Последний довод - Сергей Самаров

– Со мной пойдешь? – спросил я Волоколамова-старшего. Как-никак мы в детстве втроем дружили. Хотя мне не очень хотелось, чтобы Василий пошел. Так разговор может затянуться надолго, а время у нас ограничено.

Старший сержант остался вместе с отцом в машине. Я вышел, разглядывая седовласого друга детства. Хотя Харис и был на три года меня старше, он еще находился в расцвете сил, а седая голова – это не признак возраста, а скорее национальный признак, татары рано и быстро седеют. Но в целом он не сильно изменился, такой же худощавый и жилистый, глаза смотрят дерзко, но при этом выражают спокойствие и уверенность в себе. Калитка в воротах имела небольшой порог. Я прошел за калитку, и мы с Харисом обнялись.

– Проходи, сядем на веранде. Я рад тебя увидеть.

– Я тоже рад с тобой встретиться.

– Мне Амирхан позвонил, – сообщил Харис. – Предупредил, чтобы я тебя долго не задерживал. Ты начал формировать свой отряд. Значит, ты вступил в войну с новой украинской властью? Я правильно тебя понял?

– Я вступаю в войну с людьми, которые силой захватили власть в Киеве и пытаются уничтожить всех, кто не желает жить «под ними».

– Желание благое и справедливое. У меня только есть к тебе вопрос. Очень важный вопрос.

– Слушаю.

Мы поднялись на крыльцо и сели за столик на веранде. На подносе стоял горячий чайник, в разных пиалах лежали конфеты и печенья. Чашки уже были расставлены. Прежде чем задать свой важный вопрос, Харис налил мне чай, потом налил себе и сел.

– Слушаю, – повторил я, поднимая чашку.

– В данном случае ты представляешь собой Россию, Российскую армию или действуешь сам по себе? – ровным тоном, словно спрашивая о пустяке, проговорил Харис. Но я хорошо помнил, что еще с детства он самые сложные вопросы задавал ровным тоном.

Сам вопрос никак не показывал отношения спрашивающего к вариантам ответа. Скажи я, что представляю Россию, Харис может и возмутиться, как гражданин Украины, а может и поддержать или же задать мне вопрос – стоит ли жизни односельчан подвергать ненужной опасности, если поддержки России нет.

– Между нами не должно быть хитрости, – ответил я. – Поэтому скажу так. Я действую самостоятельно. Но докладываю своему бывшему командованию положение вещей.

– Мудрый ответ. Я бы даже сказал, что мудреный. Сказал много, но ничего не сообщил. Сложно с военной разведкой общаться, сложно. Тогда еще один вопрос. Ты сам в Крыму во время референдума был?

– Я в это время как раз оформлял документы для выхода на пенсию. Но общался с людьми, которые там были. Из состава нашего спецназа. Тех, кого прозвали «вежливыми людьми».

– И как ты сам считаешь – это честно?

– Что – честно? Я не понял твоего вопроса.

– Честно проводить голосование под стволами автоматов?

– Ты наслушался украинских пропагандистов, – недобро хмыкнул я.

– И их я слушал. И крымских татар слушал. Они были против. А голосование показало, что они – за Россию.

– А с какими татарами ты на эту тему разговаривал? С теми, которые в Киеве сидят? Которых в Крым не пускают? Сами же крымские татары не желают их в Крыму видеть…

– Да, я разговаривал с татарами из Киева. У меня есть знакомые, которые входили в меджлис. Сейчас меджлиса уже официально нет. В Крыму нет. Татар лишили права устанавливать в своей среде свои национальные порядки.

– А вот мне говорили наши офицеры, которым не было причины меня обманывать, что большинство крымских татар голосовали за Россию. Но это сложный вопрос. Ты, я думаю, мог бы и со своими родственниками поговорить. У тебя же в Крыму много родственников.

– Я звонил. И мнения, чувствую, разные. Просто по телефону никто честно говорить не хочет. Боятся навлечь беду на свой дом.

– А я могу передать тебе слова своих товарищей, таких же, как я, офицеров, которые там были. Российский спецназ присутствовал не на самих участках для голосования, а рядом с ними. В Крым тоже рвались фашисты. Точно такие же оголтелые, как к нам приехали…

– Это вообще какие-то отморозки. Мне Амирхан рассказывал. Сам я их только издали видел.

– Это не какие-то особые. Это обычные. И такие же рвались в Крым, чтобы контролировать участки. Чтобы заставить людей голосовать так, как им хочется. Их туда не пустили «вежливые люди» и сами крымчане, которые создали ополчение. Просто перекрыли границу и не пустили. Даже на вокзале готовились встретить полный поезд этих, как ты их назвал, отморозков. Заняли перрон и встали, вооруженные кто чем смог. Но тех фашистов предупредили, и они вышли из поезда, не доехав до Крыма. И самолет с ними в Симферополь не пустили. Люди вышли на взлетную полосу и не позволили совершить посадку. Простые люди, жители Крыма, в том числе и татары. Без оружия вышли. Не побоялись.

