Ночная смена. Крепость живых - Николай Берг

— Фукс, набивайте грот! — неожиданно выдает Саша. А, ну да, «Похождения капитана Врунгеля». Потом он плюхается за руль и аккуратно выезжает со стоянки, а я, как президентский телохранитель, трусцой трушу (или трусю?) рядом: случись что нештатное — среагировать мне будет проще.

На выезде «логан» притормаживает, влетаю в салон — и мы тут же дергано рвемся по улице. Вот салон у «логана» высокий: прыгал бы так в другую машину — долбанулся бы башкой, бывало такое.

Водитель перегазовывает и сучит ручкой переключения скоростей — видно, что переволновался.

— То ли они не собирались нападать, то ли неопытные еще. Могли бы не кучей подходить, а один кто-нибудь дал мне сзади по затылку — и всех дел. Я бы и не заметил. А то стали танцы с перестроениями устраивать и дубинки с арматурой показывать. У одного, кстати, и молоток был.

— Ну и хорошо, что неопытные, — дешево отделались. Сами мы хороши гуси — нельзя ходить поодиночке, это не американский триллер, где обязательно всем разделиться. Только парой!

— Это да! — отдувается Саша и начинает хихикать: — А этой дуры они сразу испугались. Не знают, что это белиберда. Белиберданка! Так бы взялись за меня быстрее.

Меня тоже пробирает истерический смешок: хорош бы я был — привез бы матери сына с пробитой башкой. И привез ли еще — мог бы и сам огрести. Даже если б завалил одного или двух, остальные могли бы и не дать мне передернуть затвор… Да и по-любасу там три патрона. Всего.

Подъезжаем к дому. Машину ставим ближе — чтоб в случае чего с лоджии можно было бы ее видеть и обстрелять, если кто нехороший будет отираться рядом. Уже собираемся класть продукты по сумкам, когда в голову приходит, что без разведки соваться в подъезд не стоит. Мы болтались больше часа, мало ли что. А так, словно два навьюченных ишака, мы будем просто вкусной и легкой добычей. Даже, точнее, питательной и легкоусвояемой пищей. Этот вариант нам категорически не нравится.

Решаем сходить налегке. Теперь Саша уже держит «хауду» без брезгливости. На подходах к подъезду настораживаемся. Слышен истошный собачий лай как минимум двух собак: одна явно какая-то мелко-мелкая собачонка, вторая по гавканью — лайка с хорошо поставленным голосом.

Саша навострил уши.

— Это пуделятина с первого этажа и брехолайка со второго. Но они так дружно никогда не брехали.

— Значит, что-то не так!

— Мудрое замечание!

Переглядываемся. Дверь надо открывать так, чтобы что-то оттуда не выскочило сразу. Саша примеряется, чтоб при открывании дверь не распахнулась больше, чем на десять — пятнадцать сантиметров. Я же должен следить, если кто-то полезет в щель, и при этом не должен влепить дробью в ногу партнеру. Дверь железная, кругом железо и бетон, не хотелось бы и самому на рикошетах попасть под раздачу.

Рукоятка затвора вверх-вниз, клац-клац, теперь на боевом взводе.

— Открывай помалу!

Домофон курлыкает простенькую мелодию, Саша начинает тянуть на себя дверь, стопоря ее ботинком.

Бамм! Что-то с грохотом долбает в дверь с той стороны, так что даже ботинок не удерживает и отъезжает на несколько сантиметров. В просвет высовывается какая-то дрянь, похожая на валенок, очень грязный валенок.

Напарник ответно наваливается со своей стороны на дверь, стараясь этот валенок прищемить, но дрянь лезет как паста из тюбика — медленно, неотвратимо, причем это сопровождается странными звуками, каким-то сипением и царапаньем.

Отпрыгнув рефлекторно, замечаю, что валенок, с глазами и зубами. Собака!

Ах ты ж сука чертова. Еще раз прикинув, чтоб ни по кому, кроме животины, не попасть, крепче хватаю Приблуду и давлю на спусковой крючок.

Дадан получился добротный! Уши заложило. Обрез рванулся из рук и ослепил снопом огня. А собака перестала вылезать.

Стоящая у подъезда машина радостно верещит разными механическими голосами, через одну откликается другая. Сейчас вообще-то народ должен начать высовываться в окна.

Осторожно смотрю на псину. Похоже, что сработало как надо — аккурат в башке дыра. Если после такого попадания у собаки-зомбаки мозг остался не разрушенным, то ни черта я в анатомии не понимаю. Ну так дистанция меньше метра. Пытаюсь рассмотреть, что там в подъезде за собакой. Там пусто и светло.

Саша осторожно отпускает дверь. Зомбака съезжает вниз и лежит, как и положено дохлому животному. Это вообще-то видно — живые не могут лежать как трупы. Трупы как-то по-особенному обмякают, их словно приплюскивает к земле.

— Ну что, пошли дальше?

— Погоди, перезаряжу.

Аккуратно выдергиваю гильзу — пригодится переснарядить, — загоняю патрон в ствол. Потом меняю магазин — три патрона лучше, чем два, как ни крути.

Приоткрываем дверь. Вроде пусто. Машины верещать перестали, да и собаки что-то угомонились. Пуделишко еще вякает, но без прежнего усердия, а лайка так вообще заткнулась.

Заглядываю дальше. Вроде все спокойно. Хотя покойники как раз стоят спокойно, если вспомнить неподвижного дедушку у садика.

— Мне всегда не нравилась эта гнусная Альма, и хозяйка ее, сука пьяная, тоже не нравилась, — говорит Саша сзади. — Надо бы псину отсюда убрать, иначе дверь не закроем.

— А как? Руки и ботинки марать неохота.

— Сейчас ветку сломаю потолще, оттартаем.

— Стой, только вместе!

Аккуратно выбираемся из подъезда. Вокруг много кустов, но жидких. А псина — здоровая дворняга, покрытая грязной свалявшейся шерстью, похожей на войлок, явно тяжелая, — большая и толстая. Этакий цилиндр волосатый на ножках. Наконец попадается что-то подходящее. Оглядевшись, чтоб никто не помешал, Сан Саныч младший начинает выламывать подходящий сучок. Треску от его деятельности — как от танка в лесу. Наконец подходящий сук в руках. Со стороны смотреть на него смешно. Просто иллюстрация к тому, как и что сделало из обезьяны человека. С трудом подцепив псину палкой за ошейник, Саша оттаскивает тушу в сторону от двери. Все это время для меня самое сложное не любоваться, как работают другие, а наблюдать за обстановкой. Взгляд все время возвращается к пыхтящему напарнику, а это нехорошо. Очень нехорошо. Недогляжу — обоим хана.

— А кто-то Альму хорошо драл — бочина в крови, лапа перебита, — отмечает Саша, разглядывая тушу. — Так что тут, возможно, еще собачки такие же ходят!

Это прекрасно. От собачки драпать сложнее, чем от детишек. И зубки даже у этой неказистой Альмы куда как лучше приспособлены кусаться, чем человеческие. Меня дважды собаки кусали — и впечатление самое гадкое. Локоть после такого укуса месяц сгибался с трудом, а овчарка только прихватила — не было у нее тогда желания откусить кусок меня. Теперь же такое желание у дохлых псов будет. А еще и крысок не забываем…