Осколки чести - Лоис Буджолд

Казалось, он ушел в какие-то личные неприятные воспоминания.

Форкаллонер явно не одобрял такую сдержанность со стороны героя Комарры.

– Это же была великолепная победа, сэр. С очень небольшими потерями.

– Да. С нашей стороны.

Форкосиган допечатал свой доклад, подписал его и ввел требование о новом бланке.

– Но ведь так и планировалось, разве нет? – допытывался лейтенант.

– После Комарры осталось грязное политическое наследство. Я не хотел бы передать такое следующему поколению. Давайте прекратим этот разговор.

Он кончил заполнять последний бланк.

– Куда вы собираетесь вторгнуться? – настаивала Корделия.

– Почему я ничего об этом не слышал? – вторил Форкаллонер.

– Отвечаю по порядку: это секретная информация, на уровне главного командования, центрального комитета Двух Советов и императора. Это значит, что данный разговор не должен выйти за стены этой комнаты, Аристид.

Форкаллонер выразительно взглянул на Корделию:

– Она-то ведь не в главном командовании. И если уж на то пошло…

– И я тоже уже в него не вхожу, – признал Форкосиган. – Но я не сказал ничего, о чем бы она сама не могла догадаться, будучи нашей гостьей. Что же касается причин моей осведомленности, то мое мнение спрашивали… по нескольким вопросам. А когда я изложил его начальству, оно не понравилось. – И он довольно неприятно улыбнулся.

– Вас поэтому и выслали с планеты? – спросила Корделия, чувствуя, что начинает понимать, как делаются дела на Барраяре. – Похоже, лейтенант-коммандер Форкаллонер все-таки прав относительно этого патрулирования. А ваше мнение запросил… э-э… некий старый друг вашего отца?

– Да уж конечно не Совет Министров, – ответил Форкосиган и решительно переменил тему разговора. – Мои люди обращались с вами как подобает?

– Да, очень хорошо.

– Хирург клянется, что отпустит меня сегодня днем, если я все утро буду себя хорошо вести. Могу я попозже зайти к вам в каюту для небольшого разговора? Мне надо кое-что выяснить.

– Конечно, – откликнулась она, решив про себя, что его просьба звучит довольно тревожно.

Вошел недовольный врач.

– Вы должны отдыхать, сэр. – И он выразительно покосился на Корделию и Форкаллонера.

– А, ладно. Отошли это со следующим курьером, Аристид, – Форкосиган указал на экран, – вместе с речевыми записями и обвинительным заключением.

Доктор выпроводил их из палаты, а Форкосиган снова принялся печатать.

Остаток утра Корделия бродила по кораблю, исследуя его в границах дозволенного. «Генерал Форкрафт» оказался лабиринтом коридоров, отсеков, переходов и узких дверей. В конце концов до нее дошло, что все это рассчитано на оборону от ворвавшегося вражеского десанта. Сержант Ботари неспешно шагал следом, молча нависая над ее плечом, словно тень смерти. Когда же она поворачивала в какую-нибудь запретную дверь или коридор, он резко останавливался и произносил: «Нет, сударыня». Кроме того, оказалось, что ей запрещено дотрагиваться до чего бы то ни было – она выяснила это, когда небрежно провела рукой по пульту управления, заработав очередное «нет, сударыня» от Ботари. Корделия почувствовала себя двухлетним малышом, которого выпустили погулять по комнате.

Она все же сделала слабую попытку его разговорить:

– Вы давно служите у капитана Форкосигана?

– Да, сударыня.

Молчание.

– Он вам нравится?

– Нет, сударыня.

Молчание.

– Почему?

Уж на этот вопрос он не сможет ответить так односложно. Какое-то время ей казалось, что сержант не ответит вовсе, но после долгой паузы прозвучало:

– Он фор.

– Классовый конфликт? – предположила она.

– Я не люблю форов.

– Я не фор, – подсказала Корделия.

Он мрачно посмотрел сквозь нее.

– Вы – как фор, сударыня.

Беседа закончилась.

После полудня она удобно устроилась на койке и принялась изучать каталог компьютерной библиотеки. Выбрав видеоролик под названием «Города и население Барраяра», Корделия набрала его код.

Текст, как и следовало ожидать, оказался банальным, но зрелища, с бетанской точки зрения, были просто волшебными. Перед ней открывался дивный зеленый, залитый солнцем мир. Люди ходили по улицам без носовых фильтров, без регенераторов воздуха и даже без летней тепловой защиты. Климат и ландшафт планеты были удивительно разнообразны. Континенты омывались океанами – настоящими океанами, со штормами и приливами. Разве это сравнимо с плоскими солеными лужами, которые у нее дома принято называть озерами…

В дверь постучали.

