Сексуальная жизнь в Древней Греции - Ганс Лихт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Теперь я вижу, Еврипид — мудрейший из поэтов. Ведь он про женщину сказал, что твари нет бесстыдней... Зверя нет сильнее женщин ни на море, ни в лесу. И огонь не так ужасен, и не так бесстыдна рысь... Вот и видно! Потому-то и воюешь ты со мной? А ведь мы с тобой могли бы в нерушимой дружбе жить... Вечно женщин ненавидеть обещаю и клянусь!» [перевод А. Пиотровского]
В пьесах Аристофана женщины нередко и сами признаются в собственной низменности. Процитируем особенно характерный отрывок из «Женщин на празднике Фесмофории» (383 сл.):
Не из тщеславия, богинями клянусь,Пред вами, женщины, я эту речь держу.Страдаю я давно за женщин всей душой,Страдаю оттого, что с грязью нас смешалОтродье овощной торговки, Еврипид.Всегда и всячески он унижает нас.Нет гадости такой, которую бы онНа нас не взваливал. Где хоры есть, поэтИ публика, везде на нас клевещет он,Что и развратны-то, и похотливы мы,Изменницы, болтуньи мы и пьяницы,И вздор несем, что мы — несчастие мужей.И вот, вернулся муж — в театре побывал,Сейчас исподтишка осматривает все,Не спрятан ли куда возлюбленный у нас.Бывало, что хотим, все делать мы могли,Теперь уже нельзя: предубедил мужей,Презренный, против нас. Плетет жена венок,Мужчина думает: «Наверно, влюблена».В домашних хлопотах вдруг выронит сосуд,Сейчас готов упрек: «Ты что посуду бьешь?Наверно, вспомнила коринфского дружка!»Хворает девушка — сейчас же скажет брат:«Не нравится совсем мне цвет лица сестры!»Но дальше! Женщина бездетная не прочьДитя чужое взять, сказать, что родила,Так не удастся: муж из спальни ни на шаг!На девочках женились раньше старики,Но он нас замарал настолько, что ониНе женятся уже, ссылаясь на слова:«Над престарелым мужем властвует жена».Благодаря ему покоев женских дверьЗакрыта на запор; поставлена печать,Болты приделаны, а сверх того ещеНа страх любовникам молосских держат псов. И это мы простим.Но вспомним же, как мы Хозяйничали здесь: свободно было намТаскать из кладовой вино, муку и жир...Не та уже пора: муж носит все ключи,А сделаны они куда как мудрено!
[перевод Н. Корнилова]Несомненно, само собой напрашивается возражение, что все эти отрывки ничего или почти ничего не доказывают в отношении греческих представлений о браке и о женщинах вообще, поскольку по большей части взяты они из комедии, которая, как прекрасно известно, выводит на сцену не настоящую жизнь, а ее гротескно искривленное отражение. Все это так; однако комедия не создает совершенно новых мнений, а лишь пародирует и гиперболизирует то, что лежит под рукой, и поэтому вполне может рассматриваться как зеркало эпохи; кроме того, следует заметить, что такие нападки на брак и женский пол встречаются отнюдь не только у комедиографов, но красной нитью проходят сквозь всю литературу. К сожалению, соображения экономии места побуждают нас ограничить свой выбор определенным слоем литературы; однако уже тогда, когда художественной комедии еще не существовало, раздавались голоса, которые отказывались допустить, что в женском характере заложены какие-либо добрые качества. Уже в первой четверти седьмого века до нашей эры Семонид Аморгосский (PLG, ii, 446) дал выход эгим чувствам в большом лирическом стихотворении, дошедшем до наших дней, выражая и обосновывая свою убежденность в физиологической и нравственной неполноценности женщин с поразительной ясностью и открытостью. Поэт утверждает, что девять женщин из десяти совершенно ни на что не годны, и пытается объяснить это явление их происхождением. Женщина-грязнуля происходит от свиньи, женщина до крайности хитрая — от лисы, любопытная — от собаки, тупица, которая не знает ничего, кроме еды, — из бессмысленной земли; капризная и непостоянная подобна вечно беспокойному морю, на которое невозможно положиться; ленивица, должно быть, имеет своим прародителем осла, а злопамятная — кошку; та, что питает страсть к нарядам и украшениям, что всегда находится в поисках чего-нибудь новомодного, выводится Семонидом из лошади, а последняя — уродина — из обезьяны.
