Не верь мне (СИ) - Евстигнеева Алиса

-Не бросала я их, - очень тихо поясняет женщина рядом со мной. – С ними мама моя всегда ночевала. А…. месяц назад Лена – это жена Ильи. А Илья – это…

-Я помню кто такой Илья!

Её средний брат. Неужели она реально допускает, что я мог забыть?!

-В общем, у них двойня родилась, а Илюха вахтами работает. Сейчас как раз в отъезде. А мелкие… они беспокойные. В общем, мама теперь по ночам Лене с малявками помогает.

 Дурацкие оправдания. И чтобы опять не психануть, опять жму на газ. И почему Аня мне ничего не сказала? Про мать, про то, что ночуют одни. Или говорила, а я просто не слышал? У меня вообще мозг отключался, стоило кому-то при мне про Олю заговорить.

Последний раз я нарушил тишину уже только после того, как припарковался у подъезда.

-А отец… мальчишки, он вам разве не помогает?

Она смотрит на меня очень странно, каким-то диким взглядом, от которого внутри меня всё обмирает. Очень страшный взгляд, вот только я всё его понять не могу.

-Нет, - еле слышно.

Всегда думал, что услышав такое, испытаю хоть какое-то подобие удовлетворения, как сатисфакция… Как некое доказательство, что я хоть чем-то лучше того, другого. Но нет. Никак, лишь злость. На неё, на себя… на него.

-Мудак, - вырывается у меня.

-Ещё какой, - чумно замечает Оля, прежде чем выскользнуть из салона автомобиля.

Глава 10

Глава 10.

В это утро я так и не смогла уснуть. Впрочем, в этом и не было особого смысла. Серёжа привёз меня домой почти в шесть. Выходила из его машины, а у самой ноги дрожали. От его близости, он всех этих разговоров, от его вопросов… про Кроша.

Зашла в квартиру и съехала вниз по входной двери, утыкаясь носом в собственные колени. Слёзы отчего-то не шли, хотя хотелось. Но чтобы обязательно громко и навзрыд. А про себя и украдкой смысла не было. В квартире было тихо, лишь еле уловимое сопение доносилось со стороны комнаты мелкого. Охватило неприятное предчувствие, подорвалась, на ходу скидывая сапоги, и полетела к Ане. Дочь спала, сжавшись в неразборчивый ком из ног-рук-одеяла. Губы дёрнулись сами собой, то ли в умиление, то ли в извинение.

-Прости, котёнок, мама опять загоняется, - шепчу я в пустоту.

Тихо прикрыв за собой дверь, подбираю сапоги и снимаю куртку. Проверяю Кроша. Затем душ, домашняя одежда, кровать. Будильник должен прозвенеть через полчаса. Можно, конечно, завалиться спать и оставить сына дома, а Аня сама в школу ходит… Но нельзя. Раз ввязалась во всю эту кабалу, то тяни до конца.

Идиотка.

Мудак.

У моих…. У наших детей замечательная наследственность. Кажется, я знаю, на что Аня потратит все деньги, скопленные мной за эти годы. На психотерапевта. Главное, что б не киллера. Что-то мне подсказывает, что пуля полетит именно в мой лоб. Если я, конечно, доживу до того времени, потому что если Измайлов узнает про сына, то не сносить мне головы уже сейчас. Он же мне просто шею свернёт и… будет прав. Осознание последнего очень тяжко доходит до меня. С кучей отмазок и оправданий. Но сегодняшняя ночь принесла такое жуткое для меня открытие – он должен знать. Они оба должны знать. Как бы не бесил меня Измайлов, как бы он не прошёлся по мне и моей жизни, он был… хорошим отцом. И вроде как не самым плохим человеком. И это было жестоко. По отношению к Крошу. По отношению к Аньке, которой приходилось разрываться и молчать. По отношению к Сергею, который нихренашеньки не знал.

-А отец… мальчишки, он вам разве не помогает?

-Нет.

-Мудак.

Вот тут и надо было сказать что-нибудь из серии: «Боже мой, что за самокритика».

Не смогла. И не потому что струсила. Хотя и это тоже… Просто. Крош заслуживает другого. Он заслуживает, чтобы им гордились и ему радовались. А не так, как оружие возмездия и попытка уколоть побольнее. С Измайловым можно было разговаривать. Зло, с подколками и претензиями… Но можно. Оказывается, он вырос, не сильно. Но вырос. По крайней мере какие-то доводы разума я в нём слышала, если б ещё не бил по самому больному, да и не был бы собой… Вообще всё было бы просто зашибись.

