Звезда в хвосте Льва - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Номер ее телефона, – догадался он. – Да, Раевич не прост. Да и Градова не такая простая, какой хочет казаться».
По вымощенной терракотовой плиткой тропинке они прошли в беседку.
– Вот тут, – указал Ромашов на примятый газон. Журавушкину даже показалось, что он видит на изумрудной траве следы крови.
Вокруг беседки густо росли кусты. Человек любой комплекции легко мог в них спрятаться. И его бы никто не заметил, пока он сам не решил бы объявиться.
– Почему это? – сердито спросил Журавушкин.
– Что? – мужчины удивленно переглянулись.
– Ну, эти. Деревья, – кивнул он на заросли.
– А! Это персидская сирень! – пояснил Ромашов. – Рара ее обожает. В мае, когда она цветет, здесь, в беседке такой аромат, что с ума можно сойти. Да еще соловьи поют… – он вдруг счастливо улыбнулся. – Очень редкий сорт, цветет поздно и долго. Рара запретила ее вырубать.
– Как это некстати, – поморщился Журавушкин. – Или кстати? Допустим, тот, кто опередил Раису Гавриловну, спрятался в этих кустах. Это дело двух-трех минут.
– Но кто мог это сделать? – мужчины опять переглянулись.
– В том-то и дело, – Журавушкин не удержался и вздохнул. – Следователь правильно сказал. Выбирать-то особо не из кого. А придется.
– Что значит, придется? – неожиданно сердито спросил Ефим Иванович.
– Так ведь уголовное дело возбудили. По серьезной статье: преднамеренное убийство.
– Скажите, а можно сделать так, чтобы мою жену освободили до суда под залог?
– Вы меня слышали? Статья серьезная. Суд отклонит мое ходатайство об освобождении под залог. Увы.
Раевич помрачнел.
– Что ж, будем собирать свидетелей защиты, – подвел итог Журавушкин. – Во-превых, это вы все. За исключением, пожалуй, Ефима Ивановича, потому что он супруг. Это момент скользкий. У вас троих были, мягко скажем, странные отношения.
– Но я обязательно хочу выступить на суде! – горячо сказал Раевич.
– Тогда вы можете стать свидетелем обвинения, она ведь вам изменяла, и вывернуть все так, чтобы симпатии судей оказались на стороне вашей супруги. Ведь мужики сволочи, – усмехнулся Журавушкин. – Среди присяжных большинство наверняка будут женщины. Чем горячее вы будете ругать вашу жену, Ефим Иванович, тем больше у нее шансов выйти на свободу. А если вы вдруг вздумаете ее хвалить и оправдывать, то получится некрасиво.
– Почему?
– Но ведь получается, что вы оправдываете распущенность! Благословляете адюльтер! Лучше уж очерните себя, мол, я во всем виноват. Потому я и говорю: выступайте на стороне обвинения.
– А что, можно так сделать? – оживился Ромашов.
– Можно. Только надо все хорошенько продумать.
– Здорово! Вы поймите, тут каждое слово имеет значение. Все, что может помочь Раре.
– Вы абсолютно правы, Андрей Георгиевич. Каждое слово. Хоть Бодлера в суд тащите, – пошутил Аркадий Валентинович. – Еще с кем посоветуете поговорить? Были у Насти подруги?
– А они тут при чем? – подозрительно спросил Ромашов.
– Подтвердить ее нервозность в последнее время, неуравновешенность. Может, тайны какие-нибудь узнаем. С кем-то же она откровенничала?
– Да, наверное, – равнодушно сказал Ромашов. – Что ж… Я дам вам номера телефонов. Только сейчас лето. Вряд ли вы кого-то найдете в Москве. Хотя, на съемках, может быть. На натуре. Поговорите с режиссером, у которого она снималась, с продюсером.
– Вы имеете в виду сериал, который в начале сентября выходит на телеэкран?
– Да, его, – кивнул Ромашов. – Первая главная Настина роль. И последняя, – горько добавил он. – Жаль.
– Да, жаль, – эхом откликнулся Ефим Иванович.
«Черт их поймет, – всерьез задумался Журавушкин. – Любили они ее? Ненавидели? Какое-то заученное сочувствие. Хотя, нынче это типичный московский стиль поведения. Я и сам такой. Полная закрытость, показная вежливость, и клокочущая ненависть внутри. Но все закатано под асфальт. Вот и эти такие. Только Градова сорвалась. Но я ведь не следователь, я не убийцу ищу. Я адвокат. Хотя, почему я не хочу найти того, кто убил Настю? Разве не в этом спасение моей подзащитной? Так что, буду искать убийцу».
Он терпеливо записал продиктованные Ромашовым телефонные номера.
– Завтра я встречаюсь с Раисой Гавриловной, – сказал он перед тем, как уехать. – Попробую вытащить что-то из нее.
Провожали его все, даже Даша. Которая все еще дулась на бабушку, но любопытство пересилило. Девушка с интересом осмотрела машину Журавушкина, и даже засунула носик в салон. Она жадно, словно ребенок, высматривала подробности жизни богатых, которые до сих пор видела только в кино. Ну, еще на улицах родного города, где тоже строились шикарные особняки и разъезжали местные нувориши на дорогих иномарках. Но никогда еще Даша не имела возможности потрогать это богатство руками, понюхать, попробовать на вкус.
Журавушкину стало неловко, и он поспешил распрощаться. По дороге домой ему позвонила жена.
– Ты где? – спросила она.
– В пробке, – машинально ответил он.
– А… Я уже дома. Маша обещала приехать.
– Прекрасно! – обрадовался он.
– Ну, так мы тебя ждем?
– Да.
Он дал отбой и, стоя на светофоре, скользнул указательным пальцем по дисплею айфона. Раз, другой… Пробка на Кольце, потом на Ленинградке, в узком месте, где полосы сливаются в две, плюс небольшой ремонт… Если повезет, через час он будет дома.
«А отпуск только в начале сентября…» – подумал Журавушкин и невольно вздохнул. Как и многие москвичи, он перестал планировать отпуск летом. На популярных курортах наплыв отдыхающих, неимоверная жара, которая в таком возрасте уже не на пользу, дикие цены и отвратительный сервис, потому что народу слишком много. Пляжи забиты, туристические автобусы переполнены, аэропорты перегружены. Но и работа летом не в работу. Это скорее, неприятная обязанность, которую надо исполнить, прежде чем с комфортом поехать отдыхать.
Журавушкин с досадой отбросил мысли об отдыхе и попытался сосредоточиться на деле, которое ему поручили.
Итак, Василиса Петровна просила его позвонить…
«В целях восстановления социальной справедливости…»
Вот о чем он думал всю дорогу домой: о социальной справедливости. Виновата во всем была Даша и ее желание «порвать всех». Еще одна искательница приключений приехала в столицу. Вечная тема Золушки, мечтающей встретить своего Принца. Только вот беда, сортиры она драить не хочет, а хочет сразу в принцессы, без промежуточной стадии, когда надо бы взять в руки швабру и моющее средство.
«Ты мне не это обещала, когда позвонила!»
Девушка живет мечтой о сладкой жизни. Она считает, что уже заслужила ее. Просто потому, что «все мальчики в классе за ней бегали» и ее бабушка работает помощницей по хозяйству у знаменитого актера.
Аркадий Валентинович вдруг пожалел Ромашова. Тому сейчас не сладко, он в одночасье потерял обеих своих женщин, следовательно, перед другими женщинами сейчас беззащитен. Конечно, Градовы, бабушка и внучка, воспользуются ситуацией.
«Это его проблемы, – отмахнулся Журавушкин от этой непрошенной жалости. – В конце концов, Ромашов не ребенок, которого пытаются обмануть злые тети. Он взрослый мальчик, сам справится».
Журавушкин посмотрел на часы и достал из кармана бумажку с нацарапанным на ней телефонным номером. К чему откладывать? Ответили не сразу, видимо Василиса Петровна так быстро его звонка не ждала. Номер ей был незнаком, поэтому, когда она ответила, голос ее был настороженным:
– Але? Кто это?
– Аркадий Валентинович, адвокат. Вы просили позвонить…
– А! Да, мне бы хотелось вам кое-что рассказать. Без посторонних ушей. Так, чтобы вы и я, понимаете?
– Да, конечно. Завтра у меня очередное свидание с Раисой Гавриловной, в Следственном комитете, а после я готов встретиться с вами. Вы располагаете временем?
– Завтра? Во сколько?
– А вам как удобно?
– Часов в шесть.
– Отлично! Где?
– Давайте в супермаркете, на повороте на трассу. Вы его по дороге проезжали.
– Да, помню.
– Там есть кафе. На первом этаже.
– Помню. Завтра в шесть.
– Договорились.
Итак, она будет топить Фиму Раевича. Интересно послушать. Интересно также узнать, будет ли Фима Раевич топить ее? Что там вообще случилось, в усадьбе у Ромашова в тот роковой вечер?…
Когда Аркадий Валентинович приехал домой, ужин был готов, а дочь уже сидела за столом.
– Ну, как дела? – преувеличенно бодро спросил он. – Экзамен сдала?
– Конечно!
Журавушкин поймал себя на мысли, что давно уже не знает: о чем с ней говорить, со своей внезапно повзрослевшей девочкой? Она, кажется, тоже, не знала, поэтому разговаривала с ним тем же тоном: шутливо-бодрым. В основном об учебе.