День помощи - Андрей Завадский

– Не знаю, – Алексей был рад сейчас возможности поговорить, просто сам он никогда не посмел бы перекладывать свои заботы на близкого человека, начав этот разговор первым. А Юлия действительно всегда чувствовала, что происходит в душе ее мужа. – Возможно, я совершаю сейчас ошибку. Я живу прошлым, когда все наше существование было подчиненной одной цели – опередить, унизить затаившегося за океаном врага. Но сейчас времена совсем другие, а я, кажется, так и не понял этого.

– Каждый ошибается, – Юлия взяла за руку Алексея, взглянув ему в глаза. – Мы же люди, а не роботы, которые все делают по программе. И ты не прав насчет того, что времена изменились. Другими стали лишь декорации, а то, что скрыто за ними, никогда не изменится, пока мир такой, какой он сейчас. Я знаю, что ты стремишься сделать все для этой страны, ведь ты никогда не боролся за власть ради власти. Пора уже оставить сомнения и действовать, если хочешь успеть совершить то, что задумал.

– С молодости я жил на благо своей страны, – тихо произнес Алексей, тоже взглянув в глаза Юлии и чувствуя, что вот-вот растворится без следа в этих бездонных колодцах, притягивавших к себе, манивших, как и тридцать лет назад, когда они первый раз встретились в том офицерском клубе. – В восемнадцать лет я принес присягу и с тех пор все мое существование было подчинено высокой цели, как оказалось, недостижимой, но во имя которой я совершенно искренне был готов пожертвовать жизнью, как были готовы еще тысячи таких же как я парней, веривших в торжество коммунизма и величие своей страны. И я видел, как они гибли, не по нелепой случайности, а совершенно осознанно, поскольку верили, что их смерть приблизит победу, час нашего торжества. Но этого не происходило, сколько бы не было пролито крови. Страна, этот монстр, безликий и многоликий одновременно, забывала тех, кто отдал ей свои жизни, а затем и сама исчезла, уступив место хаосу. И я думаю сейчас, ради чего все эти смерти. И чем я, сейчас готовый обречь на гибель тысячи людей, если сделаю лишь один неверный шаг, лучше тех, по чьему приказу отдавали свои жизни мои друзья? Не знаю, почему, но все чаще эти мысли мешают мне делать то, что, как я считал раньше, я обязан сделать ради тех, кто погиб за эту страну, как бы она тогда не называлась.

– Просто ты не такой, как все остальные, – почти шепотом произнесла Юлия, касаясь щеки Алексей и чувствуя под пальцами щетину. Ее муж хотя бы здесь мог позволить себе маленькие слабости, покуда рядом не было объективов телекамер. – Те, о ком ты говоришь, обрекали на смерть своих солдат не ради страны, а ради собственной выгоды, прикрываясь громкими словами. Тебе же не нужна была власть ради власти, она для тебя не цель, а лишь средство. И я знаю, что ты поступаешь так, как должно. Разве не гибли люди до тебя, разве не текли с юга потоком цинковые гробы? Кто-то должен пролить свою кровь ради высоких целей, так было всегда. Но если их смерти действительно нужны для того, чтобы наша страна вновь стала сильной и по-настоящему свободной, то они не будут напрасными. Тын е гонишь людей на бойню, как это делали прежде, и это прекрасно, то, что жизни вновь стали в цене. Но тебя не должна останавливать мысль о том, что твои приказы будут стоить кому-то жизни, иначе все прежние усилия будут тщетны. Я знаю, ты и раньше пытался сделать самую опасную работу сам, не боясь грудью идти на огонь душманов, но сейчас ты выше этого. От твоих решений, как правителя, а не от поступков, как простого человека, зависит судьба страны. Но что бы ты ни задумал, знай, я всегда буду рядом.

– Я знаю, – Алексей коснулся губами щеки Юлии, чувствуя шелк ее кожи. Он говорил тихо, почти шептал, словно хотел, чтобы никто не мог нарушить их уединение. – Но я боюсь, что и мои терзания, и твоя верность напрасны. А что, если величие родины, гордость за ту страну, где пришлось родиться не неведомой прихоти судьбы, остались важны лишь для нас с тобой? Я был готов отдать жизнь за державу, службу которой избрал сам, по своей воле, и сейчас я готов сделать это, если будет нужно. Но что, если всем прочим просто плевать на то, в какой стране они живут? Прошлое забыто, те пацаны, что сейчас умирают где-то в диких горах, не знают, в какой стране жили их отцы. Так хотят ли и они умереть ради призрачной мечты, ради того, чтобы наш флаг, какого бы цвета он ни был теперь, вызывал не презрение, а уважение и страх у тех, кто увидит его? Быть может, я создал для себя фантом, и ради него готов ввергнуть народ, который уже ко всему безразличен, в новое состязание с целым миром?