– Войдите, – пригласила она. Появился Форкосиган; он приветствовал ее коротким кивком. «Странное время суток для парадной формы, – подумала Корделия, – но, видит Бог, выглядит он превосходно. Славно, очень славно». Сопровождавший капитана сержант Ботари остался снаружи, а Форкосиган обошел комнату, словно что-то искал. Наконец он снял посуду с подноса, на котором ей принесли ленч, и прислонил его к двери, чтобы удержать ее в приоткрытом положении. Корделия удивленно подняла брови.

– В этом действительно есть необходимость?

– Я так считаю. Если слухи будут распространяться с прежней быстротой, я наверняка очень скоро услышу какую-нибудь шуточку о привилегиях моего звания. Боюсь, что тогда мне придется осадить несчастного… э-э… шутника. И вообще у меня неприязнь к закрытым дверям. Никогда не знаешь, что происходит по другую сторону.

Корделия расхохоталась.

– Это напоминает старый анекдот о девушке, которая говорит: «Давай не будем, а всем скажем, что было».

Форкосиган поморщился, нехотя соглашаясь, и уселся на вращающееся кресло у встроенного в стену металлического секретера. Он откинулся на спинку, вытянув перед собой ноги, и лицо его стало серьезным. Корделия с полуулыбкой наблюдала за ним, склонив голову набок.

– Что вы смотрели?

– Барраярскую географию. Какая прекрасная планета! Вы когда-нибудь бывали у океанов?

– Когда я был маленьким, мать каждое лето возила меня в Бонсанклар. Это было нечто вроде аристократического курорта на побережье. Мой отец, как правило, отсутствовал: был в столице или в войсках. Праздник Середины Лета совпадал с днем рождения старого императора, и это отмечалось совершенно фантастическими фейерверками над океаном – по крайней мере тогда они казались мне фантастическими. Весь город выходил на набережные, и никто не был вооружен. В день рождения императора дуэли запрещены, и мне разрешали бродить где угодно. – Он уставился в пол. – Я не был там уже много лет. Мне хотелось бы когда-нибудь свозить вас туда на праздник Середины Лета – если представится такая возможность.

– С удовольствием. А когда вы собираетесь возвращаться на Барраяр?

– Боюсь, не скоро. Вам предстоит долгий плен. Но ведь вашему кораблю удалось скрыться, и когда мы вернемся, не будет смысла продолжать ваше интернирование.

Вас отпустят, вы сможете явиться в Бетанское посольство и улететь домой. Если пожелаете.

– Если пожелаю? – Корделия неуверенно рассмеялась и поудобнее устроилась на жесткой подушке. – А разве я могу не пожелать? – Он пристально всматривался в ее лицо. Вся его поза должна была свидетельствовать о полной непринужденности, но один из каблуков выстукивал по полу предательскую дробь.

– Я подумал… может быть, когда мы окажемся на Барраяре и вы будете свободны, вы захотите остаться.

– Чтобы съездить – куда вы сказали, в Бонсанклар и тому подобное? Не знаю, дадут ли мне отпуск, но… конечно, я люблю новые места. И мне хотелось бы посмотреть вашу планету.

– Не ради поездки. Навсегда. В качестве… в качестве леди Форкосиган. – Лицо его осветила грустная улыбка. – Я совсем запутался. Но могу поклясться, что больше никогда не буду считать бетанцев трусами. Право же, ваши обычаи требуют большей храбрости, чем самые самоубийственные соревнования наших юношей.

Она медленно выдохнула.

– Вы… не разыгрываете меня?

Интересно, откуда взялась фраза о сердце, которое от радости бывает готово выскочить из груди? Корделия вдруг остро ощутила свое тело – она уже всецело чувствовала его близость.

Он покачал головой:

– Я не хочу никакой игры – ни для вас, ни с вами. Вы заслуживаете лучшего. Конечно, я не блестящий вариант, вы это уже знаете. Но… по крайней мере я желал бы отдать вам все, что у меня есть. Дорогая коммандер Нейсмит, скажите – может быть, по бетанским понятиям, я заговорил слишком рано? Я много дней ждал подходящего случая, но он все не представлялся.

– Много дней! И сколько же вы думали об этом?

– Мне это впервые пришло в голову, когда я увидел вас в ущелье.

– Что? Когда я блевала там, в грязи?

Тут он ухмыльнулся:

– С удивительным самообладанием. К тому моменту, когда мы похоронили вашего офицера, я уже был уверен в своем выборе.

Она в замешательстве потерла подбородок:

– Вам кто-нибудь говорил, что вы ненормальный?