Харис слегка смутился под моей напористой речью.

– Это сложный вопрос, который мы с тобой разрешить не можем. Чтобы его разрешить, надо в Крым ехать и там с людьми разговаривать. Я уверен, мнения будут разные, но впечатление все же сложится. А чего ты со своим отрядом желаешь здесь добиться? Присоединения наших областей к России?

– Ты опять повторяешь слова киевских пропагандистов, которые говорят только то, что им нашепчут из-за океана. Сейчас власть в Киеве принадлежит тем, для кого американцы ближе, чем русские. Не они жгли шины на майдане, только посылали туда людей. Те, кто вышел на майдан, хотели новой жизни. Но не по американской подсказке. Они себе хотели лучшего, а в итоге власть захватили другие. Не самые достойные. Другие, которым нужно напряжение между Украиной и Россией. Нужно, потому что им так их хозяева говорят. Не Украине это напряжение нужно, а американцам. Кто платит, тот и музыку заказывает. А что касается отряда, который я создаю, я тебе так скажу. Из Киева в Донецк поехали киевские менты и «Правый сектор». В Донецке их встретили с оружием в руках. По дороге к Донецку они много сел прошли и везде грабили. Рядом с нами, в Гавриловке, люди охотничьи ружья готовят. Тоже хотят их на обратном пути встретить, чтобы к себе в село больше не пустить. Я ставлю своему отряду задачу защитить ближайшие села и не пустить фашистов в наши дома. Тебе не нравится моя затея?

– Ты хорошее дело задумал… – только и ответил мне Харис. – А где оружие найдешь? Двустволки против автоматов малого стоят.

– Добуду. Но это мои проблемы. Сейчас вот и поеду добывать. Надеюсь, получится.

Харис резко перевел разговор на другую тему, ничего не сказав мне по самому острому на данный момент вопросу – с кем будет он сам, кого он поддерживает? Сказано было только то, что я хорошее дело задумал. Но это было ясно и без него. Защищать свой дом, своих близких, своих соседей – это дело не может быть плохим. Так я понимал. Однако меня интересовал вопрос, кто пойдет за мной. С малой группой защитить всех мы не сможем.

– Мать похоронил? – Харис, оказывается, уже знал, что с мамой случилось.

– Похоронил.

– Прими соболезнования. Как твой отец себя чувствует? Если по-прежнему не шевелится и не говорит, я могу жену послать за ним поухаживать. Она у меня медсестра, умеет это. Чтобы ты спокойно своими делами занимался.

– Буду очень тебе благодарен. Дом открыт…

Мы вернулись в здание школы, ставшее нашим штабом, чтобы приклеить на рукава эмблемы «Правого сектора». Харис Шихран догнал меня с бутылкой клея, про который я забыл, слегка разволновавшись от встречи с другом детства.

Милицейский «уазик» стоял на прежнем месте, словно привык к нему. Значит, Амирхан с Валерой вернулись. Мы вошли в классную комнату. Но моем столе, на том самом, что я себе выбрал, хотя и не имел склонности к учительству, лежало семь отпоротых с чужих курток эмблем и целая кучка долларов, в пачках и россыпью. Амирхан внял моим словам о том, что продукты для кормления бойцов нужно будет покупать у местного населения, и принес деньги, что остались у убитых бандитов. Все справедливо. Бандитские деньги должны пойти на защиту от самих бандитов. Я, не считая, демонстративно равнодушно сгреб «баксы» в пластиковый пакет, который достал из ящика стола. Туда же, где уже лежали бандитские трубки и документы. Конечно, деньги лучше держать в сейфе, хотя бы для того, чтобы не вводить в соблазн того, кто имеет к этому склонность, но сейфа у меня не имелось, и потому я сунул пакет в тот же ящик и принялся рассматривать эмблемы. Сами эмблемы, нельзя было не признать, выглядели красиво. На красно-черном картуше стилизованное изображение атакующего сокола, которое иногда зовут «украинским трезубцем», а поверху трезубца, составляя его средний зуб или просто прикрывая этот зуб поверху, обоюдоострый меч. Насколько я помнил, фашисты носили эмблему или на рукаве в районе плеча, или на клапане нагрудного кармана, если таковой был на их «разгрузках». На моей «разгрузке» такой клапан был. Туда я и прилепил свою эмблему, толстым слоем смазав ее монтажным клеем. А пока клей подсыхал, снова вытащил пластиковый пакет из стола, поковырявшись там, нашел документы коротышки Олександра и положил их себе в карман. Как-никак это документы одного из командиров отрядов «Правого сектора». Я не знал еще, как их можно будет использовать, но решил взять их с собой. Они тоже могут стать оружием…