Петербург в царствование Екатерины Великой. Самый умышленный город - Джордж Манро

Купцы со средним достатком селились во всех частях города, но больше всего их насчитывалось в районе, с 1770 г. именовавшемся Третьей Адмиралтейской частью, а также в Московской части и на Васильевском острове. Постоянно обитавшие в Петербурге выходцы из Западной Европы находили, что купцы такого уровня могут жить здесь с гораздо большим шиком, чем во многих других городах. Можно было нанять сколько угодно слуг за совсем низкое жалованье, что позволяло множеству купеческих семейств содержать штат прислуги в десяток – полтора человек[126]. Впрочем, благополучие было преходяще, и купцы, чаще остальных категорий населения жившие не по средствам, частенько разорялись[127].

Для того чтобы приписаться к купечеству, требовался сравнительно крупный капитал – 500 руб., поэтому многие люди, занятые коммерцией, торговали нелегально, без регистрации. К их числу принадлежали не только те, у кого просто не было минимального капитала, но и члены других сословий, уклонявшиеся от своих сословных обязанностей. Если они вообще были куда-то приписаны, то к мещанам или к посадским, а права этих категорий в делах торговли были определены менее ясно и хуже защищены, чем права приписанных к купечеству. Крестьяне, жившие за городом, но постоянно торговавшие в городе своей продукцией, не могли претендовать на регистрацию ни в одном из разрядов горожан. Как правило, ни мещане, ни посадские, ни крестьяне не арендовали лавки. Однако под их торговлю отводились пустые площадки на рынках и базарах с условием, что никаких постоянных или временных построек там не будет[128]. Другие торговцы нанимали угловые помещения в подвальных этажах больших домов, где и жили, и торговали.

Как и внутри купечества, внутри ремесленного сословия наблюдалась большая разница в уровне доходов. Несмотря на то что никто из ремесленников не был так богат, как высший слой купечества, квалифицированные мастера, в основном иностранцы, могли заработать свыше тысячи рублей за год. Тем не менее к концу екатерининского царствования лишь единицы из ремесленников владели собственностью в центральных частях города, хотя довольно многие, разумеется, жили там на съёмных квартирах. Большинство же обитало в удалённых районах, где жилище нередко служило им и местом работы[129].

Доля городского населения, связанного с военной службой, в екатерининское время оставалась постоянной, на уровне примерно пятой части от общей численности[130]. Как отмечалось выше в этой главе, громадный военный гарнизон существенно увеличивал перевес мужского населения в городе. Отборные гвардейские части, состоявшие из молодых дворян, занимали отдельные слободы по Фонтанке. Несколько площадей, в первую очередь Царицын луг, который позднее назвали Марсовым полем, были отведены для летних парадов и строевых учений четырех гвардейских полков. Эти полки участвовали в торжественных парадах в честь приезда членов иностранных царствующих домов, в праздничных церемониях по случаю отбытия и возвращения императорского двора после длительного отсутствия в столице. Служба в гвардии помогала многим провинциальным дворянам войти в ускоренный темп петербургской жизни. Некоторые, привлеченные её удовольствиями, оставались в столице после выхода в отставку и либо занимали посты в гражданской бюрократии, либо просто пользовались множеством городских возможностей, не доступных в провинции.

Регулярные части армии и флота под командованием офицеров-дворян составляло в основном крестьянство. Со времен Петра Великого эти войска размещались не в казармах, а стояли на постое в домах гражданского населения. Горожане стонали под бременем постойной повинности и издавна пытались от неё избавиться. Принимая во внимание их непрерывные жалобы, генерал-полицмейстер Н.А. Корф в начале 1763 г. представил план, призванный облегчить эту ношу[131]. В результате домовладельцы постепенно получили возможность вместо постоя платить дополнительные налоги. В свою очередь, эти денежные поступления направлялись на строительство больших казарм, которые и сейчас стоят в центральных районах города.

