Белая сорока - Рудольф Лускач

Это помогло. Все стали осторожнее. Хельмиг стрелял отлично. У него было великолепное ружье, которое доставало любого длинноухого на расстоянии семидесяти и даже девяноста шагов. Он заслужил общую похвалу, и во время перерыва на обед его охотничье искусство стало главной темой разговора. Я поинтересовался, какими патронами стреляет Хельмиг.

— Самыми лучшими в Германии, — не без гордости ответил он и вынул несколько патронов из сумки, чтобы все могли их увидеть. На его ладони заблестели хорошо знакомые мне красные гильзы, окованные латунью с фирменным знаком «Роттвейл».

Я впился в них взглядом так, что даже око задрожало. Ведь именно такой патрон я нашел ночью в лесном сарае, именно таким патроном стрелял, по моим предположениям, старый учитель, хотя Богданов был и другого мнения — ведь стреляную гильзу я выгреб из снега. И патрон, и гильза сейчас лежали у меня в рюкзаке!

С огромным трудом сохранил спокойствие, руки у меня дрожали. Теперь я был совершенно уверен, что на сене в лесном сарае спал Хельмиг. Кто же был тогда с ним еще?

Я задумался так глубоко, что не заметил, как все вышли на тропу.

— О чем это вы задумались? — раздался рядом чей-то голос. Это был один из участников охоты, лесник Гаркавин.

— Размышляю об одной опасной вещи. О красных патронах «Роттвейл», — ответил я.

— Это точно — бьют, как гром!

— Вы правы, — сказал я, и в памяти снова отчетливо пронеслись красные патроны.

Гаркавин внимательно на меня посмотрел, словно понял больше, чем я сказал.

— И что вам, Рудольф Рудольфович, так дались эти патроны? Ведь вы также стреляете заграничными, я видел. Не сказал бы, что они хуже, скорее наоборот.

— У меня чехословацкие патроны. Возможно, они действительно лучше.

— Так о чем же вы задумались? — стоял на своем Гаркавин.

Я бросил на него быстрый взгляд; казалось, он о чем-то догадывается. Но кому какое дело до того, что я думаю о красных гильзах? Не удержавшись, сказал:

— А почему вы об этом спрашиваете?

— Да потому, что меня эти патроны тоже интересуют. Ведь два таких я недавно нашел в своем лесу.

Теперь настала моя очередь проявить любопытство:

— Где, где именно?

— В восемнадцатом квадрате, но вам это, Рудольф Рудольфович, ни о чем не говорит. Ведь вы не знаете наших лесов. Это юго-западнее отсюда. Там есть сарай, в котором мы храним сено…

От удивления я даже присвистнул.

— Знаю тот сарай, ведь я там спал…

— …и оставил этот патрон, — продолжил Гаркавин. Улыбаясь, он вынул из сумки патрон, на котором четко было написано; «Made in CSR»

— Черт возьми! — вырвалось у меня.

Выходит, и я там оставил о себе память. Наверно, патрон выпал из кармана, хотя я себя убеждал, что там ничего нет.

— Вот, вот, то же случилось и с доктором из Германии. Одного никак не могу взять в толк — как он там очутился? Место-то глухое, далекое, его только наши черти знают, — засмеялся Гаркавин и рассказал, что он ездил за сеном и нашел в сарае два патрона — один «Роттвейл», другой — чехословацкий.

— Стало быть, вы полагаете, что в сарае спал наш сегодняшний гость — доктор Хельмиг?

Гаркавин кивнул:

— А как иначе объяснить мою находку? Впрочем, может, там был другой иностранец…

— Да ведь я тоже иностранец, — возразил я. — Но сарай нашел, хоть случайно, но нашел. У кого, интересно, еще есть такие патроны? — Я вытащил свою находку — гильзу, найденную у охотничьей избы, там, где случилось несчастье с отцом лесничего.

Гаркавин вытаращил глаза:

— Откуда у вас это?

— Нашел у дома лесничего, — спокойно ответил я. — Как раз в тот день, когда отец Богданова стрелял в белую сороку. Вы знаете, что никто из иностранцев, кроме меня, на этом месте тогда не был, а у меня немецких патронов нет.

— Удивительно, — признался Гаркавин.

— Только на первый взгляд, — коротко сказал я.

— А потом…

— А потом из этого следует судебное дело, у которого могут быть серьезные последствия.

— Ну, вы уж лишку хватили, — засмеялся Гаркавин. — Откуда взяться делу там, где охотится немецкий химик или чешский инженер? Ведь каждый на это имеет право, только выполняй правила. — Он на минуту задумался, махнул рукой и лукаво сказал: — Стоит ли в самых простых вещах видеть бог знает что?

Неужели он все-таки о чем-то догадывается?

