Частное расследование - Джонатан Келлерман

Я рассмеялся.

— До сих пор я полагал, что ищу истину. Спасибо, что поправил.

— Не за что. Это моя работа.

— Кстати, о работе. Есть что-нибудь новенькое?

Он посмотрел на меня долгим, мрачным взглядом.

— Опять все то же. Конторские жокеи с улыбающимися рожами. На этот раз притащили психоаналитика из управления.

— Я думал, ты отказался консультироваться.

— Они обошли мой отказ, назвав это проявлением стресса. Условия наказания — читайте мелкий шрифт.

Он покачал головой.

— Все эти типы с сальными рожами разговаривали со мной ну исключительно тихо и медленно, как с маразматиком. Справлялись о моей адаптации. Об уровне стресса. Делились своей озабоченностью. Ты когда-нибудь замечал, как люди, которые говорят, что чем-то делятся, в действительности никогда этого не делают? Они также весьма заботливо дали мне понять, что все мои медицинские счета оплачивало управление — которое, стало быть, получало копии всех моих лабораторных анализов, — и что там высказывалось определенное беспокойство по поводу уровня моего холестерина, триглицеридов и чего-то там еще, и действительно ли я чувствую себя в силах вернуться к активной службе.

Он помрачнел.

— Как тебе нравятся эти деятели, а? Я в ответ тоже им улыбнулся и сказал, не забавно ли, что и мой стрессовый уровень и мои триглицериды были всем до лампочки, когда я мотался на задания.

— Ну и как они отреагировали на этот перл?

— Новой порцией улыбочек, потом таким жирным молчанием, в котором можно было жарить картошку, как во фритюре. Здорово действует на нервы. Наверняка эта задница, психоаналитик, предупредил их — не обижаться. Но таково военное мышление: уничтожить индивидуума.

Он посмотрел на пакет с молоком и сказал:

— А, с низким содержанием жира. Это хорошо. Да здравствуют триглицериды.

Я налил в кофеварку воды, засыпал в воронку несколько ложек кофе «Кениан».

— Одного у этих задниц не отнимешь, — сказал он. — Они становятся все напористее. На этот раз они пошли в открытую и заговорили о пенсии. О долларах и центах. С фактическими выкладками, откуда видно, как много получается всего, если прибавить проценты, которые я мог бы получить в случае удачного помещения денег. О том, как славно можно прожить на то, что мне полагается за четырнадцать лет. Когда я не распустил слюни и не схватил наживку, они отбросили морковку и взяли палку, и пошли намеки, что вопрос о пенсии отнюдь не является однозначно решенным, учитывая обстоятельства. И все такое прочее. Что правильный выбор момента имеет существенное значение. И тому подобное.

Он принялся за следующий кусок хлеба.

Я сказал:

— И чем же все кончилось?

— Я дал им повякать еще немного, потом встал, сказал, что у меня неотложная встреча, и ушел.

— Ну, — заметил я, — если ты все-таки решишь уволиться, то дипломатический корпус всегда к твоим услугам.

— Ты что, — сказал он, — я этим сыт вот докуда. — Он чиркнул пальцем по горлу. — Ну, отстранили на полгода, ладно. Ну, отобрали пушку, и значок, и зарплату, черт с вами. Но дайте мне отбыть срок в мире и покое, отвяжитесь с вашей хреновой заботой. Со всей этой фальшивой чувствительностью.

Он вернулся к еде.

— Конечно, на лучшее я, наверно, не могу рассчитывать, при таких обстоятельствах. — Он усмехнулся.

— "Отлично" с плюсом по результатам тестирования на контакт с реальностью, Майло.

Он сказал:

— Оскорбление действием старшего по званию. — Он еще шире улыбнулся. — Неплохо звучит, а?

— Ты забыл самую забойную часть. На ТВ.

Все еще улыбаясь, он хотел выпить молока, но улыбка мешала, и он опустил пакет.

— Какого черта, ведь мы живем в век средств массовой информации, верно? Шеф получает по морде, когда выпендривается перед репортерами. Я отвалил им парочку таких смачных звуковых кусочков, что век будут помнить.

— Это уж точно. А в каком состоянии Фриск?

— Говорят, что его пикантный носик зажил довольно хорошо. Новые зубы выглядят почти так же, как старые, — просто удивительно, какие чудеса творит сегодня восстановительная хирургия, а? Но все же его внешний вид чуточку изменится. Будет меньше Тома Селлека и больше... Карла Мальдена. А это совсем неплохо для старшего офицера, верно? Такой подпорченный вид, который предполагает мудрость и опыт.

— Он уже приступил к исполнению обязанностей?

— Не-е-т. Видимо, у нашего Кении уровень стресса все еще довольно высок, уж он-то не откажется от длительного отдыха для восстановления сил. Но потом он вернется, обязательно. Его отфутболят наверх, где он сможет портачить на более высоком уровне и приносить вред систематически.

