Опасайтесь бешеного пса - Валерий Воскобойников

— Собачка-то ейная была, — вставил Пронькин.

— А ты почем знаешь? — напустилась на него супруга.

— Ну как же, эта… Собака-то побежала через улицу, а она на нее смотрит.

— Ну и смотрит! И что с того?! Была б ее собака, она бы позвала или пошла за ней. Что ты за чушь сочиняешь! — Леокадия повернулась к Никите, — Ну сами рассудите, вот я даже не собачница, а и то понимаю. Моя бы собака побежала через улицу, что, я бы так спокойно стояла и смотрела? Да ни в жизнь! Может, машина, может чего. Не, эта выскочила неизвестно откуда, вот я как думаю. Убежала от хозяина, что с собаки взять — мозгов-то нету.

Никите надоел бестолковый спор.

— Значит, больше вы никого не видели?

— Нет, больше никого.

— Ну, тогда давайте протокол оформим.

— А заяву-то, заяву насчет остекления? — напомнила Леокадия.

— Само собой.

Глава 14. Случайный попутчик

Парик, рыжеватая бородка, перископическая трость занимали в сумке не так уж много места. Выйдя из квартиры Платона, он поднялся этажом выше и за минуту неузнаваемо изменился. В сумке было и зеркальце. Николай взглянул в него и, подмигнув плешивому старикашке, сделал несколько мазков спецгрима, чтобы, с одной стороны, еще более подчеркнуть возраст, а с другой — сделать более незаметным переход от лба к лысине.

За дверями квартиры, возле которой он преображал свой облик, послышались голоса, и на площадку вышла семья — мать, отец и сын-подросток. Это было очень кстати. Он вошел с ними в лифт, опираясь на палку, и сразу же завязалась оживленная беседа, не прекратившаяся и на улице.

Дед доказывал преимущество отечественных автомобилей, а мужчина, по всей вероятности, его сын, отстаивал удобство иномарок. Так они и вышли со двора на улицу, где тепло распрощались. Так что, если кто и хотел выследить знаменитого международного киллера, то сильно ошибся.

Уличные фонари горели вполнакала, и машины двигались со слепящим ближним светом Николаю повезло — уже вторая из проезжавших мимо затормозила, он назвал адрес и сел рядом с водителем. Заднее сидение уже занимала пара.

По дороге он проверялся несколько раз — хвоста не было.

Сидевшие сзади, видимо, муж с женой, ехали из гостей и негромко препирались.

— Ну как тебе в голову могло взбрести такое! — упрекала жена. — Человек сохранил нам квартиру, спас мальчика, а ты!..

— А я знаю, что ни один мужик этого задаром делать не станет. Если же у тебя не было денег, значит, ты расплачивалась другим.

— Иди ты, знаешь куда?! Не было тебя год, и, ничего, пережили! Мне только мальчишек жалко. Они так тебя ждали!

— А ты, значит, не ждала?

— И я ждала Хотя ты нас бросил в самую трудную минуту.

— У меня минуты были еще трудней. Меня гнали, как зверя!

Николай остановил машину у метро и вышел, так и не узнав, чем кончился разговор супругов. Да он и не очень вникал л их разговор, иначе мог бы услышать имя одного знакомого чудика — Саввы. Это его муж-ревнивец подозревал в нехороших намерениях.

Николай же думал о юноше-мальчике и том летнем дне, когда другой человек, кстати, тоже инвалид, переслал ему заказ на некоего профессора античности, а в действительности очень большого мерзавца и растлителя старшеклассников, с которыми он встречался у себя. Какая-то в том заказе была несообразность, из-за чего Николай послал заказчика подальше. Об этом можно было бы забыть, если бы не фотография, на которой были изображены отец и сын — профессор и нынешний юный Координатор. Похоже что заказчиком, судя по всему, был тот же человек, который пас теперь Платона. Это наводило на весьма неприятные размышления.

В метро он еще несколько раз проверил наличие слежки и лишь потом поехал к себе В дом, где этажом ниже жил человек, которого ему в этот вечер тоже предложили в качестве мишени.

Нужно сказать, что и в Германии Геннадию не особенно что светило. Не говоря уже о том, что он обосновался там по полуфальшивым документам. Из России Геннадий стремительно уехал по еврейской линии, хотя ни мать, ни отец даже капли еврейской крови не имели. Иначе отец не стал бы партийным работником. Там это дело просматривали особым рентгеном. Евреем был двоюродный брат по отцу. Дядька Геннадия женился на волоокой сокурснице по имени Ревекка, и они произвели двоюродного братца Мишку. Как ни странно, этому не раз удивлялись родственники на семейных праздниках, Мишка и Геннадий с детских лет были похожими. К тому же они дружили да и жили по соседству. Правда, потом их судьбы разошлись. Мишка резво рванул в науку, а Геннадий закис в своем проектном НИИ. Несколько лет назад, когда Германия объявила, что в знак вины перед еврейским народом готова принять на полное обеспечение двести тысяч евреев из России, Мишкина жена, Наталья Ивановна Дмитренко, рожденная в тверской деревне, отнесла бумаги в немецкое консульство. Это случилось после того, как кто-то у их двери нарисовал свастику и написал рядом: «Бей жидов — спасай Россию! Дело Гитлера-Сталина победит!»

