К югу от мыса Ява - Алистер Маклин

— Вы разбираетесь в оружии, не так ли?

— Немного. — Мягко ступая, Файндхорн подошел к ближайшему от него человеку из сгрудившейся в углу группы. Он был высок, широкоплеч и с таким спокойным невыразительным лицом, будто давным-давно избавился от привычки реагировать на происходящее. Его тонкие усики, баки и пустые стеклянные глаза имели одинаково черный цвет. — Вы Сайрен? — почти безразлично спросил Файндхорн.

— Капитан Сайрен. К вашим услугам. — Слово «капитан» он произнес с явным оттенком высокомерия, слегка наклонив голову.

— Формальности докучают мне. — Файндхорн посмотрел на него с внезапным интересом. — Вы ведь англичанин, не правда ли?

— Вероятно. — На этот раз он с ленивым презрением скривил губы в полуулыбке. — Англосакс, будем так говорить.

— Не имеет значения. Вы капитан — вернее, были им когда-то — «Кэрри Дэнсер». Вы покинули свой корабль и обрекли всех оставшихся фактически на смерть, заперев стальные двери. Возможно, они захлебнулись, возможно, сгорели заживо — сейчас это не играет роли. Факт тот, что ВЫ бросили их умирать.

— Как мелодраматично! — Сайрен вяло подавил зевок. — Мы сделали для этих несчастных все, что в наших силах.

Файндхорн медленно кивнул и оглядел шестерых компаньонов Сайрена. Никто из них не светился радостью, однако один — узколицый, косивший на левый глаз человек — держался особенно нервно. Он переминался с ноги на ногу, а его руки и пальцы, казалось, жили своей собственной жизнью. Файндхорн сделал несколько шагов и встал перед ним.

— Вы говорите по-английски?

Ответа не последовало. Человек лишь втянул голову в плечи, растопырив пальцы в универсальном жесте непонимания.

— Вы попали в точку, капитан Файндхорн, — медленно и нараспев проговорил Ван Эффен. — Он владеет английским почти столь же совершенно, как и вы.

Файндхорн быстро поднял пистолет, приставил его ко рту человека и несильно, но твердо надавил. Тот подался назад, наткнулся спиной на перегородку, распростер руки и с ужасом глянул здоровым глазом на коснувшийся его зубов пистолет.

— Кто намертво закрыл все зажимы на двери полуюта? — тихо спросил Файндхорн. — Даю вам пять секунд. — Он еще сильнее надавил на пистолет, и щелчок снятого предохранителя в тишине прозвучал неестественно громко. — Один, два…

— Я, я! — быстро проговорил косоглазый, заикаясь от страха. — Я запер дверь.

— По чьему приказу?

— Капитана. Он сказал, что…

— Кто закрыл дверь полубака?

— Юсиф. Но Юсиф умер…

— По чьему приказу? — безжалостно продолжал Файндхорн.

— По приказу капитана Сайрена. — Человек теперь со страхом смотрел на Сайрена. — Меня за это убьют.

— Возможно, — безразлично сказал Файндхорн. Он сунул «кольт» в карман и подошел к Сайрену.

— Интересная информация, не так ли, капитан Сайрен?

— Этот человек дурак, — презрительно сказал Сайрен. — Любой, если к лицу его приставить пистолет, скажет все что угодно.

— В баковой надстройке находились британские солдаты, — возможно, ваши соотечественники. Два десятка, может быть, две дюжины — я не знаю. В любом случае вы не имели права оставлять их взаперти и бежать с тонущего и объятого пламенем судна на единственной шлюпке.

— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Выражение загорелого лица Сайрена никак не изменилось, однако голос стал более осторожным.

— Кроме того, более двадцати человек находилось на юте. — Сайрен явно не рассчитывал на столь сильное внимание капитана Файндхорна к своей персоне. — Раненые, умирающие, женщины и один маленький ребенок.

На этот раз Сайрен промолчал. Его лицо оставалось бесстрастным, лишь глаза едва заметно сузились. Но когда он заговорил, голос звучал с тем же высокомерным безразличием.

— Чего вы надеетесь добиться этой болтовней, капитан Файндхорн?

— А я не надеюсь. — Морщинистое лицо Файндхорна приобрело зловещее выражение. — Это не вопрос надежды, Сайрен, это вопрос уверенности — уверенности, что вам предъявят обвинение в убийстве. Утром мы допросим в отдельности каждого члена вашей команды и закрепим их показания их же собственными подписями в присутствии нейтральных свидетелей из моей команды. Я лично прослежу за тем, чтобы вы прибыли в Австралию в целости, сохранности и добром здравии. Суд над вами будет справедливым, капитан Сайрен, но он не продлится долго. Приговор за убийство, конечно же, всем хорошо известен.