Иную создал бог из обезьяны. В нейЗло величайшее дано от Зевса людям.Лицом она гнусна. На посмеянье всемЖена подобная идет по стогнам града.Короткошейная, бредет она с трудом,Сухая, как доска, — одни сплошные кости.О злополучный муж, кто должен это злоВ объятья заключать! Зато, как обезьяне,Ей шутки разные и выверты близки.На смех ей наплевать! Ни для кого не станетДобро она творить, и на уме у нейВсегда одно и то ж: всяк день она мечтает,Чтоб причинить другим как можно больше зла.
[перевод Г. Церетели]После этого систематического свода женских пороков, занимающего ни много ни мало 82 строки, всего лишь девять строк посвящено восхвалению верной жены, трудолюбивой хозяйки дома и матери, которая ведет свое происхождение от пчелы и «любя и будучи любимой, стареет рядом с мужем мать прекрасного и славного рода».
Разумеется, не было недостатка и в голосах, восхвалявших женщину. В обширной «Антологии» Стобея (iv, 22 (No. 4)), где несколько глав посвящены подробному рассмотрению брака, приводится множество цитат из поэтов и философов, которые образуют смесь весьма злоречивых, но также и восторженных и восхищенных отзывов. Так, комедиограф Александр (CAP, iii, 373 (No. 5)) говорит: «Благородная жена — это сокровищница добродетели», и даже Феогнид (1225) присоединяется к мнению, что «нет ничего слаще, чем добрая жена».
Согласно Еврипиду (TGF, 566), нельзя осуждать всех женщин без разбора: «ведь поскольку существует множество женщин, один найдет среди них немало дурных, а другой — немало и хороших». Конечно, было бы нетрудно привести здесь несколько суждений этого рода, однако они более или менее разрозненны, и похвала женщинам редко обходится без оговорок. Важно и то, что в этой главе Стобея имеется также раздел, озаглавленный «Порицание женщин», при том что нет раздела, посвященного их восхвалению.
В нашем распоряжении имеется превосходный памфлет Плутарха под названием «Советы супругам» (см. выше), обращенный к недавно вступившей в брак паре, с которой Плутарх был знаком.
Плутарх также написал сохранившийся трактат «О женских добродетелях» (лучше переводить это заглавие «О женском героизме»), представляющий собой собрание примеров и содержащий знаменитое изречение Перикла из его надгробной речи о том, что лучшими являются тс женщины, о которых в обществе говорится как можно меньше, неважно — дурно или хорошо. Здесь рассматривается вопрос, со времен софистов часто служивший предметом обсуждения в философских школах, — сравнимы ли добродетели женщин с добродетелями мужчин. Автор приходит к выводу, что с нравственной точки зрения оба пола равны, и обосновывает его историческими примерами из жизни выдающихся женщин.
ГЛАВА II
Человеческое тело
1. Одежда
ВОПРОС О ТОМ, является ли человеческая .одежда результатом пробуждения чувства стыда или чувство стыда развилось вследствие ношения одежды, бывший в недавнее время предметом оживленных дискуссий, решается ныне в пользу последнего предположения. В наши дни оно более не является гипотезой, приобретя статус доказанного факта; в силу этого излишне повторять избитые доводы в его пользу. Самое примитивное искусство одеяния вырастает из желания защитить себя от суровости природы; в дело шли шкуры животных, убитых ради пропитания. Очень медленно люди пришли к тому, что, с одной стороны, они почувствовали, будто существуют части тела, которые надобно скрывать, а с другой — ощутили желание нарядиться или выделить некоторые части тела, подчеркнув тем самым свою чувственную привлекательность. Украшение тела является в наши дни главной задачей «одежды» для людей, живущих на лоне природы в тропической зоне; и поныне, после того как культурный прогресс развил так называемое чувство стыда, назначением одежды остается прикрывать все тело целиком или некоторые его части в соответствии с требованиями стыдливости, присущей индивидууму или целому народу и называемой ныне «моралью». Поэтому в нашу задачу не входит описание греческой одежды с точки зрения истории костюма; мы ограничимся тем, что покажем, каким образом чувство стыда, с одной стороны, и потребность в украшении, с другой, воздействовали на моду. Так как в эпоху наивысшего развития культуры, созданной греческим духом, два вышеназванных фактора стыдливость и потребность в защите от капризов погоды — в том, что касается одежды, едва ли могут быть отделены друг от друга, представляется, что нет смысла подробно распространяться о мужской одежде; но даже о женском платье можно сказать сравнительно немного, поскольку, принимая во внимание затворничество греческих женщин и их крайне скромную роль в общественной жизни, едва ли существовала возможность носить на прогулке особенно пышное платье, так что в жизни греческой женщины мода имела несравненно меньшее значение, чем в жизни наших современниц.