Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. - Сергей Горлов

Брокдорф-Ранцау тем не менее был назначен послом в Москву. Сам он, понимая опасность противостояния с главнокомандующим райхсвера для успешности своей миссии в Москве, попытался в октябре 1922 г. примириться с Зектом через В. Зимонса, исполнявшего в ходе Версальских переговоров обязанности генсека германской делегации. Зимонс взялся за это, считая, что Германия не может больше себе позволить, чтобы «две ее способнейшие политические головы работали друг против друга». Ранцау пришлось смириться с существованием связей между военными обеих стран и учитывать их в своей работе по укреплению «германо-советского сообщества интересов»[104]. Однако ему, «кандидату президента» Эберта, удалось добиться от президента и канцлера Вирта широких полномочий в толковании и проведении «восточной политики», права непосредственного доклада президенту и главе кабинета и проведения курса в отношении России независимо от «ежедневных или еженедельных инструкций того или иного министра» иностранных дел.

Канцлер Вирт заверил Брокдорфа-Ранцау:

«Вся политика в отношении России будет проводиться через Вашу персону».

На что строптивый граф ответил:

«Да, или через мой труп».

Х. Дирксен, возглавлявший в 20-е годы Восточный отдел МИД Германии, а затем ставший и преемником Ранцау в Москве, свидетельствовал позднее, что

«центр тяжести политики <…> в отношении России находился не в МИДе в Берлине, а у нашего посла в Москве, графа Брокдорфа-Ранцау»[105].

2 ноября 1922 г. Ранцау прибыл в Москву и 6 ноября вручил верительные грамоты Председателю ВЦИК М. И. Калинину.

26 ноября 1922 г. после продолжительных переговоров в Москве были подписаны концессионный договор с самолетостроительной фирмой «Юнкерс» о производстве металлических самолетов и моторов, а также еще два договора — об устройстве транзитного сообщения Швеция — Персия и об организации аэросъемки[106]. Это был, пожалуй, первый крупномасштабный договор, заключенный в развитие договоренностей, достигнутых в ходе секретных переговоров Красина в Берлине в сентябре 1921 г.

Подытоживая основные результаты советско-германского сотрудничества к концу 1922 г., следует подчеркнуть, что Германия во всех отношениях была объектом наиболее пристального внимания правительства Ленина — и как следующее звено в цепи революций, и как наиболее приоритетный партнер в экономическом сотрудничестве. Ноябрьская революция и Версальский договор еще более усилили значение Германии для советского правительства, которому пришлось вести ожесточенную войну и отражать интервенцию, дабы удержаться у власти. Неудачный исход советско-польской войны в 1920 г. со всей неизбежностью поставил перед Москвой задачу усиления Красной Армии. Германия стала здесь основным партнером Москвы. Контакты советских представителей Коппа и Радека в Берлине в 1919–1920 гг. и переговоры Красина с Зектом осенью 1921 г. положили начало широкому советско-германскому военному сотрудничеству.

Часть II

«Эра Зекта» и становление военно-технических контактов» (1922–1926 гг.)

Глава 5

Рурский кризис и советско-германские военно-политические переговоры в 1923 году

Несмотря на выдвинутое Зектом положение о том, чтобы военные контакты развивались за спиной и без ведома германского правительства, практически все руководители германских кабинетов были не только информированы, но более того, одобряли и поддерживали это сотрудничество. Наибольшую поддержку в сложный период его организационного становления оказал канцлер Вирт. Будучи одновременно и министром финансов, он изыскал для военного министерства необходимые средства (т. н. «голубой бюджет»), соответственно организовав «проводку» бюджета военного министерства через райхстаг[107].

После его отставки в ноябре 1922 г. канцлер В. Куно, с которым у Зекта были дружеские отношения, был немедленно проинформирован генералом о существовании военных контактов с Советской Россией. Он одобрил и по мере возможностей также поддерживал их. Вообще для политической жизни Ваймарской республики было весьма примечательным, что частая смена кабинетов практически не затрагивала лиц, занимавших важнейшие государственные посты: президента, военного министра, главнокомандующего вооруженными силами. Здесь перемены были минимальными, что помогало сохранять преемственность руководства и основные ориентиры политики Германии. На посту президента долгое время (до самой смерти) находились Ф. Эберт (1919–1925 гг.) и П. фон Гинденбург (1925–1934 гг.); военного министра — О. Гесслер (1920–1928 гг.) и В. Гренер (1928–1932 гг.); главнокомандующего райхсвером — X. фон Зект (1920–1926 гг.), В. Хайе (1926–1930 гг.), К. фон Хаммерштайн — Экворд (1930–1934 гг.).