– Ты и сам понимаешь, что это не так, – покачала головой Юлия. – Да ты прав, многим сейчас безразлично, уважают нашу страну или презирают, многим, но далеко не всем. А те пацаны, о которых ты вспомнил, они ведь не знают иной жизни. Дай им мечту, далекую и прекрасную, такую, которую они и никто более смогут воплотить в реальность, и они будут готовы, как и ты сейчас, пожертвовать ради нее своими жизнями на благо своих детей, своих жен. Людям нужна цель, нужен тот самый смысл, который ты пытаешься найти в своих поступках, и они из унылого стада превратятся в силу, перед которой не устоит ничто. Людям нужна цель и нужен вождь, тот, кто вдохновит их на подвиг, и тебе выпало стать таким вождем – В глазах Юлии сверкнула сталь, и Алексей удивился, ведь раньше он и представить не мог, что его женщина может смотреть на него так: – Оставь свои сомнения и иди вперед и только вперед. Рядом с тобой всегда есть люди, которым можно верить, и которые верят в тебя. Так пусть их надежды оправдаются, и они увидят тебя именно таким вождем, отважным и яростным, какого все ждут, пусть и не все могут сознаться в этом даже самим себе.

В коридоре вдруг раздались шаги, показавшиеся настоящим грохотом после той тишины, которая воцарилась здесь. Офицер связи, один из тех людей, что обязаны были неотлучно находиться возле президента, чеканя шаг, словно на параде, вошел в кухню, мгновенно разрушив очарование от наслаждения друг другом уединившихся здесь мужчины и женщины.

– Товарищ верховный главнокомандующий, – молодой мужчина, на плечах которого красовались погоны капитана, вытянулся перед президентом. – Вашингтон на прямой линии. Президент Мердок срочно хочет побеседовать с вами. – Капитан протянул трубку телефона специальной связи, на панели которой мигал зеленый огонек, показывавший, что соединение установлено.

– Я отвечу, – Швецов решительно протянул руку, взяв трубку осторожно, точно это была граната с выдернутой чекой.

Прямая телефонная линия, соединявшая Кремль и Белый Дом, эти две цитадели, находившиеся по разные стороны океана, была создана много лет назад, в годы, когда мир от Апокалипсиса отделяли подчас считанные секунды. Тогда кому-то показалось хорошей идеей сделать так, чтобы любые разногласия, достаточно серьезные, чтобы на них обращать внимание, правители двух величайших держав, мощи которых хватало, чтобы испепелить планету, решали лично, не теряя зря драгоценное время. И эта задумка не раз оказывалась куда эффективнее, чем долгие утомительные переговоры многочисленных советников и представителей, и не раз благодаря возможности просто сделать один телефонный звонок через океан удавалось избежать огромных жертв.

Времена меняются, и в последние годы линия, соединявшая Вашингтон и Москву, превратилась всего лишь в дань традициям. Конечно, между двумя державами по-прежнему возникали напряженные ситуации, но слишком неравными стали в последнее время силы, чтобы всерьез ожидать от восточного колосса, некогда державшего в страхе всю Европу, сколь-нибудь серьезных шагов, способных реально угрожать безопасности Соединенных Штатов. И президент Мердок, сейчас нервно ожидавший, когда в трубке зазвучит голос Швецова, чуть искаженный помехами, даже не мог подумать считанные дни назад, что этот последний шанс его предшественников, отголосок давней борьбы, напряженного противостояния, победа в котором далась его стране ценой колоссального напряжения, вновь пригодится.

– Добрый день, господин Мердок, – уверенный голос русского президента раздался так неожиданно, что Джозеф едва не выронил трубку. – Чем могу вам помочь? – Швецов говорил по-английски, что позволяло обходиться без переводчика. Чувствовалось, что язык русский президент учил в аудиториях, под руководством седовласых профессоров, поскольку произношение его слишком правильным, слишком чистым для того, для кого язык Шекспира и Джефферсона был родным.

– Господин Швецов, – решительно ответил президент США, решив сразу взять инициативу в свои руки. – Сожалею, если разбудил вас, ведь в Москве сейчас еще утро, но дело не терпит отлагательств. Я звоню вам из Белого дома, и рядом со мной находится немало обеспокоенных людей, которые возлагают на нашу беседу огромные надежды.

– В Москве действительно утро, – усмехнулся Швецов, – но вы меня не разбудили, тем более, что в Вашингтоне еще не рассвело, насколько я знаю, а сами вы уже, или еще, – поправился Алексей, – на рабочем месте. У вас теперь, господин Мерддок, что, работа в ночную смену считается признаком хорошего тона?