Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента - Гуревич Анатолий Маркович

Мне сейчас уже очень трудно вспомнить фамилии всех руководителей дирекции и наших преподавателей, которые прививали мне и другим товарищам знания в самых различных областях, однако они, безусловно, во многом содействовали заложению в нас основ культуры.

Тем не менее, я очень хорошо запомнил директора института Владимира Владимировича Покровского. В прошлом он был, если я не ошибаюсь, председателем Ленинградского отделения БОКС (Всесоюзного общества культурной связи с заграницей) и имел ученую степень кандидата наук. Несмотря на то, что он был весьма своеобразным человеком, между нами сложились с самого начала неплохие отношения.

После того как Дроздов решил отпустить меня с работы, полностью разделяя мое стремление получить высшее образование, в районе предупредили, что их согласие я могу получить только в том случае, если пообещаю при необходимости выполнять ряд обязанностей, которые на меня возложили еще тогда, когда я занимал должность заместителя начальника штаба ПВО района. Мне представлялось, что это касается в первую очередь тех обязанностей, которые предусматривались на военное время и на время проводимых учений. Не размышляя ни минуты, я дал согласие.

Счел обязанным посетить в/ч 1173, бригаду ПВО и встретиться с комбригом. Прием был очень дружеский. Мне пожелали успехов в учебе и в жизни, повторив в то же время высказывание районного руководства в части моего дальнейшего участия в работе штаба ПВО района и в первую очередь в районных и городских учениях. Меня удивило, что комбриг уже знал о моем поступлении в институт. Узнать об этом он мог, по моему предположению, только от Николая Федоровича Нионова.

Прощаясь, комбриг совершенно неожиданно для меня сказал, что меня хотел бы видеть в Ленинградском военном округе Виницкий.

В штабе ЛВО некоторые меня знали, особенно часто я встречался с Космачевым и работниками его отдела. С Виницким я лично не был знаком, иногда, и то довольно редко, видел его на различных мероприятиях. Не помню уже от кого, но слышал, что он имел прямое отношение к организации военной подготовки в высших учебных заведениях. Мне было трудно себе представить, по какому вопросу я должен был посетить Виницкого и кто вообще является инициатором моего визита в ЛВО.

Естественно, я не представлял себе, о чем будет идти речь. Немного поговорив о моей работе в штабе района, уже прощаясь, Виницкий пожелал успехов в учебе и в личной жизни. И вдруг он попросил, в том случае если руководство института предложит мне одновременно с учебой принять участие в работе «военной кафедры» и читать студентам лекции, касающиеся возможности повой мировой войны, подготовки к этой войне на Западе, ее возможного характера, необходимости противовоздушной обороны, особенно на случай применения отравляющих веществ, дать на это согласие.

Уже вздохнув полной грудью на площади им. Урицкого (Дворцовой площади), на которой находилось красивое здание Главного штаба с замечательной аркой, я вновь задумался над тем, кто распустил слухи о моем поступлении в институт и, очевидно, даже точно указал его название. Кто являлся инициатором моего возможного использования в институте на преподавательской работе? Я мог только предположить, что начальству кто-то докладывал, что я, работая в штабе ПВО района, неплохо читал лекции и вел подготовку по противовоздушной обороне. В самом институте, конечно, никто этого не знал. У меня появилась мысль, что, возможно, руководство вновь создаваемого института обратилось в ЛВО с просьбой выделить необходимых преподавателей военного дела для студентов. Размышляя над всем этим, я решил, со своей стороны, молчать и никому не говорить о моем разговоре с Виницким.

Мне пришлось ждать недолго. Этот вопрос вновь возник вскоре после начала занятий, когда меня пригласили, подчеркиваю – не вызвали, а пригласили, через секретаршу к директору института В.В. Покровскому. Его предложение принять мне непосредственное участие в военной подготовке студентов, естественно после моей беседы с Виницким, не застало врасплох. Не задумываясь, я дал согласие.

