Военные контрразведчики - Александр Юльевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И как же следовало поступать военным контрразведчикам, ознакомившимся с таким письмом? Разобраться, кто «распропагандировал» солдата? Уж слишком глобально сказано о «гибели России». Потом, если выяснится, что это противник, — принимать соответствующие меры. А если же какие-то доморощенные агитаторы его так настроили — то извиниться за беспокойство? Да уж, «Pereat mundus» в российском изложении!
А кругом всё действительно рушилось: государство, армия и даже само общество. Строительство «демократического государства» и продолжение «доставшейся в наследство» от старого режима войны оказались делами «несовместными», как гений и злодейство. Несмотря на заверения и патриотические призывы, Временное правительство и Советы всех уровней своей политикой объективно способствовали развалу страны и армии, успеху большевиков, основным интересом для которых являлся захват власти.
Понятно, что в этих условиях военная контрразведка не могла долго оставаться в стороне от борющихся за власть сил, то есть «вне политики». Как это заведено, раньше всех активность стали проявлять в столице (впрочем, Петроград реально являлся средоточием всех страстей и основных событий).
Уже в апреле руководитель контрразведки Петроградского военного округа подполковник Генштаба Б. Н. Никитин, «назначенец» марта 1917 года, по собственной своей инициативе стал засылать агентуру во дворец Кшесинской, где размещался ЦК РКП(б), установил наружное наблюдение за наиболее видными большевиками и перлюстрацию их заграничной переписки. Кстати, главнокомандующий войсками Петроградского военного округа генерал Л. Г. Корнилов, к которому изначально обратился Никитин за разрешением на открытое преследование большевиков силами контрразведки, на то своего согласия не дал. Опытный военный разведчик, отважный боевой командир медлил и раздумывал, а когда наконец он попытался взять инициативу в свои руки, оказалось поздно…
Кстати, хотя о Никитине вспоминают лишь вскользь и в отрицательном плане, личность эта заслуживает большего внимания. Вот как писал о нем президент Общества изучения истории отечественных спецслужб А. А. Зданович:
«Выпускник Военной академии Генерального штаба, подполковник имел собственное мнение по многим вопросам, фронтовой опыт, а главное, принимал очень близко к сердцу опасность разложения армии революционными партиями. Вероятно, поэтому он довольно быстро привнес политику в контрразведку, всех противников войны до победного конца зачислил в германские шпионы или их пособники. С такими взглядами Никитин начал воссоздавать разрушенный аппарат.
Всего за несколько недель он развернул некогда немногочисленное контрразведывательное отделение в целый департамент, набрал в штат более двадцати опытных юристов, по преимуществу судебных следователей, сто восемьдесят (!) секретных агентов и вскоре развил бурную деятельность»[46].
Действуя на свой страх и риск, подполковник Никитин начал «тайную войну» с большевиками. 1 июля в КРО Петроградского округа было проведено совещание, на котором решили отложить разработку 913 (!) находящихся в производстве дел и начать аресты большевиков по обвинению в государственной измене. В ночь на 5 июля отряд юнкеров, приведенный Никитиным, разгромил редакцию газеты «Правда», а 6 июля — типографию «Труд», где печатались большевистские издания. Был захвачен и дворец Кшесинской. «Дворец был взят без единого выстрела. Большевики бежали, оставив все свои документы»[47]. Изъятые во время погромов материалы были взяты в контрразведку.
Хотя историки с осуждением писали, что, мол, контрразведка взяла на себя «несвойственные ей» жандармские функции, но правомерен наивный вопрос: чем должен заниматься контрразведчик во время пожара? Дожидаться приезда пожарных или брать на себя «несвойственные функции»? Как и все люди в погонах, военные контрразведчики принесли присягу Временному правительству, а значит, должны были защищать это государство… Да, оно было паршивенькое и беспомощное — по словам А. А. Керсновского, «великой страной взялись управлять люди, до той поры не имевшие никакого понятия об устройстве государственного механизма; пассажиры взялись управлять паровозом по самоучителю». Но куда деваться в данной ситуации служивым людям?!
Когда же, в соответствии с решением Временного правительства, 7 июля был подписан ордер на арест В. И. Ленина и Г. Е. Зиновьева, Петроградское контрразведывательное отделение взяло на себя инициативу по их розыску и задержанию. На границу с Финляндией — единственный путь, которым могли уйти из России руководители большевистской партии, — Никитин направил 40 сотрудников контрразведки, а П. А. Кавторадзе, помощник начальника Центрального бюро, прибыл с сотней казаков для усиления охраны границы на станцию Белоостров.
«Офицер, отправлявшийся в Териоки[48] с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю ли я получить этого господина в цельном виде или в разобранном… — вспоминал главный начальник войск Петроградского округа генерал-майор П. А. Половцов. — Отвечаю с улыбкой, что арестованные очень часто делают попытки к побегу»[49].
Зря улыбался генерал! Хотя просчитано все было правильно, но «не служившим по политическому розыску» новым контрразведчикам не хватило оперативного мастерства: Ленин и Зиновьев не бросились за границу напрямую, а добрались до станции Разлив и поселились в легендарном шалаше на берегу небольшого озера, никем не тревожимые. Три недели спустя, когда на границе поутихло, «вождь мирового пролетариата» перебрался в Финляндию.
И все-таки активная работа контрразведки в сложной обстановке, сложившейся в Петрограде, обнадеживала военное руководство. 7 июля полковник Ю. Н. Плющевский-Плющик, исправляющий должность 2-го генерал-квартирмейстера штаба Верховного главнокомандующего, телеграфировал генерал-квартирмейстерам штабов фронтов, что контрразведке «пора проявить свою деятельность» и проверить связи с германской разведкой «наиболее активных и крайних агитаторов». «Все искусство контрразведывательных органов должно быть направлено к установлению черты, — писал он, — где кончается идея и где начинается подкуп и германские деньги».
Но, как было сказано, подавляющее большинство КРО «реально дееспособными» в то время не являлись. Скорее всего поэтому, а может, по причине собственных политических симпатий, неизбежных в то более чем политизированное время, или вообще из боязни «оказаться крайними», — большинство руководителей фронтовых и армейских отделений контрразведки потребовали дополнительных разъяснений и распоряжений. Очевидно, не желая «подставляться», начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал-лейтенант А. С. Лукомский дал письменное разъяснение, что требование Плющевского-Плющика «не имело целью включить политику в круг ведения контрразведывательной службы», но что «контрразведка не должна упускать из своего наблюдения такой род политики, который может нанести непоправимый вред государству». Попробуй проведи тут четкую грань! Послание генерал заканчивал словами: «Бездействие не только недопустимо, но и преступно». Однако действовать никто особенно не спешил — хотя бы и потому, что непонятно было, куда именно надо направить свои усилия. В России, как известно, наказывают не бездельников, а тех, кто работает и может ошибиться.
Наконец инициативу проявил начальник контрразведывательного отделения Северного фронта В. Чернышев, который 1 августа направил письма руководителям контрразведок