Впервые с лица Сайрена спала маска безразличия, и его темные глаза подернулись пленкой страха. Однако Файндхорн этого не видел: он уже покинул салон и поднимался по сходням на стонущий мостик «Виромы».

VI

Безветренный и безоблачный рассвет, озаривший утреннее восточное небо переливчатым перламутром, «Вирома» встретила почти на полпути к проливу Каримата. Большой танкер шел на полной скорости, выпуская из трубы стелившийся по корме голубовато-прозрачный дым и сотрясаясь крупной дрожью всеми задними палубами, когда Каррадейл, старший механик, запустил двигатель на предельную мощность.

Бушевавший ночью тайфун закончился, неистовый ветер утих, как будто его и не было. Но покрытые пятнами соли палубы и верхние надстройки и сильная зыбь, которая не утихнет еще много часов, напоминали о прошедшей ночи как о кошмарном сне. Когда же она безраздельно господствовала над морем, то отнюдь не казалась сном. Особенно — капитану Файндхорну, вынужденному вести кренившийся, болтавшийся из стороны в сторону танкер сквозь огромные волны и циклонический ветер час за часом, думая лишь о том, чтобы пройти как можно большее число миль, отдаляющих танкер от Сингапура, дабы, когда наступит новый день и они станут видимы неприятелю, судно оказалось на максимально возможном удалении от острова.

Как это всегда бывает в открытом море, на этой широте, солнце, казалось, взмывало прямо в небо. К половине восьмого уже было достаточно жарко, чтобы на палубах и верхних надстройках высохли лужицы воды, а Файндхорн снял с себя плащ и направился к переднему крылу мостика — насладиться теплом и полной грудью вдохнуть свежий утренний воздух, которому недолго еще оставалось быть таковым. Сам Файндхорн чувствовал себя достаточно бодро, несмотря на немного нывшие кости: во время ночной вахты, когда тайфун утратил первоначальную ярость, Николсон убедил его спуститься в каюту, где он и проспал как убитый свыше трех часов.

— Доброе утро, сэр. Вот это перемена, а? — Раздавшийся за его спиной тихий голос Николсона вывел Файндхорна из задумчивости.

— Доброе, мистер Николсон. Что вы здесь делаете ни свет ни заря? — Файндхорн знал, что Николсон спал не более двух часов, однако у старшего помощника был вид хорошо отдохнувшего человека.

— Ни свет ни заря? Уже почти восемь часов. – Николсон взглянул на часы и усмехнулся. — Позывы сознательности и чувства долга, сэр. Я только что совершил короткий обход наших постояльцев.

— Никаких жалоб? — с иронией в голосе спросил Файндхорн.

— Я так понимаю, что большинство из них неважно перенесло ночную качку. В остальном — никаких жалоб.

— А у кого они есть, тем хватает ума молчать, — кивнул Файндхорн. — Как санитарки?

— Две китаянки и пожилая чувствуют себя намного лучше. Еще две находились в лазарете и курительной, меняли повязки. Все пятеро солдат пребывают в прекрасной форме и умирают от голода.

— Хороший признак, — сухо проговорил Файндхорн. — Как насчет двоих ребят в лазарете?

— Держатся, по словам санитарок. Думаю, им нелегко, в отличие от нашего достопочтенного генерала и его приятеля, — их храп разносится на двадцать футов вокруг, а каюта пропахла, как винокуренный завод.

— И наконец мисс Плендерлейт?

— Совершает свой моцион, конечно. Из одного конца переходного мостика — в другой, из одного — в другой. Англичане еще тешат себя иллюзией, что они морская нация: мисс Плендерлейт, во всяком случае, полностью довольна собой и окружающим. Да, еще трое солдат находятся в салоне — капрал Фрейзер и двое его людей. Они взяли себе по стулу и чувствуют себя весьма комфортно со своими «триста третьими» в руках. Полагаю, они просто молятся, чтобы Сайрен или кто-нибудь из его приятелей сделал слишком глубокий вдох или резкое телодвижение и дал им отличный повод превратить всю эту банду в крупнокалиберное решето. Сайрен и компания прекрасно это знают и дышат одними ртами, боясь моргнуть глазом.

— Ван Эффен? Его светлость бригадный генерал?

— И они в том числе. Файндхорн едва заметно улыбнулся.

— Вы по-прежнему считаете, что Фарнхольм, — тот, за кого себя выдает?

— Нет, не считаю — равно как и вы, сэр. Изображая из себя шишку, он в то же время выкидывает совершенно непостижимые вещи, никак не вяжущиеся с этим образом. Неосмотрительно с его стороны.

— Весьма и весьма, — сухо пробормотал Файндхорн. — Теперь перейдем к его другу Ван Эффену. Какого черта Сайрен должен выказывать столь трогательную заботу о его здоровье?