— Но он — зять заместителя начальника полиции, Майло. Это просто везенье, что тебя вообще оставили на службе.

Он отстранил пакет с молоком и пристально посмотрел на меня.

— Думаешь, если бы они могли выпереть меня, то не сделали бы этого? Они знают, что счет не в их пользу, поэтому-то и ищут подходы.

Он шлепнул своей большой рукой по столу.

— Этот гад использовал меня в качестве наживки, черт бы его побрал. Адвокат, с которым Рик заставил меня поговорить, сказал, что у меня есть основания возбудить крупный гражданский иск, что я мог бы отдать материальчик газетам и месяцами поддерживать к нему интерес. Такое пришлось бы ему по вкусу, этому сутяге. Он на этом деле сорвал бы немалый куш. Рик тоже хотел, чтобы я так поступил. Из принципа. Но я отказался, потому что дело совсем не в том, чтобы дать возможность шайке крючкотворов лет десять препираться из-за юридических тонкостей. Здесь все надо было решать один на один. Телевидение было для меня дополнительной гарантией — пара миллионов свидетелей, чтобы никто не мог сказать, что все было не так, а иначе. Вот почему я стукнул его после того, как он сказал, какой я великий герой, и объявил мне благодарность. Так что никто теперь не может сказать «зелен виноград». Управление у меня в долгу, Алекс. Они должны быть мне благодарны за то, что я всего-навсего подпортил ему рожу. И если у Фриска котелок варит, то он тоже будет мне благодарен — постарается не попадаться мне на глаза. Никогда. И в гробу я видал его семейные связи. Ему еще повезло, что я не выдрал у него внутренности и не запустил ими в телекамеру.

Его глаза прояснились, а лицо покраснело. Со свесившимися на лоб волосами и толстыми губами, он смахивал на рассерженную гориллу.

Я зааплодировал.

Он немного привстал, уставился на меня и вдруг засмеялся.

— Да, нет ничего лучше дозы адреналина, чтобы день показался прекрасным. Так ты действительно не хочешь сыграть в гольф?

— Извини. Мне правда надо закончить работу над докладом, а в полдень у меня пациент. И, честно говоря, гонять мячи по зеленой лужайке не соответствует моим представлениям об отдыхе, Майло.

— Знаю, знаю, — подхватил он. — Не улучшает кислородный обмен. Держу пари, что уж твои-то триглицериды — просто конфетка.

Я пожал плечами. Кофе был готов. Я налил две чашки и одну дал ему.

— Ну, — сказал я, — а что ты еще делаешь, как проводишь время?

Он сделал широкий жест рукой и заговорил с нарочитым ирландским провинциальным акцентом:

— О, просто великолепно, парень. Вышивка, папье-маше, выпиливание, вязание крючком. Маленькие шхунки и яхточки из палочек от мороженого, всякие безделушки — там целый чудесный мир ремесел, который только и ждет, чтобы ты начал его исследовать. — Он отпил кофе. — Дерьмово. Хуже, чем канцелярская работа. Сначала я думал заняться садоводством — побыть немного на солнышке, подвигаться — назад к земле, к своим корням, да славится Ирландия.

— Собирался выращивать картошку?

Он хмыкнул.

— Собирался выращивать все, что смогу и что сможет у меня расти. Да вот загвоздка: в прошлом году Рик приволок этого дизайнера ландшафтов и переделал весь участок под все эти юго-западные хреновины — кактусы, суккуленты, грунтовое покрытие низкой влагоемкости. Чтобы сократить потребление воды, жить экологически разумно. Так и не удалось мне стать фермером. Ну ладно, черт с ним, думал повозиться в доме — починить все, что требует починки. Раньше я был рукастый — когда получал азы строительства в колледже, научился всем специальностям. А когда жил один, то все абсолютно делал сам — чинил водопроводные трубы, электропроводку и что там еще было нужно. Домовладелец обожал меня. Но с этим планом тоже получилась загвоздка — чинить оказалось нечего. Я слишком мало бывал дома, чтобы врубиться, и, попилив меня с год или около того, Рик в конце концов позаботился обо всем сам. Нашел мастера на все руки — парень с Фиджи, его бывший пациент. Тот порезался мотопилой, чуть не остался без нескольких пальцев. Рик зашил его, спас ему пальцы и тем заслужил вечную благодарность. Парень работает у нас почти за так, приходит в любое время дня и ночи. Так что, пока он осторожен с пилой, мои услуги не требуются. Вот такие дела. Что же остается? Ходить за покупками? Готовить? Рик мотается между травмпунктом и Независимой клиникой, дома никогда не ест, так что я хватаю, что под руку попадет, и напихиваюсь. Иногда хожу в городской тир в Калвер-Сити и стреляю. Дважды переслушал свою коллекцию пластинок и прочитал больше плохих книг, чем хотелось бы думать.