Обитель зла - Сабина Тислер

Марчелло пытался говорить обыденным тоном, но увидел, что карандаш в руке дрожит.

Пиа сказала пару раз «Va bene» [12], и голос ее звучал вполне спокойно. Марчелло надеялся, что она не заметила его неуверенность.

Потом он закрыл бюро, оставив свет включенным. Все должны думать, что он еще работает.

Узкую полевую дорогу, которая вела к дому синьоры, он нашел сразу. Было двадцать минут десятого, когда он припарковался. Марчелло загнал машину как можно дальше в кусты, чтобы никто не заметил ее с дороги. Стемнело, но у него был карманный фонарик. В туфлях на тонкой кожаной подошве ему приходилось идти медленно и осторожно. Несколько раз он наступал на колючки, разорвал брюки о заросли ежевики, ветки деревьев били его по лицу. «Что я здесь делаю? – спрашивал он себя. – Я ночью пробираюсь через лес к клиентке и обманываю свою жену? Зачем все это, собственно?»

Чувство недовольства собой еще усилилось, когда ниже террасы, на которой он сейчас стоял, Марчелло заметил крышу небольшого дома.

Он глубоко вздохнул и начал спускаться. Из окна кухни пробивался слабый луч света. Марчелло видел, что синьора сидит возле стола и читает книгу. На ней был тонкий шелковый утренний халат, и она сидела, закинув ногу за ногу. Марчелло заметил, что под халатом на ней ничего не было.

Он затаил дыхание. Сердце его билось как бешеное. Еще было время повернуть назад, а утром позвонить ей, извиниться за то, что не пришел, и согласовать новый срок визита. Но ситуация будоражила его. Все было абсурдным и нереальным. Темный лес вокруг, тишина, одиночество и почти голая женщина, которая пригласила его под каким-то предлогом. У Марчелло возникло ощущение, что перед ним открывается самое большое приключение в жизни, и он постучал в дверь.

– Войдите! – воскликнула она высоким радостным голосом.

– Permesso? [13] – сказал он и вошел в дом.

– Как мило, что вы пришли! – Она подала ему руку. – Садитесь и выпейте бокал вина со мной. Потом я покажу вам дом.

Она наполнила два бокала из уже открытой бутылки и подала ему один.

– Salute! [14]

– Salute, – прошептал Марчелло и выпил. Его руки дрожали.

– Какой прекрасный май! – сказала она и покрутила бокал в руках. – Вы слышите, как стрекочут цикады? Даже сейчас, в темноте. И это в мае! Как удивительно! Обычно пение цикад начинается в конце июня, когда уже летают светлячки. Вы тоже обратили на это внимание?

– Нет, – сказал он, и сам себе показался глупым мальчишкой. – Я не обращаю внимания на такие вещи, даже когда вечером сижу на своей террасе. Нет, мне это не бросилось в глаза.

– Ничего, – ответила она улыбаясь. – Зато здесь, в тишине, очень хорошо слышны звуки природы.

– А вы не боитесь? Одна… А если что-то случится? Здесь вам никто не сможет помочь.

– А что может случиться? – Она засмеялась. – Я боюсь лесного пожара. Если лето снова будет жарким и сухим, а гуляющие будут всюду бросать окурки… Вот этого я боюсь. Поэтому и хочу как можно скорее застраховать дом. А так… Нет, я не боюсь. Наоборот, мне кажется, что этот спрятанный в лесу дом – самое безопасное место на земле. Мне больше нравится здесь, чем в маленькой квартире в Риме, Палермо или Неаполе.

– Возможно, вы правы, – сказал он, – но для женщины это все же необычно.

– Может быть. – Она одним глотком выпила свое вино, поставила бокал и встала. – Идемте. Давайте проведем маленькую экскурсию. Значит, здесь кухня, как вы сами видите. У меня тут всего немного. Плита, маленькая печка, посуда. Я здесь не для того, чтобы готовить. И конечно, не буду приглашать сюда гостей на обед. А здесь, – она открыла дверь в соседнюю комнату, – мой маленький склад. Немножко инструментов, чуть-чуть продуктов, больше ничего. В конце концов, мне нужно иметь хоть небольшой запас, поскольку отсюда до следующего магазина Alimentari [15] довольно далеко.

– Это точно. – Марчелло постепенно расслабился.

– Идемте наверх.

Она пошла впереди него по узкой винтовой лестнице, и у него закружилась голова от аромата, когда он направился следом.

В гостиной были только два удобных кресла, полка для книг, маленький письменный стол и мольберт, перед которым она и остановилась.

– Это моя рабочая комната. Здесь спокойно, и в голову приходят свежие идеи.

Он некоторое время рассматривал картину, которая стояла на мольберте. На ней был изображен большой кролик в халате, который показывал маленькому кролику в пижаме, как надо чистить зубы.