— Ну ее на фиг, эту страну! Ничего хорошего тут уже не будет, — объявила Наталья Дмитренко, — разваливается империя, дураку видно. Вся прогнила, проворовалась. Скоро только шваль тут и останется. Такой, как у нас, возможностью только ленивый не воспользуется.

— Ну, спасибо, — с шутливой серьезностью ответил тогда Геннадий. — А я-то как раз хотел вам предложить: «Ребята, давайте, обустроим Россию».

— Иди ты, Солженицын нашелся, — отмахнулся Мишка. — Тебе-то что, а мне на днях после моего выступления на защите докторской диссертант комплимент выдал: «Хороший вы, — говорит, — человек, хоть у вас и мать еврейка». Он, кстати, у нас был секретарем комитета комсомола. При советской власти.

— На каждого дурака внимание обращать!

— Да я бы не обращал, только они обращают.

Потом, правда, пришел Гольдман — сосед по площадке, с которым Мишка дружил. Оказалось, надпись сделал его шестилетний сын, обученный кем-то в детском саду.

— Этот придурок у нас в квартире все стены той же гадостью исписал! — жаловался сосед.

Но документы были поданы, а спустя пару лет пришел вызов. Однако уезжать они передумали.

— Здесь пошла пруха: один грант за другим. У меня своя лаборатория, и я в ней делаю все, что мне интересно. А там я кто буду — жалкая личность на иждивении?

Мишка всю свою сознательную жизнь присоединял одно высокомолекулярное соединение к другому и наблюдал, что из этого получится. Он был доктором наук в Институте Высокомолекулярных соединений Академии наук, что у стрелки Васильевского острова. Правда, сразу после вуза он мечтал о другом, но это проехало мимо из-за его анкеты, а теперь и вовсе забылось.

Как раз в дни, когда им пришел вызов, у Геннадия весь его бизнес рухнул, причем именно потому, что он решил от внезаконного периода первоначального накопления перейти к респектабельному законопослушному капитализму. Открыл фабрику и магазины. Ну кто мог подумать, что некий Северо-Западный торгово-промышленный банк — такая же липа, как его строительный кооператив, не построивший даже собачьей будки! Только полет и размах у банка явно был повыше.

В роскошном офисе он подписал протокол о намерениях и договор на первую ссуду. Поговаривали, что банк был теневой структурой двух магнатов — неких Беневоленского и Бельды. Однако это даже вселяло уверенность — магнатов не раз показывали рядом с различными министрами. Тем более что ссуду-то Геннадий брал у них, а не они у него. Какие это были месяцы эйфории! В Китае он закупил сырье, в Германии — лекала и подержанные станки. Десяток рабочих были посланы в ту же Германию на две недели для обучения. Оказалось, правда, что четверо едва не допились там до белой горячки, зато остальные шесть могли уверенно стать сменными мастерами.

Он и про себя не забыл. Наконец купил отличную квартиру, расселив коммуналку. Сделал ремонт, как теперь говорят, по евростандарту. Заказал мебель по индивидуальному проекту.

Первая продукция пошла в его двух магазинах очень неплохо, и он уже думал о расширении — о второй фабрике, о магазине в Москве. По его расчетам, срок окупаемости проекта исчислялся одним годом. Год — и его фабрики начнут качать чистую прибыль. Поэтому он без особой печали смотрел, с какой скоростью утекают деньги, взятые в банке. По договору банк был обязан дать ему со дня на день вторую ссуду для покрытия первой, а также для закупки новых партий сырья. И тут выяснилось, что банк ему ничего не обязан давать, а вот он — был обязан вернуть ссуду. Тот самый договор о намерениях, который он столь скрупулезно обсуждал, оказался бумажкой, никого ни к чему не обязывающей. «Я был намерен стать председателем Земного шара, да как-то передумал».

Как потом он понял, банк таким образом раздел не одного его. В день возврата ссуды остатки на счетах его фирмы арестовали, и он перестал владеть всем, что у него было. Хорошо, хоть хватило ума записать квартиру на Ольгу. Мало того, поскольку на бумаге стоимость фабрики была вдвое занижена, то изъятое имущество не покрыло и половину ссуды.