Реквием - Александра Маринина

- Нет, внимания не обратил. А оно было?

- Не знаю, - Настя пожала плечами. - Может, и не было, когда ты с ней разговаривал. Но вчера оно было. Это к вопросу об убийстве Соловьевой.

Коротков медленно покачался на стуле и протяжно присвистнул.

- Однако! Ты уверена, что то самое?

- Да нет же, в том-то и дело, что не уверена. С виду похоже, но надо посмотреть внимательно. У меня не было повода попросить ее снять кольцо и дать мне. С какой стати?

- И то верно. Ты хочешь, чтобы я попробовал? Или, может, просто изъять его официально?

- Не хотелось бы. Дед меня пугает.

- Но, Ася, он не может быть причастен к убийству Соловьевой, он в это время уже в камере сидел за убийство сына и невестки. Чего ты боишься?

- Не знаю. - Она вздохнула и вытащила из пачки сигарету. - Не знаю, Юрик. Меня этот дед Немчинов как магнитом притягивает, и в то же время я боюсь его трогать. Знаешь, самые бредовые предположения в голову лезут.

- Например?

- Ну, например, Василий Петрович действительно связан с организованной преступной группой и целенаправленно втягивал в свои дела Сашу Барсукова, но коль это группа, то в ней, вполне вероятно, оказался человек, причастный к убийству Соловьевой и владеющий этим кольцом. В ходе каких-то взаимных расчетов кольцо перекочевало к Немчинову, а тот подарил его любимой единственной внучке. Если проявить неприкрытый интерес к кольцу, дед забеспокоится. А нам это надо?

- Нам это, натурально, пока не надо, - согласился Юра. - Но тебя послушать, так на деда этого даже дышать нельзя, хотя все твои предположения - не более чем полет фантазии. Он может оказаться абсолютно ни при чем и в то же время знать что-то полезное. И как ты предполагаешь раскрывать убийство Барсукова, если нужно все время избегать контактов с дедушкой Леры?

- Между прочим, раскрывать убийство Барсукова должен ты, а не я, пошутила она. - Твой вопрос не по адресу. Мое дело - провести анализ криминальной пораженности вузов МВД, дислоцированных в Москве. Вот так сформулировано мое задание. На Москве я должна отработать методику сбора информации и ее анализа, а потом такое же обследование будет проведено во всех милицейских учебных заведениях. А убийство Барсукова - это только повод, толчок для постановки проблемы.

Настя сладко потянулась и выключила монитор компьютера. Пусть глаза немного отдохнут, а то к вечеру они становятся красными, как у кролика.

- Юра, как ты смотришь на то, чтобы послать к девушке Лере красивого молодого человека?

- Положительно, только смотря зачем. Колечко обозреть?

- Угу. Она нашего Мишаню видела?

- Видела, - вздохнул Коротков. - Кандидатура не пройдет.

- Может, Игоря Лесникова отрядить? - предложила Настя.

- Его нет в Москве, вернется недели через две, не раньше.

- Жалко. Кто у нас еще есть красивый? На некрасивого Лерочка не польстится.

- Извини, подруга, - Юра развел руками, - АленДелонами не запаслись. Доценко и Лесников - вот и весь стратегический запас нашего отдела. А этот твой... ну как его... ну странный этот, который со святой водой бегает. Может, его попросить? Он с виду вполне годится, высокий, стройный, и физиономия приличная, и возраст подходящий.

- Брось. - Она поморщилась и загасила сигарету. - Наш Павел Михайлович никогда опером не был. Он не сумеет.

- Все когда-то начинают, и у всех бывает первое дело, - философски заметил Коротков. - От него же ничего особенного не требуется, ни стрельбы, ни бега с препятствиями, ни внедрения в уголовную среду. Просто познакомится с девушкой, построит ей глазки, поговорит приятные слова и под благовидным предлогом посмотрит колечко. Всего и делов-то!

- Юра, он не обязан это делать, - упрямо возразила Настя. - Он работает в штабном подразделении, а не в розыске. Если он что-то сделает не так, с него даже спросить нельзя будет.

Юра резко поднялся, отшвырнул стул и сделал несколько шагов по кабинету, внимательно разглядывая Каменскую.

- Что ты на меня так смотришь? У меня прическа не в порядке? - пошутила Настя.

- Да нет, смотрю вот, какая ты стала.

- И какая же?

- Другая. Чужая. Незнакомая.

- Вот даже как?

- Ты стала до неприличия осторожной. Пропал азарт, рисковость. Что с тобой произошло, подруга? Тебя как подменили. Ты, кажется, даже поправилась.

- На два килограмма, - со смехом подтвердила Настя, - я тебе говорила об этом несколько дней назад, но ты не обратил внимания. Ежедневные обеды с жареной картошкой не проходят бесследно. И нервничаю меньше. Знаешь, куда приятнее заниматься любимой аналитической работой за зарплату и в соответствии с должностными обязанностями, нежели тайком и по личному разрешению начальства. А что до остального, то я всегда была жуткой трусихой и осторожничала даже в пустяках. Просто ты уже забыл, какая я, за те три месяца, что мы не работаем вместе. И между прочим, азарта я не утратила. Вот дед Немчинов мне покоя не дает - так я день и ночь о нем думаю, все прикидываю, что там у него случилось десять лет назад. Не могу его из головы выбросить.

