Испытание - Георгий Черчесов

— Здесь вот чья фамилия? Читай!

— «От командарма Уборевича», — брови Кокова недоверчиво взметнулись вверх; когда же он прочел на пистолете фамилию Буденного, то по-новому взглянул на Мурата. — Да кто ты такой?!

— У них спроси, — показал рукой на надписи Мурат. — Можешь и у Ворошилова. Мы вместе чай пили после боя.

— Чай?! — поразились милиционеры.

— Дядя Мурат, — радуясь, что все улаживается, прокричал Хаджумар. — Можно я им орден покажу? Боевого Красного Знамени!

Коков вдруг вскинул глаза на Мурата:

— Погоди, погоди, так твоя же фамилия Гагаев! Это не тебя звали «Северным Чапаем»?

— Шутили так, — улыбнулся Мурат. — Федька прозвал…

— Ты жив?! — воскликнул Коков. — Почему же не дал знать о себе?! Почему пропал?!

— Не пропал я, здесь жил, — развел руками Мурат.

— Да знаешь ли ты, что тебе в Архангельской области памятник поставили?! — Коков во все глаза смотрел на горца, небритого, в промокшей черкеске с порванным, неумело заштопанным воротом. Вот он, герой гражданской войны, которого лично знают Ворошилов, Буденный, Уборевич, которому при жизни поставили памятник, потому что в Архангельск по ошибке пошел ответ, что Гагаев не возвратился в Осетию, и там решили, что он, как многие в ту пору, в дороге стал жертвой холеры, вольно гулявшей по измученной земле. А этот человек возвращается в родной аул и, будто не было у него легендарных подвигов, усердно обрабатывает клочок земли, никому не обмолвившись и словом, кем он был и как прославился. Не верится!..

— Это ты участвовал в захвате Царского села? Арестовывал генерала Краснова?

— Было, — кивнул головой Мурат.

— Я же о тебе все знаю! — закричал Коков. — Большое письмо пришло из Архангельска. Сам читал его, сам запросы в районы давал… Мне бы сейчас найти этого работничка из райцентра, что ответ дал, будто Мурат Гагаев на их территории не проживает!? Ты был среди тех, кто усмирял контрреволюционное Быховское восстание, — стал вспоминать Коков, — кто освобождал отряд Финляндской Красной гвардии, обезоруживал польский легион Домбро-Мусницкого, сражался с белофиннами… Что еще я не назвал?

— Всего не упомнишь, — сказал Мурат и тряхнул оружием: — И винтовка метко бьет, и клинок острый… Готов ехать с вами. Возьмете?

— Конечно! — широко заулыбался довольный таким исходом стычки Тимур.

— Отставить! — оборвал его Коков.

Тимур недоуменно переглянулся с Солтаном: никогда не было, чтоб они отказались от добровольных помощников, наоборот, сами обращались к населению оказывать содействие в поимке бандитов. И Мурат обидчиво прищурил глаз. Коков положил ему на плечо ладонь, мягко сказал:

— Не имею права подставлять тебя под пули бандитов. Тебя уже и так один раз похоронили. Дай народу узнать и увидеть тебя.

— Меня не стыдишься, пощади уши моего племянника, — кивнув на Хаджумара, поморщился Мурат. — Что он скажет, если я дома останусь? Кому нужны мои винтовка и шашка с дарственными надписями, если Мурат у домашнего очага отсиживается, когда другие гоняются за бандитами?! Нет, не таким: родила меня мать.

В дороге Коков продолжал расспрашивать Мурата. Тот отнекивался:

— Не помню…

— Надо, надо все помнить! — возразил Коков. — Все яростные атаки и жаркие бои в обороне — зимой и летом, в горах и на равнине, в лесах и на болотах, в жару и холод… Разве можно забыть, как по тебе строчили пулеметы, как рядом взрывались снаряды, взметая землю и снег, сверкали шашки, храпели кони, кричали и стонали люди?.. Нет, человеку, испытавшему это, суждено и жить и дышать им до самой смерти, — он вновь оживился: — Помню, как много в письме рассказывалось о твоих подвигах в тылу белых. И это забыл?

— Нет, не забыл, — усмехнулся Мурат. — Когда англичане и Колчак пошли на соединение друг с другом, я сам попросил, чтоб мой отряд был маленькой собачкой.

— Собачкой? — удивился Коков.

— На медведя никогда не охотился? Одному на него нельзя — он тебя разорвет. С собачкой надо идти. С умной. Ты идешь на медведя — он на тебя идет. Держи кинжал и жди. Медведь к тебе подошел, лапы поднял… И тут собачка — маленькая такая, едва видна — цап его за это место! Медведь о тебе забыл, назад оглядывается. А ты скорее шагни вперед и коли его!..

— Здорово! — засмеялся Тимур.