– Как мило, – сказал он, – и как реалистично.

Это он сказал совершенно искренне, потому что ее способность рисовать действительно произвела на него большое впечатление. Женщина нравилась ему все больше. И вечерами на своей террасе он будет думать о том, что она сидит здесь и рисует кроликов.

– А это моя спальня, – сказала она и открыла дверь. – Идемте.

Сара Симонетти не давала никаких объяснений по поводу этой комнаты, а сразу же легла в постель.

– Ты это знал и все же приехал, – сказала она, улыбаясь. – Это мне нравится.

Марчелло стоял в дверях и медлил. Его лицо горело, его кожа горела, как будто ее смазали пастой из перца чили, удары сердца гремели в ушах так, что он едва понимал, что она говорит.

– Иди сюда, – прошептала она. – Забудь мир, который остался снаружи. Просто не думай хотя бы минуту о своей семье, о своем доме, о своей работе. Здесь все по-другому. Эта маленькая хижина – своеобразный космос, и ничего из того, что здесь происходит, никогда не выйдет в нормальную жизнь. Никто не знает, что ты здесь, и никто никогда об этом не узнает. В поселках, в деревнях и городах действуют иные правила игры. Здесь никаких правил нет. Если мы встретим друг друга случайно, ничего не будет иначе, чем было раньше. Ты синьор Ванноцци, я синьора Симонетти. И если мы увидимся, так только в ufficio [16] в Монтеварки, чтобы подписать страховой полис или внести деньги. Понимаешь?

Марчелло медленно кивнул. Он верил ей и чувствовал, что действительно готов забыть все, что значила его жизнь за стенами этого дома. Она всего лишь парой слов устранила его сомнения и успокоила его совесть. Кровь, которая до этого момента, казалось, собралась в голове, потекла вниз, наполняя его теплом и силой. Уважаемый гражданин, верный супруг, любящий отец, который до сих пор даже в фантазиях не решался представить себе подобную ситуацию, был готов на все. Он не мог понять, что с ним происходит, но он верил ей. Его рот наполнился слюной, и приходилось постоянно ее сглатывать.

Он глубоко вздохнул и начал раздеваться. Он сам удивлялся, как легко это получалось. Она наблюдала за ним, но его это не стесняло. Он чувствовал себя почти великим. «Я, Марчелло Ванноцци, сорока восьми лет, бросаюсь в самое большое приключение в своей жизни, причем не знаю, как оно закончится. Но мне все равно. Хочешь чувствовать себя живым – нужно идти на риск. Это тоже какая-то степень свободы».

Обо всем, что произошло потом, Марчелло позже мог вспоминать лишь с большим трудом, потому что месяцами, и днем, и ночью, при каждой возможности он, если не говорил с кем-то, пытался забыть случившееся, – так ему было стыдно. Он совершенно точно знал, что той ночью в нем проснулась исчезнувшая, казалось, с годами чувственность. Жадно, как изнывающий от голода щенок, он сосал ее грудь, глотал сок ее тела и сжимал ее так крепко, как не обнимал еще ни одну женщину. Она стонала от наслаждения и требовала, чтобы он взял ее еще крепче, еще грубее, и он потерял контроль над собой. Он обвил длинные светлые волосы Сары вокруг спинки кровати, так что она не могла двинуться с места, и легонько шлепнул ее. Сначала как бы в шутку, потом все сильнее и сильнее. Сара, закрыв глаза, дышала коротко и быстро. Удары становились все сильнее, он словно сошел с ума. Наконец рассудок приказал ему остановиться, чтобы не произошло несчастье. И тогда он так мощно, с криком вошел в нее, что даже собака, заскулив, убежала в гостиную.

После этого повисло невыносимое молчание. Сара набросила халат и завернулась в него. После, не говоря ни слова, зажгла сигарету и принялась смотреть в окно, выпуская дым в ночное небо. Марчелло молча оделся. Ему было так плохо, как еще никогда в жизни. Ему хотелось обнять ее, попросить прощения и в первый раз за этот вечер нежно погладить, но он этого не сделал.

И он ушел, сказав дежурное:

– До вторника я подготовлю полисы.

Она ничего не ответила, не предложила ему бокал вина, не попросила остаться еще на пару минут. Но она улыбнулась, когда он уходил.

Несколько минут спустя он бродил в темном, хоть глаз выколи лесу, натыкаясь на дикие розы, вереск и корни деревьев, и с помощью карманного фонарика, который давал жалкий свет, искал свою машину.

– Прости меня, Сара, – бормотал он. – Мне очень жаль.

Ему было дурно от осознания того, какие темные инстинкты, оказывается, таились в его душе, чего он раньше не знал, не говоря уже о том, чтобы ощущать их в жизни.