Стая - Бобби Пайрон

Стол, под которым мы спали, обрушился на пол, искры разлетелись во все стороны. Я дернулся вперед со всех ног, я бежал так, как может бежать пятилетний мальчик без кроссовок. Я врезался в деревянную дверь с такой силой, что перелетел через ручку тележки, ударился о дверь и навзничь упал в снег. Надо мной нависло звездное небо. Оранжевые и багровые искры, казалось, взирали на меня с изумлением.

– Сегодня ангелы не спят, – сказал я искрам. – Они приглядывают за нами.

Холодный влажный нос ткнулся в мою щеку. Язык лизнул меня в другую. Зубы сжались на моем рукаве.

Сев, я пересчитал свою стаю. Дымок, Везунчик, Ушастик, Бабуля, Мамуся, два щенка. Я сунул руку под свитер. Страницы из моей книги сказок были на месте.

Мы сидели в снегу и смотрели, как горит наш дом. Ярко, точно Жар-птица в ночном небе.

– Ну что, Дымок, – спросил я у сидящего рядом пса. – Куда нам теперь отправиться? Нашего дома больше нет. Женщины, которая торговала хлебом, нет. Продавца сосисок нет. Даже Ани нет.

Впервые с тех пор, как мы познакомились, Дымок прижал уши к голове. Я видел печаль в его глазах.

Я достал из кармана помятую белую карточку, ту самую карточку, которую мне два дня назад дала женщина на станции. В отблесках пламени я прочитал, что там написано. «Сестры милосердия».

Погладив Дымка по голове, я взял щенков на руки.

– Я о нас позабочусь.

Глава 24

Вадим

Вот так тем холодным январским утром мы с собаками оставили центр города, оставили большую площадь, оставили Аню. Мы сели на метро и проехали одну остановку, потом другую. Собаки следовали за мной, огибая спящих на полу и на лавках детей и взрослых бомжей. Я искал Пашу, Таню и Юлю, но не видел их. Я видел лишь грязные лица и протянутые в мольбе руки.

Устроив щенков в пакете поудобнее, я встал на эскалатор.

– Сестры милосердия… – прошептал я.

Выбравшись наружу, я подошел к дворнику, подметавшему улицу.

– Извините, вы не подскажете мне, где это находится?

Дворник посмотрел на карточку.

– Петровский бульвар, – буркнул он, отворачиваясь.

– Петровский бульвар, – сказал я псам. – Нам нужно найти Петровский бульвар.

Я попытался остановить кого-то, кто выходил из метро.

– Извините… Простите…

Но люди шли мимо меня. Наконец какая-то пожилая женщина в серой шали, услышав мой вопрос, махнула рукой.

– Пройди три квартала в ту сторону, – выдавила из себя женщина и скрылась в недрах метро.

В ту сторону мы и отправились. Щенки тихонько поскуливали в пакете. Мы шли мимо присыпанных снегом мусорных баков, мимо спящих в подворотнях бомжей, мимо дремлющих собак, мимо пустых бутылок, разбросанных на тротуаре.

– Тут не так красиво, как на той большой площади, – сказал я, ожидая, пока Бабуля догонит нас.

Наконец мы нашли Петровский бульвар и низкое коричневое здание с выцветшей надписью «Сестры милосердия» над входом. На двери когда-то были нарисованы крылья, но краска почти облупилась.

Света в окнах не было. Я толкнул дверь. Тут было заперто.

– Может, они спят, – сказал я Везунчику.

Я постучал по нарисованному крылу. За дверью было тихо. Я замолотил в дверь кулаками. Она не поддавалась.

Опустившись на колени, я прижался головой к двери.

– Пожалуйста… – молил я крылья.

– Сегодня их тут нет. Рождество ведь. – На тротуаре посреди кучи лохмотьев с некоторым трудом можно было различить мальчишку.

– Сегодня Рождество?

– Конечно, глупый. Сегодня седьмое января. – Мальчик склонил голову к плечу. – Ты что, не знаешь, какой сегодня день?

Я покачал головой. Я давно уже не знал, какой сегодня день.

– Они вернутся завтра?

Пожав плечами, мальчик почесал шрам у себя на щеке.

– Кто знает? Может, да, а может, нет.

У меня каждую косточку в теле ломило от разочарования. Я не помнил, когда в последний раз ел или находил пищу для моих собак. Я не помнил, когда мне в последний раз удавалось по-настоящему согреться.

– Что у тебя в пакете? – спросил мальчик в лохмотьях.

Я прижал щенков к груди.

– Ничего. Просто вещи.

Один из щенков – это была девочка – высунула голову из пакета и заскулила.

– Щенки! – охнул мальчик. Он подбежал к порогу, на котором я сидел. – Можно посмотреть?

Мамуся и Бабуля подобрались ко мне поближе, недоверчиво присматриваясь к мальчику. Тот протянул руку к щенкам. Мамуся зарычала.