Приход правительства Куно к власти совпал с углублением экономического кризиса в Германии 1921–1923 гг., ростом безработицы и катастрофической инфляцией. В таких условиях выполнение репарационных обязательств стало для правительства Куно одной из основных проблем. Его курс на уклонение от выплаты репараций путем безудержной эмиссии денег (30 типографий по всей Германии круглосуточно печатали деньги. Инфляция росла со скоростью 10 % в час. В итоге за один американский доллар в январе 1923 г. давали 4,2 млрд. германских марок[108]) привел к резкому обострению отношений с Францией.

В такой ситуации Германия решила заручиться поддержкой Советской России, в том числе помощью Красной Армии на случай ее вооруженного конфликта с Францией. Под давлением внешних условий Берлин старался поскорее завершить переговоры с советским правительством о налаживании промышленного сотрудничества, в первую очередь производства боеприпасов на российских заводах. С этой целью германский посол 22 декабря 1922 г. встретился в Москве с Председателем РВС Республики Троцким.

Брокдорф-Ранцау поставил перед Троцким два вопроса:

1. Какие пожелания «хозяйственно-технического», т. е. военного, свойства имеет Россия в отношении Германии?

2. Какие политические цели преследует русское правительство в отношении Германии в данной международной ситуации и как оно отнесется к нарушению договора и военному шантажу со стороны Франции?

Ответ Троцкого вполне удовлетворил германского посла: Троцкий согласился с тем, что «экономическое строительство обеих стран — главное дело при всех обстоятельствах».

Высказывания Троцкого по вопросу о возможной военной акции Франции посол записал буквально, заметив, что тот имел в виду оккупацию Рурской области:

«В момент, когда Франция предпримет военные действия, все будет зависеть от того, как поведет себя германское правительство. Германия сегодня не в состоянии оказать значительное военное сопротивление, однако правительство может своими действиями дать понять, что оно исполнено решимости не допустить такого насилия. Если Польша по зову Франции вторгнется в Силезию, то мы ни в коем случае не останемся бездеятельными; мы не можем этого потерпеть и вступимся!»

В начале января 1923 г. напряженность в отношениях Германии с Францией достигла апогея. Используя в качестве предлога отказ германских властей от поставок угля и леса в счет репарационных платежей, Франция и Бельгия 11 января 1923 г. ввели войска в Рурскую область[109]. Были установлены таможенная граница, различные пошлины, налоги и другие ограничительные меры. Правительство Куно призвало к «пассивному сопротивлению» оккупационным войскам.

В связи с этим ВЦИК СССР в обращении к народам всего мира от 13 января 1923 г. отмечал: «Промышленное сердце Германии захвачено иноземными поработителями. Германскому народу нанесен новый тягчайший удар, а Европа поставлена перед угрозой новой и жестокой международной бойни. В этот критический момент Рабоче-Крестьянская Россия не может молчать»[110].

14 января 1923 г. Зект по своей инициативе встретился с «вернувшимся» из Норвегии в Берлин Радеком, присутствовали Хассе и Крестинский. Зект указал на серьезность положения в связи с занятием Рурской области. Он полагал, что это могло бы привести к военным столкновениям, и не исключал возможность «какого-либо выступления со стороны поляков». Поэтому, не предрешая «политического вопроса о каких-либо совместных политических и военных выступлениях России и Германии, он, как военный человек, считал своим долгом ускорить те шаги по сближению наших военных ведомств, о которых был уже разговор».

Ввиду этих событий поездка Хассе в Москву в тот момент состояться не могла, поскольку, как начальник генштаба, он должен был находиться на месте. Зект попросил, чтобы военное ведомство СССР срочно прислало в Берлин для взаимной информации своих ответственных представителей. Радек с Крестинским обещали это. В письме в Москву от 15 января 1923 г. Крестинский заключил, что «послать сюда пару ответственных людей для продолжения разговоров о военной промышленности и для иных военных разговоров следовало бы», и попросил «срочно разрешить» вопрос об отправке в Берлин делегации (или «комиссии», как тогда говорили. — С. Г.). В те дни в Берлине был А. П. Розенгольц. Он находился «в постоянном контакте» с Хассе. Розенгольц с мнением Радека и Крестинского согласился и 15 января написал письмо Троцкому, выдвинув наиболее подходящих, по его мнению, кандидатов для поездки.