Зимняя мантия - Элизабет Чедвик

Уолтеф положил руку на рукав Джудит.

– Торкел не единственный из моей свиты здесь, в Вестминстере, – сказал он и начал представлять ее воинам, слушающим пение, которых она раньше видела за столом на более низкой скамье. – Ваш дядя отдал мне мои земли после падения Эксетера, – объяснил он. – За это я ему очень благодарен.

Джудит удивилась.

– Он в самом деле вас отпустил?

Уолтеф радостно кивнул.

– Он велел мне присутствовать на этом пиру, но в остальном я свободный человек.

У Джудит замерло сердце.

– Но он не отпустил Эдвина и его брата?

– Нет, – несколько хвастливо ответил Уолтеф. – Их и Эдгара Ателинга держат в Лондоне, с тех пор как мы вернулись из Нормандии.

– Значит, вы у него в фаворе.

– Надеюсь, потому что после коронации я собираюсь просить у него вашей руки.

Она улыбнулась, но слегка отодвинулась, сознавая, сколько глаз за ними наблюдают.

– Мне пора, – сказала она, но он удержал ее, взяв за руку.

– Если я получу разрешение вашего дяди, вы согласитесь стать моей женой?

Она кивнула, выхватила руку и поспешила уйти.

Глава 8

В огромном Вестминстерском соборе герцогиня Матильда была увенчана короной королевы Англии при многочисленных свидетелях – как нормандцах, так и англичанах. Когда два года назад короновался Вильгельм, англичане подняли бунт у собора – сгорело несколько домов, было много жертв. На этот раз все прошло мирно.

Уолтеф присутствовал на обеих церемониях, на первой – как заложник. Свежий аромат мая наполнял воздух, вселяя в сердце надежду. Матильда была беременна ребенком, зачатым во время последнего визита Вильгельма в Нормандию. Возможно, теперь все будет в порядке. Уолтеф представил себе, что Джудит уже его жена и носит под сердцем его ребенка. Он покосился на стоящую за спиной Матильды Джудит. Она станет его королевой, подумал он, и он будет беречь ее до самой смерти. У нее будет все, и прежде всего его любовь.

Она почувствовала на себе его взгляд и подняла скромно опущенные долу глаза. Заметив это, он ощутил острое желание. Его ответная улыбка была ясной и наполненной любовью.

– Вы просили принять вас, Уолтеф? – Вильгельм пригласил его в свою личную комнату и щелчком пальцев отпустил охранника.

– Сир… – Уолтеф поклонился и вошел в комнату. Вильгельм сидел в кресле перед огнем, который разожгли из-за вечерней прохлады. У его ног лежали две гончих. Они дремали, но при появлении Уолтефа подняли голову.

Напротив Вильгельма сидела Матильда. Круглый живот обтягивало платье.

– Садитесь. – Вильгельм показал на складной стул.

Уолтеф послушался. Стул был слишком хлипким, и Уолтеф чувствовал себя неуютно. Матильда посмотрела на него, и ему показалось, что в ее взгляде промелькнуло сочувствие.

– Вина. – Хлопок в ладоши – и в комнате появился парнишка, который до этого сидел в углу и полировал шлем короля.

– Сир… – С большим достоинством Симон де Санли налил вина в два больших рога, а королеве предложил кубок поменьше. Уолтеф успел ободряюще подмигнуть мальчику.

Вильгельм выжидающе смотрел на него. Уолтеф знал, насколько он нетерпелив с теми просителями, которые не переходят сразу к делу.

– Сир, – начал он, отпил глоток вина и едва не задохнулся, когда оно обожгло его пересохшее горло. – Я понимаю, вы проявили большую благосклонность, вернув мне мои земли и разрешив управлять ими…

– Но вы хотите большего, – перебил его Вильгельм. Взгляд из-под опущенных век был бесстрастным.

– Сир, я… – Заикание ему не поможет, Вильгельм сочтет это слабостью. – Сир, я прошу вашего соизволения взять в жены вашу племянницу Джудит.

Вильгельм молчал, только разглядывал его, подобно орлу. Под этим взглядом Уолтеф почувствовал себя дичью в траве.

Тишину нарушила Матильда.

– Моя племянница поддерживает ваше предложение, сеньор Уолтеф? – спросила она.

– Да, мадам… но в рамках приличий, – поспешно добавил он, увидев выражение ее лица.

– Одно противоречит другому, – сурово заявила Матильда. – Если моя племянница поощряла вас, то это большая глупость с ее стороны.

– Она всего лишь посоветовала мне спросить вашего соизволения, если я хочу за ней ухаживать.

– И почему вы хотите за ней ухаживать? – Голос Вильгельма был тих, но ужасен. – Потому что ее вид вызывает в вас похоть или потому что женитьба на моей родственнице тешит ваше тщеславие?

Лицо Уолтефа потемнело.

– Тут речь не идет ни о похоти, ни о честолюбии, – заявил он, придя в ярость от того, что Вильгельм счел его намерения неприличными или тщеславными.

– Тогда вам следовало стать монахом, – усмехнулся Вильгельм. – Всеми мужчинами движут похоть и тщеславие. Всеми, – повторил он, ударив себя в грудь для пущей убедительности. – Тут не может быть любви, ведь вы почти не знаете девушку… если, конечно, вы мне не лжете и вы не скрывали от всех вашу связь.

– Я не лгу, сир! – с жаром воскликнул Уолтеф, чувствуя себя оскорбленным и униженным. – У меня честные намерения.

Вильгельм сощурил глаза.

– Я и так много вам дал, Уолтеф. Не стоит злоупотреблять моей щедростью.

– Значит, вы мне отказываете? – Уолтефа затрясло, его глаза налились кровью.

– Отказываю, – коротко ответил Вильгельм. – Можете идти.

– Вы не объясните мне, почему вы отказываетесь дать согласие? – хрипло, стараясь сдержаться, спросил Уолтеф.

– С вашей стороны было бы разумно не давить на меня, – прорычал Вильгельм. – Я и так был чересчур щедр, милорд. Вы слишком многого хотите.

– Просить руки вашей племянницы – слишком много? Или моя английская кровь вам не по вкусу?

Вильгельм холодно оглядел его с головы до ног.

– Дело не в крови. Вы ей не подходите. Это мое последнее слово. Надеюсь, мне не придется вызывать охрану.

Уолтеф сжал кулаки. Последняя капля благоразумия позволила ему выйти из комнаты, сохранив остатки достоинства. Но сразу же, оказавшись за дверями, он с силой ударил кулаком о стену, в кровь разбив руку.

– Последнее слово! – прорычал он по-английски. – Я вобью ему это слово в глотку, пока он не задохнется!

Он вышел в зал, где все уже готовились ко сну. Его свита уже расстилала плащи и одеяла.

– Бросьте это, – рявкнул Уолтеф. – Мы не останемся.

– Милорд? – Его оруженосец Хакон с удивлением взглянул на него.

– Иди и скажи конюхам, чтобы седлали наших лошадей. Мы уезжаем.

– Но…

– Никаких но, – огрызнулся Уолтеф. – Выполняй!

Поведение Уолтефа было настолько для него необычным, что Хакон продолжал настаивать.

– Милорд, но ведь сейчас комендантский час, и лошадей уже поставили в стойла. Не лучше ли подождать до рассвета?