Вскоре после того, как я познакомился с преподавателем военного дела, стал понятен смысл этого предложения. В то время преподавателем был старший лейтенант, не обладавший ни педагогическими, ни лекционными навыками. Мы сработались с ним. Потом был принят на работу отставной командир более высокого ранга. Не помню, была ли в это время создана военная кафедра, но мы точно определили стоящие перед каждым из нас задачи и продолжали работать слаженно.

Поскольку я был студентом и посещал занятия, расписание было составлено таким образом, чтобы я их не пропускал.

Вскоре мне доверили еще несколько студенческих групп. При институте были организованы курсы усовершенствования переводчиков, гидов Ленинградского отделения ЗАО «Интурист». В программу занятий этих курсов были внесены и мои лекции.

Когда я давал согласие на проведение занятий, был убежден, что это будет происходить на общественных началах. Хочу сразу же подчеркнуть, что получаемая нами, студентами, стипендия была очень высокой и ни в коей мере не была сравнима со стипендиями в обычных высших учебных заведениях. Видимо, ЗАО «Интурист», подготавливая себе кадры, решило отпустить и на стипендии большой фонд. Готовились кадры для работы с иностранцами в Советском Союзе и за границей. Достаточно сказать, что на первом курсе института я получал стипендию в размере 225 рублей, что было выше зарплаты среднего служащего. Каково же было мое изумление, когда я узнал, что не только числюсь студентом института, но вхожу и в список преподавателей и за мои «уроки» должен получать почасовую оплату. Оплата, естественно, проходила по отдельным ведомостям, не связанным ничем с ведомостями, по которым мы получали стипендию. Следовательно, я уже отличался в этом отношении от других студентов. Могу также указать на то, что я был вполне материально обеспеченным человеком. Правда, мои доходы этим не ограничивались, но об этом я расскажу далее. Я должен подчеркнуть, что никогда не гнался за высоким заработком, а полученные деньги всегда приносил домой в общую кассу. На себя я тратил немного, поскольку на всякие «веселья» у меня не было времени.

Самое главное, с моей точки зрения, заключалось в том, что я получил право непосредственно го общения в свободное время с преподавателями. Это право проявилось, в первую очередь, в том, что меня стали приглашать на приемы, которые регулярно проводились на частной квартире директора института на улице Плеханова. Там я познакомился ближе с женой директора Люсией Лазаревной, которая тоже преподавала в институте. Познакомился и с их дочкой Таней, которой в то время было, если не ошибаюсь, уже восемь лет.

Па этих приемах шли интересные разговоры, мы шутили, иногда пели, часто и танцевали, исполняя модные в то время танго, быстрый фокстрот, вальс, английский вальс (вальс-бостон) и т.п. Очень часто танцевали с Люсией Лазаревной и Ольгой Вячеславовной Арнольд.

С Люсией Лазаревной мы часто в обеденный перерыв бегали с Фонтанки – из института в Дом Красной армии (ныне Дом офицеров), где обедали вместе.

Я останавливаюсь на моих хороших отношениях с женой директора, потому что они тоже имели немаловажное значение в моей будущей работе. Я уже не говорю, что они мне помогли в укреплении языковых знаний. Но главным было то, что, бывая на приемах у директора, а также знакомясь с друзьями Люсии Лазаревны, я получил возможность общаться с людьми, принадлежащими к весьма культурному обществу. Именно это помогло мне во время работы за рубежом, при моем общении с людьми из аристократического общества.

Конечно, в годы моей учебы в институте я не мог предположить, что жизнь Люсии Лазаревны и Семена Михайловича, как и других, имеющих отношение к институту и курсам усовершенствования при нем, переплетется с дальнейшей моей жизнью. Мы не могли тогда думать, что нас на многие годы свяжет участие в национально-революционной войне в Испании.

Сейчас мне хотелось бы вспомнить некоторых преподавателей, которые мне особенно запомнились по тому вкладу, который внесли в мою достаточно необычную деятельность.