Благородный защитник - Ханна Хауэлл

— К тому же он, кажется, чуть постарше тебя?

— Да, ему двенадцать. Он сказал, что сэр Родерик не появлялся здесь уже несколько недель. И еще сказал, что дядька, который обделывает делишки для сэра Родерика, последнее время что-то нервничает и сильно боится. Он тут подслушал разговор этого дядьки с его женой — на редкость скверной бабой! — так вот, они шептались про какие-то слухи и подозрения и еще о том, что какое-то время надо быть начеку.

— Ага. Очень хорошо. Стало быть, слухи оказывают свое действие.

Каллум кивнул:

— Саймон говорит, что она, жена-то, плачется и плачется, что и деньги-то они так теряют, и сэр Родерик расстроится.

— Господи, ну почему я не мужчина! Ворвалась бы сейчас сюда и втоптала этих гнусных людишек в грязь! — У нее болезненно сжалось сердце, когда она услышала тихий смех Каллума. — А может он нам помочь, этот мальчик?

— Сказал, сделает все, что в его силах. Я пообещал, что мы будем приходить сюда каждый день — как раз в это время он обычно ходит за водой. Если у него будет что сообщить нам, он кивнет. На всякий случай я не сказал ему, где мы будем прятаться, а то еще выдаст нас, если на него надавят.

— И правильно сделал, — сказала Кирсти, и они медленно тронулись в обратный путь, пригибаясь и тщательно выбирая самые темные переулки. — Пока будем действовать по твоему плану.

— Хороший парень, этот Саймон. Он постарается нам помочь. Ему все известно про сэра Родерика. Отец рассказал. Незадолго до смерти.

— А отчего умер его отец?

— Его пырнули ножом в пивной. Он ходил в пивную по субботам, завел себе там девушку. Как-то он вернулся с тугим кошельком — отвез сэру Родерику несколько штук отличного сукна. Вернулся, сказал сыну, чтоб тот подальше держался от этого лорда, и пошел в пивную. И умер. — Каллум нахмурился. — Наверняка этот ткач что-то заметил. Точно.

— Думаю, да. И его заставили замолчать навсегда. Что-что, а это Родерик умеет — или с помощью тугого кошелька, или пырнув ножом в спину. Должно быть, он узнал, что ткачу не заткнуть рот золотом. Думаю, нам стоит рассказать об этом Йену. Может, он сумеет разговориться с какими-нибудь соседями ткача и узнать подробности его смерти. Может, даже узнает, что к этому убийству причастен Родерик.

Некоторое время они шли в молчании, петляя по узким улицам и темным переулкам. Пора было возвращаться в дом Пейтона, но они всегда принимали особые предосторожности, чтобы никто никогда не видел, как они входят в этот дом и выходят из него. И вот, когда они пробирались по какому-то заваленному отбросами проулку, Кирсти вдруг услышала странный звук и схватила Каллума за руку.

— Ты слышал? — спросила она мгновение спустя, так тихо, что он едва разобрал слова.

— По-моему, кто-то плачет, — прошептал Каллум, обшаривая глазами все вокруг.

Кирсти сдержалась и не стала его удерживать, когда он вдруг направился к куче грязного тряпья, сваленной возле одной особенно грязной, замшелой стены. Двигаясь осторожно, она последовала за мальчиком, который, сжимая в руке нож, склонился над кучей и принялся разгребать тряпье. Под тряпьем они увидели сжавшегося в комочек маленького мальчика. Кирсти опустилась на колени рядом с ним и, шепча ласковые слова, повернула ребенка лицом к себе. А когда слабый луч света, с трудом проникавшего в узкий проулок, упал на лицо ребенка, Кирсти ахнула и едва не задохнулась от волнения. Несмотря на толстый слой грязи, в которой слезы промыли узкие дорожки, и ужасные ссадины и синяки, она сразу узнала это лицо.

— Робби? — позвала она, еще не смея верить, что маленький мальчик смог выжить на улице так долго один, несмотря на раны.

— Миледи Кирсти? — прошептал мальчик.

— Ведь ты Робби. Верно?

— Что с Мойрой?

— С ней все в порядке, — ответила Кирсти и, сняв плащ, закутала в него ребенка. — Мы отнесем тебя к ней.

— Она в безопасном месте?

— Да. Мне удалось увести ее от него. Ты зря не дождался меня.

— Мне нужно было идти искать Мойру.

Он стал задыхаться, когда Кирсти взяла его на руки, а потом потерял сознание. Каллум пошел вперед, и вскоре они подошли к дому Пейтона.

— Иисусе милосердный! — воскликнула Крошка Элис, когда Кирсти и Каллум вошли в кухню. — Что же это ты такое притащила, девочка моя?

— Это брат Мойры, — ответила Кирсти. — Не знаю, как ему удалось выжить и как он очутился там, где мы его нашли, но сейчас главное — помыть его и заняться его ранами.

Следующий час прошел в напряженном молчании: они мыли мальчика, прочищали раны, смазывали ссадины и туго перевязывали его ребра, так как Крошка Элис решила, что хоть они вроде и не сломаны, а перевязать их не помешает. Кирсти смазывала целебным бальзамом рану за раной, и с каждым взглядом на маленькое, искалеченное тело Робби гнев ее все возрастал. Нет прощения тому, кто мог так поступить с ребенком!

Мойра робко приблизилась к краю кровати, как раз когда Робби открыл глаза.

— Мойра? — тихо окликнул ее мальчик.

— Я здесь, Робби, — ответила она и взяла его руки в свои. — А я думала, тебя ангелы забрали.

— Нет. Пока еще нет.

— И не заберут, — твердо сказала Кирсти, поднося ко рту мальчика чашку с жидкой кашей, которую наспех сварила для него Крошка Элис.

— Тебе очень больно? — спросила Мойра.

— Нет, не очень. Старые раны почти зажили. А вот те, что я заработал несколько дней назад, здорово болят.

— А что случилось несколько дней назад? — спросила Кирсти.

— Я едва снова не угодил в лапы к этому негодяю, — ответил мальчик. — Его люди схватили меня и сильно поколотили. А потом взвалили на лошадь и повезли. Но я сумел свалиться с лошади и убежал обратно в город, чтобы спрятаться.

— Какой же ты храбрый и находчивый мальчик!

— Мне нужно было найти Мойру. — Несмотря на то что разбитые губы его сильно распухли, он сумел улыбнуться сестренке. — Я должен заботиться о ней. Я мамке обещал.

— Твоя мама смотрит на тебя с неба и гордится тем, что у нее такой славный, храбрый сынок, — сказала Крошка Элис, присаживаясь на край кровати и подавая мальчику травяной отвар.

— Что случилось?

Кирсти подняла глаза на Пейтона, который остановился в дверях, и на хмурого Йена за его спиной.

— Видимо, ангелы в конце концов решили пока не забирать братика Мойры.

Пейтон негромко выругался и подошел к постели. Несмотря на ссадины и синяки, Пейтон сразу заметил его сходство с Мойрой. Те же темные волосы, только невьющиеся, те же темные глаза. Пейтону просто не верилось, что жестоко избитый ребенок, мальчик всего-то семи лет, сумел прожить на улице несколько недель. Но тут он вспомнил, что Каллум прожил так много лет.

— Я позабочусь о Мойре, сэр, — пробормотал мальчик, засыпая.