- По-моему, ты делаешь глупую попытку увести меня в сторону, - резко заявил Коротков. - Признайся, у тебя роман с Заточным? Поэтому ты такая спокойная и счастливая, поэтому тебе нравится эта идиотская штабная работа с дурацкими никому не нужными бумажками и поэтому ты перестала быть сыщиком?

- Что?! От изумления она потеряла дар речи и даже на какоето мгновение забыла, что в руке у нее кружка с водой, в которую Настя собиралась вставить кипятильник. Кружка стала подозрительно наклоняться, и тоненькая струйка воды робко полилась на ее свитер и джинсы.

- Промокнешь, - зло бросил Юра, показывая на кружку.

Настя спохватилась, поставила кружку на стол и затряслась в истерическом хохоте.

- Юр, ты тоже не сыщик! Тебе надо юмористические тексты писать, а не убийц и насильников ловить. Твоей фантазии может позавидовать Сидни Шелдон вместе с Джеки Коллинз. Им до тебя далеко, ей-Богу.

- Докажи мне, что я не прав, и я успокоюсь, - упрямо сказал он.

- Да не стану я ничего тебе доказывать! - Настя вытерла платком выступившие от смеха слезы и включила наконец кипятильник. - Насчет Заточного - это все полный бред. Юрочка, ты же знаешь, Чистяков впервые сделал мне предложение, когда нам было по двадцать лет, а вышла я за него только в тридцать пять. Не для того я пятнадцать лет ему отказывала, чтобы после свадьбы крутить романы. Весь свой потенциал страстных влюбленностей я уже израсходовала до того. Ясно?

- На Петровке все считают, что ты любовница своего шефа.

- Ну и что? Пусть считают, если у них мозгов ни на что другое не хватает. Но ты-то, ты-то как мог такое подумать? Ты же меня знаешь тысячу лет. Ладно, давай по порядку. Как было сказано в фильме "Ширли-мырли", я готов разделить ваше горе, но по пунктам. С Заточным романа у меня нет. С этим вопросом все. Штабная бумажная работа вовсе не идиотская, но это мое личное мнение, и ты имеешь полное право его не разделять. Но и навязывать мне свою точку зрения не надо. Договорились? Теперь третье, относительно того, что я спокойная и счастливая. Да, это действительно так, и что в этом плохого? Юрочка, когда я вспоминаю прошлый год, у меня волосы на голове шевелятся от ужаса. Я чуть было не совершила кучу непоправимых ошибок сначала с папой, потом с Лешкой. И с огромным трудом выбралась из ямы, в которую сама себя радостно тащила. Хорошее познается только в сравнении с плохим, а когда сравнивать не с чем, то хорошее воспринимается как нечто само собой разумеющееся и постоянно подвергается критике и нытью. Сейчас все позади, с Лешкой отношения наладились, а ведь мы были практически на грани развода, и все из-за моей глупости. И теперь я имею Полное право быть счастливой. Еще вопросы есть?

Коротков улыбнулся, протянул руку и легонько щелкнул Настю по носу.

- Все-таки ты ужасно смешная, Аська. Можно любить или не любить работу сыщика, можно быть преданным ей до мозга костей или люто ненавидеть, и то и другое легко понять. Но как можно любить бумажки и цифирьки? Это выше понимания любого нормального человека. Схемы какие-то бесконечные, диаграммы, проценты и еще черт знает что. Ну как, скажи ты мне, как можно это все любить? Это же все муть и скукотища.

- Тебе - скукотища, мне - удовольствие. Почему ты считаешь, что я должна быть похожа на тебя? Ты думаешь, что ты устроен правильно, а все, кто от тебя отличается, устроены неправильно и их нужно переделывать и перевоспитывать? А что будет, если я начну считать так же? И стану день и ночь талдычить тебе в уши, как прекрасна аналитическая работа, как нужна она прогрессу цивилизации и процветанию человечества, а тот, кто этого не понимает, просто недалекая и ограниченная личность. Понравится?

- Все-все-все, - Коротков поднял руки, - я сдался без боя. У тебя появились любопытные аргументы. Откуда? Новые знакомые или новые книжки?

- Павел Михайлович Дюжин, тот самый, которого ты считаешь странноватым. Я тоже первое время не успевала в себя приходить от изумления перед его выходками и тоже считала его странным и слегка придурковатым. Но чем больше с ним общалась, тем яснее понимала, что он не странный. Он другой. Понимаешь? Просто другой. Не такой, как мы с тобой. Но ведь с его точки зрения это мы с тобой странные, потому что не понимаем и не чувствуем того, что понимает и чувствует он. Ему может быть ужасно некомфортно в каком-то конкретном месте, и он искренне не понимает, как все остальные могут в этом месте спокойно работать и общаться и ничего особенного не чувствовать. Мы с тобой считаем себя правильными, а Дюжина - нет. А Павел считает наоборот, и кто из нас прав?