— А за что тебя трибунал судил? — вспомнил Коков. Мурат поежился, кисло улыбнулся:

— Своевольничал я, хотел сразу всех людей счастьем одарить… — и умолк, ушел в себя; ему от одного упоминания о давнем происшествии стало не по себе…

…Пожилой, недоверчиво косившийся на их винтовки горец заявил, что не встречал ни трех вооруженных людей, ни отряд милиционеров.

— Ты или слепой, или живешь не в этом ауле, — кивнув на раскинувшиеся вдоль крутого берега сакли, нахмурился Коков.

— Здесь я родился, — здесь и умру, — возразил горец. — И на глаза никогда не жаловался.

Коков неожиданно зло и длинно выругался. У крестьянина то ли от страха, то ли от обиды задрожали руки. Чтоб не выдать свое смятение, он торопливо засунул руку за пояс, жалобно произнес:

— Разве вина человека, если он не видит того, чего не было? Зачем ругаться? Или думаешь, вру?

— Верю, верю тебе, — успокоил его Коков, — а ругань моя не в твой адрес. Предназначена тому, кто по десять раз в день меняет свои намерения.

Солтан прыснул в рукав.

— Видишь, и он смеется над тем же человеком, — усмехнулся Коков. — Ну и командиром наградило нас начальство! Из себя он видный, да дела нет. Договорились же ясно и четко, что всем отрядом окружаем лесок на этом, северном склоне горы, а встречу назначили у твоего аула, земляк. А где отряд?

— Может, еще придет, — высказал надежду Тимур.

— Жди! — чертыхался Коков. — Произошло то, что всегда случается с нашим «драгуном»: кто-то по пути сюда что-то ему нашептал, показал другой ориентир, — он и свернул в сторону, — глянув на молчаливо слушавшего его Мурата, Коков резко повернулся к нему на седле. — Он однажды ночью заставил нас окружить Унал, а утром стал обшаривать двор за двором, уверяя, что у него верные сведения и преступники на ночь остановились в ауле. И смех и грех: и бандитов не оказалось, и обыском обидели аульчан. Кое-кому из милиционеров понаставили синяков за то, что заглядывали не на ту половину хадзара. Вот так! — Поежившись, он приподнял воротник шинели, еще глубже втянул шею в плечи. — Апрель, а холод февральский… С неба сыпет не переставая дождь-не дождь, снег-не снег…

— Что же делать будем? — тоскливо спросил Солтан с напускной сонливостью в голосе, намекая на то, что следует дать отбой и спрятаться где-нибудь под крышей.

Словно не уловив намека, Коков раздраженно дернул плечом.

— А что станешь делать? Придется искать отряд.

— Мы ищем отряд или бандитов? — серьезно спросил Мурат.

В его вопросе слышался явный подвох. Не думает ли он, что им вчетвером под силу поиски троих вооруженных до зубов бандитов?

— Лес вон какой, — показал на гору Коков, — его и полком: не охватишь. В стоге сена легче иголку найти…

— А зачем углубляться в лес? — пожал плечами Мурат. — Они же не век собрались сидеть в лесу? Когда-то выползут. Вот и следует устроить засаду там, откуда они выйдут…

— А кто нам укажет такое место? — невольно присвистнул Солтан.

— Верно, кто? — поддержал его Коков. — Они ведь дороги обходят, свои тропинки ткут.

— Они точно в этом лесу? — спросил Мурат.

Коков подробно рассказал, на чем основано такое предположение. В трех высокогорных аулах в течение последнего месяца исчезло несколько баранов. Брали их по одному, поочередно с каждого из этих аулов, в том порядке, в котором они расположены с запада на восток. Если провести через них полукруг, то он примыкает к этому лесу. Где же могут укрываться бандиты, если не в нем?

— Наш аул ближе всего к лесу, — вмешался в их разговор крестьянин, — а ни у кого ни одна овца не пропала!..

— Но и хитрый волк никогда не трогает скотину вблизи своего логова, чтоб не вызвать гнев людей, — возразил Коков..

— Тоже верно, — согласился Тимур.

— Они на конях? — поинтересовался Мурат.

— Скорее даже у каждого по два коня, иначе им бы от нас не уйти, — пояснил Коков.

— Это лучше, — сам себе сказал Мурат.

— Что — лучше? — не понял Коков.

— Что у них есть кони…

Милиционеры и крестьянин молча уставились на Мурата. Коков нахмурил брови; кажется, он догадался, на что намекает Северный Чапай. Но он не успел и слова молвить, как Мурат приступил к расспросам горца:

— Значит ты отсюда родом?

— Да, — кивнул головой крестьянин.

— Ив лесу бывал?

— Бывал.

— А звать тебя как?

— Керим я…

— Скажи, дорогой Керим, в этом лесу много родников?