— Вы правы, на охоту имеет право ходить каждый, но только без дурных умыслов, — ответил я. Меня удивило, что он не придает никакого значения найденным патронам.

Вместо ответа Гаркавин метнул на меня вопросительный взгляд, словно пытаясь понять, о чем именно я думаю, и закинул ружье за плечо.

— Зря теряем время, — сказал он как бы про себя. — Все уже давно ушли. Айда?

Мы шли молча вдоль высокой стены старого ельника, на темном фоне которого отчетливо выделялись молодые веселые танцовщицы, превращенные волшебником в березы. Вскоре мы наткнулись на первого охотника — он знаком отправил нас дальше.

Гон начался, раздались три выстрела, Богданов кивал издалека. Когда мы подошли, он наметил нам места. Снова загремели выстрелы.

— Ваш доктор, видать, знает дело, — с уважением заметил Богданов. — Догадался, куда побегут зайцы, и первый предложил пойти с загонщиками. Везет ему…

Лесничий не договорил. Где-то рядом раздался душераздирающий крик. Так мог кричать при крайней опасности лишь человек.

На минуту у нас ноги словно в землю вмерзли, потом все бросились вперед. Каждый представлял в беде своего товарища — дорога каждая минута, вперед, иначе будет поздно!

Впереди бежал, прыгая на ходу, Гаркавин. За мной торопился Богданов. Курилов кричал своим могучим голосом:

— Держитесь, скорее на помощь!

Шервица нигде не было видно. Однако, когда мы прибежали на место, оказалось, что несмотря на раненую ногу, он уже там.

На узкой просеке в луже крови недвижно лежал человек. В первое мгновение я его не узнал, лишь приблизившись, понял: это доктор Хельмиг. Возле него суетился Шервиц, вместе с другими охотниками пытаясь расстегнуть ему пальто.

— Где медведь? — задыхаясь, грохнул еще на бегу Курилов.

Кто-то из присутствующих махнул рукою:

— Что плетешь? Какой медведь? Кто-то его застрелил…

Застрелил? Хельмига?

Казалось, он умирает. Расстегнув пальто и рубашку, мы увидели, что на груди зияет рана, из которой хлещет кровь. Две пули влетели в спину, одна вышла на правой стороне груди.

— Бинты? Есть у кого-нибудь бинты? — закричал Богданов. Кто-то достал из сумки и подал ему бинты.

— Жив? — спросил я.

Богданов слушал пульс, а Курилов приложил ухо к груди Хельмига. Сердце еще билось, но пульс был слабый. Затем охотники изготовили носилки и положили на них Хельмига, который по-прежнему был без сознания.

Богданов давал распоряжения на дорогу:

— Лошади ждут на перекрестке. Пусть Демидыч вместе с Гаркавиным как можно быстрее едут прямо в больницу. Слышите? Постарайтесь быть там не позже, чем через два с половиной часа. По пути загляните к фельдшеру, он поможет раненому и проводит вас…

Затем, собрав в кружок всех оставшихся участников охоты, Богданов заявил:

— Случилось несчастье, дай бог, не смертельное. Тяжело ранен наш гость — господин доктор Хельмиг… — Он умолк, внимательно оглядел всех присутствующих, откашлялся и продолжал: — Речь идет о возмутительной неосторожности, которую проявил кто-то из нас. Жду, что вы все и тот, кто виновен, признаются…

Наступила такая тишина, что было слышно далекое щебетанье синиц и шелест ветвей, на которых прыгала белка. Прошло несколько напряженных минут, но никто не шевельнулся и, казалось, даже не дышал.

— Никто? — хмуро спросил Богданов. — А кто шел рядом с Хельмигом?

— Я, — сказал мужчина с седоватой головой.

— А я шел слева, — откликнулся высокий молодой охотник.

— Как же так, — спросил Богданов, — вы шли рядом с Хельмигом и ничего не знаете?

— Знаем, почему это не знаем, — обиженно протянул старший. — Идем это мы, значит, неподалеку от немца. Он то отстанет, то вперед вырвется, ломал, значит, нам линию. И вдруг слышим: бац-бац, два выстрела. Повернулись, значит, и видим: лежит немец, дергается. Ну, бросились, значит, к нему.

— Откуда раздались выстрелы? — прервал Богданов.

— Откуда? Ну, этого не знаю.

— Спереди?

— Да как же, значит, спереди? Ведь попали-то ему в спину!

— Следовательно, кто-то был за вами. Тот, кто стрелял в доктора, — настаивал Богданов.

— Так-то оно так, но наших, значит, не было, а чужого не видели, — недоуменно развел руками охотник.

Решили проверить следы на снегу. Каждый внимательно смотрел, не появится ли лыжня, которая должна была оборваться там, откуда раздались выстрелы. Через несколько минут послышался возглас: