Фаворит короля - Рафаэль Сабатини

Король накинул на себя мантию Соломона, а кровать превратилась в судейское кресло.

— Ох, Господи, из-за вашей болтовни и топота у меня все в голове перепуталось! Если вы хотите, чтобы я рассудил по справедливости, изложите мне все спокойно, по-простому, и я вынесу решение. Как случилось, что Робин поднял руку на сэра Джеймса?

Принц, который знал все из уст самого пострадавшего, сказал, что мистер Овербери глубоко оскорбил сэра Джеймса — специально, чтобы вызвать его на дуэль.

— Дуэль?! — воскликнул король с искренним ужасом. — Дуэль, вы сказали? Ну, я разберусь с этим мистером Овербери. Бог свидетель, он научится уважать мои законы! А теперь идите и предоставьте все мне. Я не усну, пока не решу этот вопрос.

Однако принц был отнюдь не удовлетворен. Мистер Овербери, возразил он, вовсе не является главным обидчиком.

— Это мне судить, я внимательно вас выслушал и во всем разобрался. Боже упаси! Мы что, вновь взялись за дуэли? Здесь, в моем собственном дворце? Идите! Идите!

И король вызвал своего камергера, дабы тот проводил все еще недовольного принца. Затем послал лорда Хаддингтона за сэром Робертом Карром.

Посланец нашел сэра Роберта и мистера Овербери в скромно обставленной комнате, которая служила им рабочим кабинетом. Несмотря на поздний час, мистер Овербери трудился — нужда в его трудах становилась с каждым днем все настоятельней.

Секретарь фаворита сидел в кресле с высокой спинкой за большим дубовым столом. Свечи в серебряных канделябрах освещали груды бумаг.

Здесь лежали всевозможные петиции, счета, займы, документы о процентных ставках и тоннаже торговых судов, донесения из-за рубежа — короче, все то, что требовало немедленного внимания человека, практически выполнявшего работу государственного секретаря.

Мистер Овербери, одетый в винного цвета халат поверх рубахи и коротких штанов, делал пометки на полях наиболее неотложных документов.

Сэр Роберт поднялся навстречу посетителю — до этого он возлежал в кресле у распахнутого окна, поскольку ночь была жаркой, надвигалась гроза. В комнате стоял странный запах. Лорд Хаддингтон, который еще мало был знаком с курительным табаком, не мог определить его происхождение.

Сэр Роберт, уже собиравшийся на покой, почтительно выслушал приказание — почтительно еще и потому, что лорд Хаддингтон сообщил ему о посещении принца. К этому часу уже весь двор знал о происшествии на теннисном корте. Итак, сражение, которое предсказывал мистер Овербери, началось.

Король поджидал его в одиночестве: его величество не был склонен объясняться с Карром при свидетелях — свидетели были нужны ему еще менее, чем при разговоре с принцем.

Король восседал под балдахином, прикрыв широким халатом хилые ноги. Он изложил жалобы принца, сурово попенял за избиение сэра Джеймса Элфинстоуна и яростно накинулся на мистера Овербери за то, что тот навязал сэру Джеймсу дуэль.

Он не потерпит скандалистов при своем дворе и дуэлянтов в своем королевстве и более ни одного дня не вынесет присутствия человека, который посмел ослушаться его королевских указов. Он — король, и слово его — закон. И, черт побери, так будет! Тяжело сопя, он умолк, предоставив сэру Роберту возможность ответить.

— Ваше величество не совсем верно информирован о случившемся.

— Как?! — возопил король. — Разве вы не слыхали, что мне обо всем рассказал сам принц?

— Принц Генри сам при этом не присутствовал. Что же касается рассказа о действиях мистера Овербери, то он и правдив, и неверен одновременно — причем неверного больше. Скандал затеял сэр Джеймс. Он явился специально, чтобы разозлить меня. Это он хотел навязать мне дуэль, он затем и пришел.

— Дуэль — тебе? Это тебе, Робин, он хотел навязать дуэль?! — Король был поражен. Королевский гнев сразу же сменил адресата. — Черт меня побери! Что ты такое говоришь?

— Как раз, чтобы оградить меня от задиры, Том и встал между нами и предложил себя в качестве моего представителя.

Рачьи глаза короля внимательно изучали сэра Роберта — упоминание Овербери по имени, теплый тон, каким было произнесено это имя, снова возбудили подозрения короля.

— А как случилось, что ты ударил сэра Джеймса?

Сэр Роберт рассказал. Глаза короля, казалось, совсем вылезли из орбит, однако он ответил уклончиво:

— Между нами, ты превратил мой дворец в какую-то медвежью яму. Это ты спровоцировал его высочество на то, что он потерял свое королевское достоинство, это ты разозлил его настолько, что он ворвался ко мне в спальню, позабыв, что я не только его отец, но еще и король. И ты еще защищаешь этого грубияна Овербери! Но ведь если бы он не издевался над сэром Джеймсом, все еще могло оставаться в рамках приличий.

— Я уже объяснил вашему величеству…

— И я хорошо слышал твое объяснение. Но я достаточно проницателен, чтобы разглядеть за объяснениями суть и составить свое собственное суждение. Есть лишь один способ положить всему конец, восстановить покой и обезопасить себя от повторения таких историй: этот тип Овербери должен убраться!

Сэр Роберт весь напрягся, лицо его покраснело. Он начал было что-то говорить, но король поднял руку:

— Ни слова больше, Робин. Это не просьба, это приказ. Королевский приказ. Проследи, чтобы он был выполнен, — произнес король таким надменным и грозным тоном, каким он еще со своим фаворитом не говорил.

Сэр Роберт сразу все понял. Он поклонился с видом крайне униженным и покорным и голосом, полным смирения, сказал:

— Я — самый преданный и самый послушный слуга вашего величества. Завтра к этому же времени мистер Овербери покинет дворец и вашу службу.

Король глядел победителем. А пока сэр Роберт произнес:

— Дозволено ли будет и мне сопровождать его?

— «Сопровождать его»? Сопровождать его! Ради Бога, что это такое ты говоришь?

— То, что сказал, сир. Я желал бы удалиться вместе с мистером Овербери.

— Боже, я тебе не позволяю!

— Ваше величество может заключить меня за неповиновение в Тауэр, потому что в ином случае я все равно уеду с мистером Овербери.

Король с недоверием и страхом глядел в решительное лицо сэра Роберта. А потом губы короля задрожали, и на королевские глаза набежали слезы. И тут он дал волю ярости.

— Вы — гнусная банда дьяволопоклонников! — заорал он с жутким шотландским акцентом, соскочил с постели и, дрожа от негодования, стал перед фаворитом.

Сэр Роберт поклонился и двинулся к двери.

— Куда это ты направился? — крикнул король.

— Я понял, что ваше величество меня отпускает.

— Ничего подобного! Ты нарочно выводишь меня из себя! Я предупреждаю тебя, Робин, со мной нельзя так играть! — Он сделал пару шагов и заговорил слезливым голосом: — Я ведь так хорошо к тебе относился, Робин, и вот благодарность! Значит, ты такой же неблагодарный, как и остальные?

— Сир, ничто не может умалить мою благодарность и любовь, даже если вы пошлете меня в Тауэр или на плаху…

Король прервал его.

— Любовь? Да ты меня совсем не любишь. Ты такой же, как остальные. Все это лишь притворство, ты все время притворялся. Любовь в том, чтобы отдавать. А ты, как и другие, хочешь только брать.

— Сир, я этого не заслужил. Вы ко мне несправедливы.

— Несправедлив? Я — несправедлив?! Да ты же сам доказал свою нелюбовь ко мне, пожелав променять меня на этого негодяя Овербери!

— Если я не уйду из дворца вместе с ним, я стану соучастником несправедливости — ведь он был готов рисковать своей жизнью, чтобы спасти меня. Вот и вся его вина. Каким презренным негодяем я был бы, если бы не разделил наказание, которое сам на него навлек!

— А меня это все совсем не интересует!

Сэр Роберт посмотрел королю в глаза.

— Неужели ваше величество будет доверять мне, ценить меня по-прежнему, если я настолько забуду честь, что в тяжелую минуту покину преданного мне человека?

И снова король уклонился от ответа.

— Ты говоришь о преданности и обязательствах! А каковы твои обязательства по отношению ко мне?

— Их я не забывал никогда. Я служил вашему величеству в полную меру своих скромных сил и возможностей. Моя жизнь, сир, принадлежит вам. Бог свидетель, я с радостью отдам ее, если в том будет нужда.

Это откровенное желание польстить вызвало в душе его величества такую бурю эмоций, что он воскликнул:

— Робин! Робин! — И король, подойдя к сэру Роберту, положил руки ему на плечи. — Ты и вправду так думаешь? Ну скажи, это правда? Бога ради, ты не покинешь меня, ты не разобьешь мое бедное старое сердце?

Сэр Роберт улыбнулся так нежно (а он был большой мастер нежных улыбок), что сопротивляться было невозможно.

— Покинув вас, сир, я разобью свое собственное сердце, впрочем, как и свою судьбу. Однако…

— Ни слова больше, Робин. Молчи, друг. — И король еще крепче обнял его за плечи. — Я верю тебе. Ты настоящий герой среди картонных рыцарей.