Дачный роман - Элизабет Лейн

— Простите, — Джефф покачал головой, — мой отец считал фильмы пустой тратой времени.

Ее грудь возмущенно вздымалась, шелковая ткань четко обрисовывала фигуру.

— Посмотрите видео. А лучше прочтите книгу. Это об архитекторе по имени Говард Роарк, у которого было столько целеустремленности, столько страсти, что он покинул все, даже любимую женщину, ради своей работы.

— По-моему, он похож на дурака-идеалиста! — Джефф чуточку полюбовался неистовой вспышкой в ее глазах.

— Вы безнадежны! — отрезала она.

— А вы очаровательны, когда злитесь. Вам кто-нибудь это говорил?

— Перестаньте обращаться со мной как с маленькой глупышкой без капли мозгов в голове. — Ее руки энергично рубили воздух. — Вы невозможный циник, Джефф Пэрриш! Есть у вас в жизни хоть что-то, что имеет для вас значение?

— Да. — Джефф перестал улыбаться. — Эллен имеет значение. Очень большое значение. И я думаю, она — единственное, что имеет для меня значение.

— Хоть что-то как у людей, — облегченно вздохнула Кэйт, ставя на стол свой бокал и озираясь вокруг. — О, вот и официант с нашими заказами. Надеюсь, еда окажется такой, как вы рекламировали.

— А как вы узнаете? Вы же будете есть только салат.

Кэйт наморщила нос. Официант поставил на стол их заказы.

— Хорошо, что нас не связывают серьезные дела, — сказала она. — Мы несовместимы, как… медуза и дикобраз.

— Могу я уточнить, кто — медуза?

— Не… выводите меня из терпения! — Она схватила нож и принялась яростно резать листья салата.

Джефф приступил к сочному голубому крабу под чесночным соусом, не переставая размышлять: сегодня вечером он успел немало — разбил ценный для Кэйт сувенир, грубо вторгся в ее личную жизнь и своими замечаниями вызвал ее гнев. Все испортил, от начала и до конца, решил Джефф. Почему же тогда он чувствует себя живым, ощущает все так остро — острее, чем несколько последних лет? Почему вино радугой переливается в бокале, почему каждый глоток подобен миниатюрному солнцу внутри? Почему острое лицо Кэйт в неверном блеске канделябров светится, как лик Мадонны?

Почему он чувствует каждый удар ее сердца как своего собственного?

Борясь с охватившим его смятением, Джефф опустил глаза в тарелку. Неудачный брак и внезапная смерть Меридит словно убили в нем все эмоции. Или это милосердие Божие, спасение от боли?

Но сейчас он неожиданно осознал, что начинает чувствовать, чувствовать вновь — и ему это нравилось.

Смущение Джеффа граничило с паникой. Ему казалось, что он стоит на берегу, во все глаза глядя на то самое бурное море чувств, куда он поклялся никогда больше не заплывать. Ожидание… нежность… обида… боль… Вот они, эти чувства, они были здесь, поджидая случая расправиться с ним. Он не хотел ничего подобного. Он хотел остаться собой — человеком, всегда умевшим повернуться и уйти, ни разу больше не оглянувшись. Но странно — сейчас Джефф понимал: уходить поздно. Напротив сидела маленькая женщина, пришедшая из мира, которого он не знал. И хотел он того или нет, эта женщина уже отыскала путь к его сердцу.

Им удалось поесть без приключений — что само по себе маленькое чудо, решила Кэйт, снимая салфетку и кладя ее рядом со своим полупустым бокалом. После еды беседа приняла вежливый, лишь слегка напряженный характер диалога о гончарном деле и технологиях обжига, об их дочерях и о том, как в дальнейшем устроить общение детей.

Они быстро договорились о том, что девочки не должны быть полностью предоставлены сами себе. Но после такого успеха разговор вновь зашел в тупик. С каждой секундой стороны расходились во взглядах все дальше и дальше. Их хрупкое перемирие, чувствовала Кэйт, размывается, как песчаный замок во время прилива.

— Я говорю лишь о равной ответственности, — говорила она, стряхивая с платья крошки печенья. — Я хочу лишь, чтобы Флэннери было хорошо у вас в доме, и отказываюсь просто «сдавать» ее туда и использовать вашу мать как няньку.

Джефф поднялся и обогнул стол, чтобы помочь ей встать. «Настоящий джентльмен», — сухо отмстила Кэйт. Но разве дачники не могут быть джентльменами?

— Я не хочу показаться назойливым, — настаивал он. — Но прошу мне поверить: моя мама никогда не согласится, чтобы вы брали Эллен с собой на представления Джо-Джо.

— Ах, мама не согласится? А вы как? — Кэйт чувствовала, что ее темперамент разгорается, как костер, в который подкинули сухих дров. — Я не стыжусь работы, которая обеспечивает мне честную жизнь, и если это вас смущает…

— Может, продолжим дискуссию снаружи? — Предложив ей руку, он решительно повел ее к выходу. «Опасается, мерзавец, что я устрою сцену», — мрачно подумала Кэйт.

— Зря волновались, — зашипела она, вырываясь от него, едва они вышли на крыльцо. — Я не собиралась скандалить перед вашими шикарными друзьями.

— Не о том речь, Кэйт. — Он посмотрел на нее непроницаемым взглядом. Ветер с океана развевал его озаренные лунным светом волосы. «Похож на Хитклиффа», — решила она. Не на юного, экзальтированного героя ранних книг Эмили Бронте, а на зрелого, циничного Хитклиффа, вернувшегося из странствий по свету закаленным, тертым калачом. Хитклифф со сломанным носом и бесстрастным сердцем.

— Мир, — предложил он, снова беря ее под руку. — Мы идем на прогулку.

Кэйт позволила провести себя по извилистой дорожке и деревянной лестнице на пустынный пляж. Прилив был высок; океан с шумом обрушивал казавшиеся в бледном свете месяца прозрачными волны на песчаный берег. Темнеющие облака летели, распластавшись по небу, как вымпелы. Одинокий альбатрос пронесся над самой водой, потом набрал высоту, оглашая пляж криком.

Каблуки Кэйт с каждым шагом все больше проваливались в песок. Она сбросила туфли, а потом отошла в тень, чтобы снять колготки.

— Не подглядывать! — предупредила она.

— За кого вы меня принимаете? — Слова Джеффа были произнесены таким низким, с хрипотцой голосом, что у нее по коже поползли мурашки. «Сегодняшний вечер ничего для меня не значит», — напомнила себе Кэйт. Джефф Пэрриш, должно быть, находит забавным играть с ней, да и она сама сейчас не прочь слегка пошутить и поразвлечься. Но нельзя позволить себе принимать знаки его внимания всерьез. Цена слишком высока.

Итак, нужно быть начеку. Она останется холодной, спокойной и ко всему безучастной. Что бы ни произошло, она сохранит полный контроль над собой.

— Все, оборачивайтесь. — Кэйт сложила колготки и запихнула их в левую туфлю. — А теперь, мистер Пэрриш, ваша очередь.

— Моя очередь? — Его черные брови удивленно поползли вверх. — И что вы хотите, чтобы я сделал?