Сказки. Том 3 - Эльдар Ахадов

Молодой беглый красавчик и его родители вернулись к падишаху и попросили прощения. Падишах посмотрел на дочь и понял, что их надо простить. И он простил. А потом родители красавчика опять поселились в падишахском дворце. Сам красавчик с женой тут же вернулся в соседний город и снова начал жить припеваючи.

А наутро следующего дня все вдруг обнаружили, что падишах с женой ушли из страны. Да, они ушли далеко–далеко и поселились в бедной хижине на краю моря. И жили долго–долго, доверяя сердца только солнцу, ветру и синему–синему морю. И каждый день ждали от дочери писем. Но их так и не было. Ни разу…

ЖИЛА-БЫЛА НОЧЬ…

Жила–была ночь на вершине горы. Как она там оказалась, зачем пришла — ничего не помнит. Да, и там ли она?

Наступило утро, решило её искать, ищет–ищет — ничего не находит. Настал день, по всем ущельям прошёлся, за всеми хребтами прощупал — нет её нигде. Вечер за вершину горы уцепился — теплый, сонный, дремучий, как зажмурится, как заулыбается: «А ночь–то скоро!»

Летит с кормёжки дневной воронья станица. Крылышки приустали, клювики приоткрылись — брык–брык по гнёздам: айда, спать ложиться на самой горе. Вот тут–то ночь и объявилась. Ах, ты, матушки мои, да что ж такое творится?

И давай ноченька ворон с места сгонять. Кыш, кыш, горластые! Самой прилечь негде, так тут вы ещё понаехали, поналетели откуда ни попадя!

Расшумелись вороны. Возмущаются. Не хотят места ноченьке уступать. Так бы и шумели до сей поры, если б их туманом не накрыло. Угомонились.

А ночь–то всё не спит. Всё ходит кругами по–над горой, к самому небу поднимается: то звёздочек коснуться надо, то ветерком умыться, а то к малым деткам спускается, сказки им почитать.

Слушают ребятишки сказки ночные, сонные, слушают да засыпают, на ночь–то глядя. А как проснутся они поутру, как откроют глазки свои, оглядятся: а ноченьки опять и следа не видно. Вот ведь горюшко какое. Куда ушла–то?

И так до самого вечера никому–никому её не сыскать. Пока снова все ворон считать не начнут, а после — новые сказки слушать.

ЦАРЬ БУЛТЫХ

Жил–был настоящий виконт. Не граф, не маркиз, а вот именно виконт по имени Выбражуль. И фамилия у него была Выбражулиус. И сын у него был Выбражулий. И жена у него была Выбражуля. Так к ней все и обращались: «О, несравненная Выбражуля!».

И были они все такими воображалами, что прямо стыдно смотреть. А куда деваться? Нужно же и им помогать жить помаленьку. Сами–то они ничегошеньки не умеют да и не хотят уметь. Не их это виконтское дело.

Выбражуль считал себя самым лучшим на свете. Вообще самым лучшим: во всех смыслах этого слова. Конечно, никто с этим в семье согласен не был, но терпели. Только хихикали иногда в сторонке где–нибудь.

И вот, однажды, Выбражулиусы собрались на прогулку. Сами они погулять не умели, вышли во двор и стоят возле подъезда, дожидаются, когда их кто–нибудь погуляет. Тут и дождик начался как раз. Выбежал мужичок соседский на крыльцо. Глянул на часы наручные… Не, некогда гулять! Дела.

Шла девочка с мамой и братиком в коляске. «Девочка! А, девочка! Пойдешь с нами гулять?! Мы тебе расскажем: какие мы хорошие». Девочка посмотрела, вздохнула и пошла с мамой за ручку дальше.

Несравненная Выбражуля фыркнула и приказала вернуть себя в дом, потому что нечего тут виконтессами разбрасываться перед всякими.

«Вот и иди», — буркнул в ответ Выбражуль и отвернулся.

«Сама? На десятый этаж?!» — ужаснулась Выбражуля и решила упасть в обморок. А падать–то некуда: лужи кругом, асфальт, как обычно, совсем неровный. Вот она и не упала.

«А где у нас зонтики?» захныкал маленький Выбражулий, «Мы же насмерть промокнем! Ох, горе–то горе!»

«Замолчи сейчас же! Ты позоришь весь род!» — гордо произнёс отец и тут же на всякий случай натянул себе шляпу по самые уши.

Вреднючий наследник в отместку завопил во всё горло: «Ох, горе–то горе!!!»

Все зажмурились. И тут прямо в лужу с неба упало что–то большое.

«Что это? Что это?» — из последних сил простонала виконтесса.

«Я — царь Бултых! Кто тут орал? Ну–ка подать сюда главного орундия!» — прозвучало из лужи. Наследник сразу как–то сник и притих.