Подобно молодым дворянам из гвардейских полков, рекруты, набиравшиеся в армию и на флот, попав на военную службу, впервые после деревни сталкивались с городской жизнью. Но для них город был не столь притягателен; почти все они были без средств, одиноки, вдали от дома, и, наверное, им надоедала гарнизонная жизнь. Неудивительно поэтому, что солдаты, матросы, морские пехотинцы часто попадали в полицию за драки, пьянство, воровство или убийства[132]. Семьи женатых солдат могли жить вместе с ними, но только не в военное время. Им было очень трудно найти жильё, потому что солдатам полагалось селиться поблизости от полковой штаб-квартиры, а съёмные квартиры в центре города были им не по карману. Поэтому солдатские жены и даже дети нередко пополняли семейный бюджет, торгуя вразнос молоком, зеленью и проч. Солдаток в народе часто приравнивали к проституткам, и, конечно, случалось, что нужда доводила их и до этого[133].

Хотя жизнь в городе была дорогая, многие военные, отслужив свой срок, оставались в Петербурге. Некоторые из первых благотворительных начинаний в городе предназначались для помощи этим солдатам, солдатским вдовам и сиротам. Иначе им предстояло перебиваться не лучше, чем только что прибывшим в столицу деревенским жителям, ведь большинство отставных солдат не владели никакими профессиями, пригодными в мирной жизни[134]. Правда, их охотно брали в сторожа и привратники, но жалованье никогда не превышало 30 руб. в год.

Крестьяне, в том числе дворовые и прислуга, составляли крупнейшую социальную группу в Санкт-Петербурге – свыше 35 % от общей численности населения. И в каждом уголке города можно было видеть, что они едва сводят концы с концами. В благополучных районах они работали прислугой у богатых домовладельцев, а селились в подвалах, на чердаках, во всяких пристройках. Но большинство держалось в отдалённых кварталах, в особенности в нищих убогих слободках, росших к югу от Фонтанки. Жизнь людей, только что явившихся из деревни, часто была совершенно безысходной, и им приходилось браться за любую работу, сколько бы за неё ни платили. Те крестьяне, которые дольше прожили в городе и уже успели здесь осмотреться, а также те, кто владел ремеслом или приводил с собой в город лошадей, находили места получше. Они работали портовыми грузчиками, домашней прислугой, строительными рабочими на постоянной основе, извозчиками и др. Как только новоприбывшие находили работу, их жизнь делалась легче, хотя фактически немногие из них становились впоследствии зажиточными людьми[135]. При этом помещичьи крестьяне, богатые или бедные, продолжали платить оброк своим помещикам, в имения в глубине страны, государственные крестьяне посылали деньги в казну, и все они платили ещё и подушную подать. Эти повинности оставались в силе даже тогда, когда крестьяне получали официальный статус горожан, приписавшись к купеческой гильдии или к ремесленному цеху. Существуют рассказы (правда, не подтвержденные источниками) о богачах, которые нажили состояния в сотни тысяч на морских перевозках, но продолжали ежегодно платить феодальные повинности своим хозяевам-помещикам.

Выше шла речь о крепостных, которые переселялись законно, имея необходимые документы. А как же те, кто являлся в город нелегально? Так поступало множество крепостных, несмотря на угрозу сурового наказания, такого как возвращение к хозяину, заключение под стражу или каторжные работы в городе. Невзирая на неоднократные призывы полиции (часто оглашавшиеся через Канцелярию от строений) задерживать таких людей, молчание источников по этому поводу свидетельствует о том, что большинство крестьян, приходивших в столицу без паспорта, избегало разоблачения и ареста. Многие даже находили работу на казённых стройках. Другие кормились, нарушая закон, воровством или контрабандой[136]. И те из крестьян, кого манило неодолимое притяжение города, и те, кто бежал от жалкой деревенской участи, стекались в Петербург тысячами.

Дворяне, чиновники, купцы, ремесленники, солдаты или крестьяне – все жители Петербурга, конечно, оставались под властью российских законов и обычаев. Правовая и социальная система, царившая во всей стране, действовала и в городе, где под воздействием той роли, которую играли его жители в экономике, сформировался собственный набор социальных категорий. Особенно часто в двойственном положении с точки зрения правового статуса оказывались крестьяне. Возникшие противоречия не были устранены ни при Екатерине, ни десятилетия спустя. Даже простой вопрос о том, кто и в какой степени может быть допущен к избранию в городское самоуправление, нелегко было решить в обществе, где сама сущность городской жизни так резко противоречила правовой и социальной структуре, неотъемлемо присущей огромной аграрной стране[137].