Скажу. Не сейчас, не так. Если он тут, если будет выполнять наши договорённости, то нам придётся учиться договариваться. Может быть тогда, весь эмоциональный накал спадёт и станет легче?

Ну почему? Почему всё так?! Почему я – это я? А он – это он?! Почему нельзя всё сделать проще? Вопросы. Одни сплошные вопросы.

Оставалось минут пять до звонка, когда я не выдержала и поплелась в комнату к Анютке. Мириться.

Села на край дивана, осторожно тормоша дочь.   

-Ань, - зову я, получается почти жалостливо.

Она вяло отбрыкивается, но глаз не открывает.

-Дочь, я разговаривать пришла. Давай мириться? – провожу пальцами по её лицу, чтобы откинуть спутавшиеся волосы со лба. Смешно морщит нос. Вернее было бы смешно, если бы голова не оказалась до неприятного горячей. Ладонь ко лбу. Чёрт.

-Ань! – уже громче и сильнее.

Она с трудом разлипает глаза и хрипит.

-Мама?     

Пытается сесть на кровати, но получается плохо.

-Лежи! У тебя температура. Сейчас градусник принесу.

И пока дочь барахтается в одеяле, лечу на кухню за аптечкой. Я не паниковатая. Просто когда дети болеют… В общем, к этому нельзя привыкнуть.

-38.2, - констатирую я. – И где у меня умудрилась заболеть?

-Не знаю, само вышло, - пожимает она плечами. – У меня ещё горло болит, и кашель…

-Да поняла я, что набор у нас полный.

Напоила жаропонижающим и противовирусным. Вызвала врача, сказали ожидать.

Проснулся Крош и требовательно поинтересовался, а почему это его никто в садик не собирает. Думала оставить его дома, но потом решила, что он сестре нормально отлежаться не даст. В итоге галопом поскакали в садик. На обратном пути аптека, магазин, дом.

Аня спала. Звонок в школу. Сказала, что болеем. И очень убедительно подтвердила, что вчера с уроков она ушла именно потому, что плохо было.  

В итоге пока ждала врача, уснула у Аньки под боком, совсем позабыв, что я же со смены. Проспали мы до обеда, и то, разбудил нас педиатр, настойчиво звонивший в дверь. Сезонное ОРВИ. Анализы, таблетки, постельный режим. Мы с ребёнком послушно кивали головой. Потом я опять побежала до аптеки, заблаговременно поинтересовавшись, чего хочется дочери. Выпросила киви.

Накормила нас обедом. Опять поспали. И уже ближе к вечеру, за час до того, как надо было выходить за Крошем, мы с Аней валялись в моей постели. Температура спала, и ребёнок стал чуть бодрее. Потянуло на разговоры. Болтали о том, о сём, пока не дошли до главного.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍-Мам, прости меня, - зажмурившись, выпалила Анютка. – Я зря вчера с уроков ушла.

-Зря, - согласилась я. – Но я тоже молодец, должна была понять насколько для тебя важно, что папа вернулся.

Она хочет что-то сказать, но я продолжаю.

-Мы с твоим папой вчера… или сегодня? Неважно. Поговорили и решили. Что одинаково любим тебя и так же одинаково воспитываем тебя. Так что, если что, будешь получать от обоих, - в качестве назидательности тыкаю ей пальцем под нос. От чего она довольно фыркает.

-И видеться можно?

-Можно. Только предупреждай.

Детско-родительский мир был восстановлен. И дочь достаточно быстро задремала опять. Укутала её своим одеялом и в садик за Крошем. Немного погуляли. Хотя сердце рвалось домой, но и мелкому в гуляниях было отказать сложно. Пока тот носился по площадке, позвонил Никита.

 -Кофе?

-Не могу, дочь заболела.

-Плохо, - философски заключил он. – Серьёзно? Помощь нужна? Я могу приехать.

Он старался, искренне и с напором. А я… А я сидела на холодной лавочке и тупила.

-Спасибо, у нас всё есть.

-На больничный пойдёшь?

Усмехнулась наивности некоторых. Когда это у нас в клубе поощрялись больничные? Я в своё время чуть ли не до пневмонии добегалась. Потому что если ты выпадаешь, значит, двое других пашут чуть ли не сутками. Впрочем, проблема была вполне решимой. Сегодня я была после ночи. Завтра по графику в день, а послезавтра - ночь.