«Ну–ка быстро поднять всем правую ногу! Шаг вперёд! Раз–два!» — зазвучало из лужи. Все выполнили приказ. «А теперь ещё раз! И ещё! И ещё!»…

Через минуту перепуганные виконты, то и дело озираясь по сторонам, дружно шагали по дворовым лужам. «Бултых! Бултых 1 Бултых!» — звучало у них под ногами.

Уже и дождик кончился. И солнышко засияло от смеха. А виконты всё прогуливались по кругу. И им почему–то не было грустно. А наоборот. Очень даже весело. И никто больше в том дворе не воображал. Даже виконты Выбражулиусы.

Они сняли обувь и просто бегали по лужам, восторженно крича: «Да здравствует царь Бултых!»

А как же! Конечно, да здравствует! Ведь это же так здорово — бегать по лужам и слышать отовсюду: «Бултых! Бултых! Бултых!». Да! Да! Да!!! Как же это здорово: не быть никакими виконтами, никакими выбражулиусами, никакими наследниками, а просто быть детьми!

СКАЗКА И ДОЖДИК

Жила–была совершенно сумасшедшая сказка. Никто её не слушал. Так про неё говорили другие — злые, противные сказки–дразнилки, которые очень любили прятаться за дерево и оттуда кого–нибудь пугать по ночам.

Вот соберутся они посреди тёмного леса на лунной поляне и начинают друг перед дружкой хвастаться: кто кого напугал да сколько раз, как дети плакали от страха, и как им, сказкам, очень уж весело было.

А вот сумасшедшая сказка с ними в лес не ходила и малых деток не пугала. Она сама по себе в городе жила. И хотя народу в городе много, друзей у неё не было совсем. Одинокая она была, вот что я вам скажу. Оттого и заговаривалась часто. Начнёт–начнёт себя рассказывать — бодро так, хорошо, только не долго, плутать начинает: с чего начала — чем всё кончилось — ничегошеньки под конец не помнит.

Водили сказку к врачу. Он добрый, старенький: пилюли ей прописал. А ей — что пилюли, что непилюли: толку никакого. Бабку–знахарку привели. Целительницу. Целила она её, целила, нашептывала, тряпочки к ногам привязывала, на воду дула, по кофейной гуще гадала, заболела в конце–концов. Саму к добренькому врачу отвели. Ей он тоже пилюли прописал. И тоже не помогло, ну, хоть внимание уделили.

Сказка сидит себе дома: тоска, никого, один чайник на кухне, и тот прохудился, шепелявит. Повздыхала сказка, погорюнилась, собрала вещички в узелок и пошла куда глаза глядят. Шла она, шла, притомилась, пока из города выходила, стоит у дорожной обочины и плачет. Мимо дождик пробегал:

— Почто, сказочка, плачешь? Почто слёзы горькие льёшь?

— Не нужна я никому, милый дождичек, вот и плачу. Подружки мои смеются надо мной, сумасшедшей называют, а детки не слушают, только на роликах катаются да жвачки жуют. Что мне теперь делать? Куда податься?

— А побежали вместе! Давай скорей солнышко догонять! Смотри, как оно небу радуется, из конца в конец каждый день бегает.

— Эх, дождик–дождик! Устали мои ножки. Совсем идти не хотят…

— А ты мне на руки прыгай! Ты лёгкая! Я тебя сам враз до солнышка донесу!

Зажмурилась сказка и прыгнула дождику на руки. А тот и рад–радешенек! Подхватил её бережно и понёс–полетел на невидимых крыльях ветра. Летят они с дождиком по небу, ветерок их обдувает, вот слезки у сказочки и повысохли. А там она уже и улыбаться начала. Так они в ту пору солнышка и не догнали, в облаках заблудились, в туманах вечерних запутались.

Но ничего. Всю ночь речка на камушках возле них журчала, сказкины слова слушала, удивлялась. Потом сама начала про себя рассказывать: где была, что видела, мимо каких берегов текла. Так ночь и скоротали. А поутру дождик сказку опять на руки взял и полетел с ней вслед за солнышком.

Сколько они цветов перевидели, сквозь сколько радуг их путь пролёг! Перестала сказка заговариваться, глаза у неё стали синие–синие, счастливые. Вот ведь что бывает, когда рядом — настоящий друг!

ПРО ЁЖИКОВ

С неба падали бублики. Свежие, даже горячие попадались. Так вкусно, м–м–м… Такие вот дожди тут у нас по осени.

А потом колбаса просвистела, как снаряд. Варено–копченая. Запашистая. Жаль, что мимо. Жаль, что одна. В нас, ежиков, не попала. А то бы м–м–м… А так: спинками отвернулись, съёжились, грустно, одни носы из колючек торчат. Кто–то сказал, что ёжики колбасой не питаются? Ну да, ну да… Только у ваших и хвостов разноцветных нет, и крылышек прозрачных не по шесть штук.

Дождь кончился. Началась зима. Сразу налетел снег — сладкий, сливочный. Начали ёжики прятаться кто куда. Не любят они сладким крылья марать. А всё равно ведь замарались. Вовсе приуныли. Зима — дело долгое.