– Это Мамуся. Она с тобой еще не знакома и потому не позволит тебе трогать своих малышей.

Убрав руку, мальчик кивнул.

– Она молодец, раз так защищает своих детенышей.

Щенки заскулили от голода.

– Сколько их? – спросил мальчик.

– Двое. Было трое, но один умер.

Мальчик опять кивнул.

– Моя подруга Янина тоже умерла…

Я сунул руку в пакет и погладил щенков, чувствуя их ребра под кожей.

– Они голодны. Мне нужно найти нам еду.

Мальчик вскочил на ноги и ткнул пальцем себе в грудь.

– Я лучше всех умею находить еду, вот увидишь! – воскликнул он. – Пойдем!

И мы с псами побрели вслед за тощим мальчиком в лохмотьях, оставив дом сестер милосердия позади. К тому времени, когда солнце зависло прямо у нас над головами, мы собрали в мусорных баках за магазинами достаточно еды, чтобы все наелись.

Мальчик устроился на канализационном люке.

– Меня зовут Вадим, – сообщил он. – А тебя как?

Я погладил Бабулю по голове.

– Песик.

– Мама назвала тебя Песиком? – рассмеялся Вадим.

– Нет, не мама. – Я пожал плечами.

Мальчик глубоко вдохнул, закрыл глаза и рыгнул – я еще никогда не слышал, чтобы кто-то делал это так громко. Я рассмеялся.

– Попробуй, – посоветовал Вадим. – Нужно глубоко-глубоко вдохнуть и проглотить побольше воздуха.

Я закрыл глаза и сделал так, как он говорил.

– А теперь выпусти воздух наружу.

Я так и сделал.

Мы расхохотались.

Мимо шли люди, а мы все хохотали и хохотали.

– Я король отрыжки! – провозгласил Вадим.

– Нет, это я король отрыжки! – крикнул я.

Вадим пихнул меня в плечо. Я пихнул его в ответ. Встречаясь с Аней, я видел, что так играли мальчишки на школьном дворе.

– От тебя воняет, – ухмыльнулся Вадим.

– Я король вони, – заявил я.

– Мы короли отрыжки и вони, – хором прокричали мы.

Небо стало серым, точно несвежая простыня. Повалил снег.

– Пойдем, – мотнул головой Вадим.

Сестры милосердия праздновали Рождество, а нам с собаками некуда было податься, и потому мы последовали за Вадимом глубоко под землю, к огромным трубам отопления, лежащим во чреве Города.

В этом подземном мире жили дети. Некоторые родились в Городе, но большинство приехало сюда на поездах и электричках.

– В моей деревне есть было нечего, только куриный корм, – хвастался один из мальчишек, устроившись на трубе.

– В моей деревне есть было совсем нечего, только пыль, – хвасталась девочка в розовой футболке. На футболке была изображена большая ухмыляющаяся мышь.

– А в моей деревне, а в моей деревне есть было совсем нечего, только снег, – сказал высокий мальчик с темными глазами. Временами он подносил ко рту пакет и делал глубокий вдох. Он напоминал мне Пашу.

Два маленьких мальчика дурачились на полу, катаясь по мусору. Другой малыш играл с крошечной игрушечной машиной. Кто-то передал мне бутылку. Не раздумывая, я отпил.

– Фу! – Я выплюнул омерзительную жидкость.

Все рассмеялись.

– Он совсем еще несмышленыш на улицах, – сказал кто-то.

– Никакой я не несмышленыш! – возмутился я. – Мне пять лет, а весной будет шесть.

– Не в этом смысле, – пояснил Вадим. – Они имеют в виду, что ты ничего не смыслишь в уличной жизни.

– Неправда. – Мне казалось, что я уже давно живу вот так.

– И сколько же ты живешь на улице? – осведомился бритый наголо высокий мальчик.

Я пожал плечами.

– Когда он привез меня в Город, снега еще не было. Стояла теплынь, и весь день было светло. Я собирался идти в школу.

– Ха, – фыркнул мальчик, раскуривая сигарету. – Всего пару месяцев. Я тут уже несколько лет живу.

– И я! – звонко, точно колокольчик, воскликнула девочка.

– Я тут уже два года, – сказал другой мальчик. Очень маленький мальчик, меньше меня. С этими словами он свернулся на куче грязных тряпок и заплакал.

Над трубами плясало пламя свечей, на стенах подрагивали тени. Возня двух мальчишек, игравших на полу, переросла в настоящую драку.

– Ты зачем меня по башке стукнул? – вопил один из них.

– Я не нарочно! – оправдывался другой.

– Ненавижу тебя, ненавижу! – не унимался первый.

Я забрался в дальний угол вместе с Мамусей, щенками, Бабулей и Ушастиком. Дымок и Везунчик не пошли за нами под землю. Мамуся нервно косилась на детей, кормя своих голодных малышей.