла:

– Послушай сначала, у меня новость!

– Что такое?

– Ты переезжаешь!

– Как это? – Он был ошеломлен.

– Очень просто, ты будешь жить у меня.

– Но… но это невозможно!..

– Почему?

– Твой муж!..

– Вчера я с ним поговорила, он будет счастлив принять тебя!

Поначалу Николай не знал, что сказать. Хотя Дельфина и приучила его к большой свободе нравов, цинизм этого предложения поверг его в шок. Какая-то рыцарственная часть его самого протестовала против столь легкой, доступной любви. Он не мог отвести взгляда от лица баронессы – что-то в нем было жадное, почти вульгарное, до сих пор им не замеченное.

– Даже если твой муж и согласен, не могу принять приглашение. Для меня это немыслимо…

– Но это ничего не изменит, мы просто будем продолжать делать то, что делаем теперь, – заметила Дельфина, и нельзя было не признать ее правоты.

– Но мы не делаем этого в твоем доме!

– Господи! Неужели ты думаешь, что мой муж ничего не знает?

– Ты рассказала ему?

– Он все прочитал в моих глазах!

– И что?

– В его глазах я прочитала, что он ничего не имеет против…

Что ж, и впрямь, не все ли равно, где они будут видеться – у нее ли или у портнихи, – раз барон согласен. Но продолжал упорствовать:

– Нет, Дельфина. Все это нелепо. Подумай о своей репутации! Что скажут ваши друзья, знакомые, когда я обоснуюсь у вас?

– Разве ты не живешь у Ламбрефу, у которых молодая дочь? – живо возразила она. – Никого ведь не приводит в ужас, что ты остановился у них в доме?!

– Ты не можешь сравнивать: там я расквартированный русский офицер!

– В том же качестве ты будешь жить и у нас! Просто переменишь адрес! Ордер прикроет все – военное начальство навязало тебя мне. Дальше все зависит только от нас, от нашего умения хранить тайну. Ах, как нам будет хорошо, нам будут принадлежать и ночь, и день!.. – Дельфина так уютно свернулась в его объятиях, что он почти лишился сил к сопротивлению. – Разве лучше жить у этих людей, для которых ты ничего не значишь, а не у меня, так сильно к тебе привязанной? – умоляюще спросила она.

Поразмыслив, Озарёв не мог не признать ее правоты: только дух противоречия способен заставить его оставаться в доме, где он столь нежелателен, а не переехать туда, где ему так рады. Приняв приглашение баронессы, можно было покинуть Ламбрефу с высоко поднятой головой. К тому же появлялась возможность дать хороший урок Софи. Он представил себе их решительное объяснение и больше не колебался:

– Хорошо. Переезжаю к тебе!..

Дельфина ответила нескончаемым поцелуем.

Когда они расстались, им вновь овладели сомнения: что-то было бесчестное в этом решении. Муки совести терзали его по пути на улицу Гренель. После ужина он все не мог решить, как увидеть Софи, и в порыве отваги написал ей записку, которую отнес Антип: «Госпожа де Шамплит, буду весьма вам обязан, если вы сумеете уделить мне несколько минут…» Слуга вернулся с ответом: «Жду вас в библиотеке».

Николай ринулся туда в радостном возбуждении, словно на дуэль, где надо будет ловко уворачиваться от выпадов противника, провоцируя его ложными выпадами, быстро и точно нанося ответные удары. Спокойное лицо Софи охладило его пыл.

– Что вы хотите сказать мне? – Женщина кивком головы показывала на кресло рядом с тем, в котором сидела сама.

Он остался стоять, подчеркивая тем самым воинственность своих намерений.

– Госпожа де Шамплит, я решил покинуть ваш дом!

Последовало молчание. Затем как выдох:

– Вы сообщили об этом моему отцу?

– Нет еще.

– Не понимаю, почему вы ставите в известность первой меня, ведь ваше решение в большей степени касается моих родителей?

Пропустив удар, он довольно нелепо ответил:

– Потому, что знаю, прежде всего вы в этом заинтересованы!

– Да, действительно, у вас могло сложиться такое впечатление, – с усилием произнесла собеседница. – Как скоро?

– Завтра.

Софи нахмурила брови, глаза вспыхнули и вновь погасли.

– Вы покидаете Париж? – тихо сказала она. – Куда уходит ваш полк?

– Да никуда. Мой полк остается здесь. Это я… – И замолк на полуслове.

В ее глазах был упрек:

– Вы хотите сказать, что решение исходит от вас, вы не подчиняетесь распоряжению начальства?..

Юноша вздрогнул, столько боли было в этом голосе. Ладно, стоит ли продолжать игру? Его угнетало сознание собственной неправоты:

– Будет лучше, если я уйду! Вы сами знаете это!

Она сжала руками юбку. Наклонила голову. Теперь ему был виден только белый лоб и четко прочерченные черные брови. Казалось, женщина молит его о чем-то.

– Это из-за меня, не так ли?

– Да!

Софи подняла к нему лицо и пылко воскликнула:

– Прошу вас, останьтесь!

Озарёв был изумлен, да и госпожа де Шамплит, казалось, сама удивилась тому, что осмелилась только что произнести. Она замерла на мгновение, потом продолжила:

– Я нехорошо вела себя по отношению к вам, была груба, ставила вас в неловкое положение… Но, поверьте, есть чувства, с которыми разуму трудно совладать… Я буду очень несчастна, если у вас останутся воспоминания только об оскорблениях, полученных в этом доме… Да и вину за ваш переезд родители возложат на меня…

Квартирант молчал, пораженный ее волнением, причин которого не понимал.

– Где вы думаете остановиться?

«У барона де Шарлаз!» – чуть было не вырвалось у него, но слова замерли на губах – ему было стыдно.

– Не знаю… В Париже достаточно комнат…

И вдруг осознал, что не верит больше в необходимость этого переезда. Раз уж ему не хватило смелости объявить о нем, хватит ли решимости совершить?

– Вы действительно не хотите сесть? – обратилась к нему Софи с грустной улыбкой.

– Пожалуй, сяду, – неуверенно промолвил он. А устроившись в кресле, понял, что не так уж и стремится собирать пожитки.

– У вас нет причин расставаться с нами. Мои родители привязались к вам. Да и я, как видите, сложила оружие. Мне и так не стоит слишком гордиться собой, не давайте и вы лишнего повода.

Глядя на Софи и слушая ее, Озарёв проникался мыслью, что только грубый, невоспитанный человек отказал бы этой красивой, благородной женщине в милости, о которой та просила. Но как объяснить эту перемену Дельфине? С веселым нахальством он выбросил из головы эту заботу: всему свое время, завтра решит, как поступить.

– Что же? Вы мне так и не ответили!

– После сказанного вами, – воскликнул Николай, – я не только не хочу переезжать, но даже сожалею о своем намерении!