Чикатило. Зверь в клетке - Сергей Юрьевич Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты не ответил на вопрос, – нахмурилась Овсянникова.
Витвицкий снял очки, протер платком стекла.
– Нечего отвечать. Там Липягин еще был… В общем, они считают, что выделять два батайских убийства в новое дело нет никакого резона. Мол, я ошибаюсь «из-за недостатка оперативного опыта».
– Ясно… – разочарованно протянула Овсянникова. – Вот ведь гады! «Недостаток опыта…» Надо же…
Витвицкий водрузил очки обратно на нос.
– Плетью обуха не перешибешь. Ладно, пойдем. Кстати, а что ты предложила?
– Да ничего особенного, так, пустяки… Потом расскажу.
* * *Фильм «Мэри Поппинс, до свидания!» был любим в народе не столько из-за сексапильной Андрейченко, сколько из-за песен, которые распевала вся страна. И «Тридцать три коровы», и «Жил да был брадобрей…», и «Детство наше давно прошло» мгновенно стали шлягерами.
Чикатило с интересом смотрел на экран телевизора, где танцевала и пела английская няня и ее подопечные. А вот Фаина восторгов в отношении Мэри Поппинс не разделяла.
– Какие-то фильмы стали снимать… легкомысленные. Все они вертятся, крутятся, поют все время… В стране людей убивают что ни день, а они поют!
– А надо, чтобы плакали, что ли? – резче, чем обычно, бросил Чикатило.
– Да при чем тут… Я просто вот как подумаю, что Людочка наша сейчас где-то… А вдруг к ней пристанут или в машину посадят и повезут?
– Глупости ты думаешь, Фенечка, – нахмурился Чикатило. – Почему ее в машину должны сажать? При чем тут вообще машина какая-то?
– Так этот… убийца из лесополосы который, он, говорят, на машине стал разъезжать. Увидит красивую женщину на дороге – останавливается, хватает и увозит. Насилует и убивает. Два случая уже было.
Чикатило несколько секунд сидел молча, а потом вдруг буквально взорвался:
– Дрянь ты несешь! Дрянь и ерунду! Нет никакой машины! Ерунда и бред собачий!
Чикатило вскочил, включил свет и замер перед женой, весь всклокоченный, злой. Фаина смотрела на него с удивлением и страхом.
– Ты зачем кричишь?
– Потому что это бред! Бабьи сплетни! И ты дура, что их повторяешь!
Фаина не выдержала:
– Я – дура?! А ты… Псих ненормальный! Разорался он тут… Телевизор нельзя дома спокойно посмотреть!
Фаина встала, пошла к двери.
– Все, я спать! А ты иди водички попей, может, успокоишься.
Хлопнув дверью, Фаина вышла. Чикатило проводил ее тяжелым взглядом и рухнул в кресло.
Спустя несколько часов, когда об этой внезапной вспышке было забыто и супруги легли спать, Чикатило проснулся от навязчивых мыслей и желаний.
Он встал, прошел на темную кухню, освещенную из окна уличными фонарями, налил воды, жадно выпил. Взгляд его, шаривший по кухне, упал на ящик стола. Чикатило бесшумно выдвинул ящик, достал нож, покрутил. В свете фонарей лезвие роняло тусклые блики.
Чикатило медленно поворачивал нож в руке, завороженно разглядывая его, словно пытаясь увидеть свое отражение в нержавеющей стали.
* * *Витвицкий сидел в кресле, напротив телевизора, читал газету «Правда». Передавали выступление Горбачева. Звук был отключен, и генеральный секретарь только открывал рот и делал характерные жесты руками, которые так любили пародировать сатирики.
Часть комнаты была отгорожена шкафом, там переодевалась Овсянникова. Ее вещи висели на открытой дверце, она то и дело брала что-то, примеряла, вешала обратно на дверцу.
– Ира, тут пишут, что под основание реактора в Чернобыле заложена бетонная подушка и утечка радиации в грунтовые воды полностью исключена, – оторвавшись от газеты, сказал Витвицкий. – Могут же, когда захотят.
– Правду мы все равно никогда не узнаем, – откликнулась Овсянникова.
– Зря ты так, – не согласился Витвицкий. – Сейчас начали писать и говорить обо всем – гласность!
Горбачев на экране беззвучно разводил руками, что-то говорил, улыбался.
– А мне кажется, что «гласность» эту специально придумали, чтобы люди пар могли выпускать, – сказала Овсянникова.
– Что-то ты сегодня какая-то пессимистичная… – Витвицкий сложил газету. – А куда ты вообще наряжаешься?
Овсянникова выпорхнула из-за дверцы шкафа. На ней была очень короткая мини-юбка, чулочки в черную сеточку, модная блузка с рукавами летучая мышь, на руках пластмассовые браслетики, в ушах яркие клипсы, прическа взбита а-ля «взрыв на макаронной фабрике», на лице – очень вызывающий яркий макияж.
Ирина напевала модную песенку Алисы Мон:
Подорожник-трава, на душе тревога. Может, вовсе у нас не было любви. От тебя до меня – долгая дорога. От меня до тебя – только позови.Она начала пританцовывать перед Витвицким, виляя бедрами и крутя задницей.
Виталий молчал, ошарашенный таким видом и поведением.
– Ну как я вам, товарищ капитан? – игриво спросила Овсянникова.
– Ты… – Витвицкий даже задохнулся от возмущения. – Ты похожа на… падшую женщину!
– В точку! – рассмеялась Овсянникова. – Я вызываю желание, а?
Витвицкий нахмурился: он наконец все понял. Ирина развязно подмигнула:
– Ты бы остановился на трассе, увидев такую мамзель?
– Именно это ты предложила Брагину? Ловить убийц на живца?
Овсянникова, продолжая пританцовывать, кружилась вокруг Витвицкого, касаясь его бедрами, плечами, грудью.
– Да-а, именно, именно-о-о…
– И живец – это ты?
– Конечно-о-о… Ну не ты же! – Овсянникова изобразила какое-то совсем уж немыслимое в приличном обществе па, что-то из стриптиза. – Видишь, какой хорошенький живец…
– Ира, это опасно! – Повысил голос Витвицкий. – И потом – вот сядешь ты в машину, а дальше? Что ты будешь делать?
Овсянникова отступила на пару шагов, напевая:
– А дальше, дальше, дальше…
Она вдруг резким движением схватила со стола пистолет, навела на экран телевизора, где показывали аплодирующих Горбачеву людей.
– А дальше – пиф-паф. И ой-ё-ё-ё-й! – Ирина рассмеялась.
Витвицкий подошел к ней, обнял, поцеловал.
– Ира, я тебя очень люблю, – тихо сказал он. – И если с тобой что-то случится…
Овсянникова отстранилась, кинула пистолет на диван.
– Да ничего со мной не
