Бражник - Цагар Враль

оплачиваемая работа, мне стало стыдно. Я стыдился того, что получил аванс, и с ужасом предполагал, что в конце месяца мне тоже могут заплатить. Предполагал. Потому что до конца не верил в реальность зарплаты. Неужели мне просто дадут денег за то, что я делаю? Звучит как-то странно.

В первое же утро после того, как Ярослав рассказал мне историю с магазином, я твердо решил начать смотреть всем людям в глаза. Запоминать их. Узнавать. Может, даже здороваться, если захочется чего-то эдакого.

И вот я ехал в маршрутке, смотрел по сторонам и зачем-то старался запомнить этот день. От начала и до конца. Во всех подробностях, со всеми его лицами. Посмотрел в глаза каждому попутчику, читал номера на машинах вокруг, даже стоимость проезда на прилепленной к окну бумажке три раза перечитал. А напротив меня сидела девушка, и ей я тоже посмотрел в глаза.

У нее вились волосы. Я люблю, когда у девушек вьются волосы. Кудри лежали на ее голове беспорядочной копной, как будто ей плевать было на эти волосы.

Она сидела передо мной — прекрасная в своей естественной и непоколебимой иронии. Она была ангельски красива и знала об этом, а врождённое знание о бренности этой красоты позволяло ей распоряжаться своими прелестями дьявольски бесстрашно. Если честно, я думал, что её чары меня не возьмут, но…

— Ты что здесь делаешь? — вдруг напали на меня с фланга.

Этот глубоко философский вопрос мне задали оттуда, куда я еще не досмотрел. С той стороны маршрутки осталась горстка людей с глазами, в которые я пока не смотрел. Все потому, что я запнулся об девушку напротив — она уже смотрела в телефон и глаз ее я больше не видел. Но я их запомнил. Серые, как вода в кастрюле. В железной кастрюле. Кипящая вода перед тем, как туда пельмени полетят.

Красивые, в общем.

Но глаза оставались на лице девушки, девушка оставалась напротив меня, а рядом со мной оставалась неизвестность, из которой мне задали вопрос. Я повернулся к нему лицом.

Помните, я рассказывал про пивную лавку? Так вот, в неопознанной части маршрутки тем утром поселился Руслан.

Тот самый, которому идея с пивнушкой в голову пришла.

Я вдруг подумал, что меня, оказывается, всю жизнь тянет к чужим приключениям, но эта мысль прошла мимолетно и я ее не додумал.

Руслан сидел совсем рядом — обернулся с крайнего из сдвоенных сидений и смотрел на меня. Улыбался. Я смотрел на него и не мог поверить, что это тот же человек, с которым мы тогда грабанули пивнушку. Он изменился.

— На работу еду, — ответил я на его вопрос.

Русланово осунувшееся лицо мне кивнуло, волчьи глаза с него сверкнули.

— Да, я тоже, — он будто бы задумался и погрустнел.

Я все еще не мог поверить в происходящее. Неужели мы с ним одного возраста? Неужели мы с ним когда-то жили схожие жизни? Руслан стал настоящим работягой, это сразу видно. Я не заметил, надето ли на палец кольцо, но его вид намекал на семейную жизнь — все старое, поношенное, добротное, на века. Чтоб сносу не было, как у хомута на лошадиной шее. Все в дом, ни копейки лишней. Может, даже ипотеку взял.

Я посмотрел в Руслановы глаза. Заплывший, отупевший мрак.

Я очень хотел увидеть между нами черту. Что-то вроде границы.

Я хотел постучать по воздуху между нами и не узнать, что стучусь в зеркало.

— Тебе выходить скоро? — вдруг спросил Руслан, надеясь на отрицательный ответ.

— На следующей, — сказал я, как во сне.

Я даже не задумался, как ему ответить — просто понял, что пора с этим заканчивать.

С маршруткой, с работой, с этим разговором. Пора менять жизнь.

И я вышел на следующей, даже не попрощавшись.

Почему Руслан живет в моем родном городе? Почему именно сегодня, в день, когда я решил смотреть людям в глаза, он решил повернуться и узнать меня? Во всем этом был чудной символизм, но ответов на эти вопросы я не знал. Я знал только, что раньше был совсем никудышным человеком, да и сейчас из меня человек не очень.

Раньше мне было неприятно, когда кто-то говорил очевидные для меня слова. Сам я не видел в этом надобности. А когда я замечал какую-то смешную закономерность или хотел сообщить о своём умозаключении, я говорил всего одно слово — оно было как бы заглавием всего прочего. Одно слово, и в нем все. Я мог сказать: «это забавно», а потом начать презирать всех за то, что они не увидели тончайшей иронии, которую уловил я. А потом вдруг вспомнить какой-нибудь умный каламбур и презирать всех вокруг за то, что они не вспомнили.

Потом до меня, конечно, дошло, что такие вещи просто никому неинтересны.

Короче, типом я был неприятным. Презирал людей вокруг за то, что они не хотели брать в голову всю ту бредятину, которой я жил. Да и сейчас, похоже, совсем не изменился.

Руслану же наверняка очень одиноко. А я ему даже не улыбнулся.

Теперь я еще и работу, судя по всему, потерял. Сначала сошел раньше нужной остановки, потом половину дня провел в размышлениях о тленности бытия и в итоге решил, что идти туда нет никакого смысла. В конце концов, зачем мне нужна работа, если пришло время наконец-то понять, что я за человек?

Когда Ярослав вернулся домой, он нашел меня на кухне, где я безутешно напивался ромашковым чаем. Точнее, кухни у нас никакой не было, была только комната, в которой мы спали и остальной дом. Их даже дверь не разделяла. Уж не знаю, почему, украли эту дверь или просто разломали на щепки для костра, или, может, Ярослав решил, что этот порок цивилизации ему тоже не нужен и избавился от нее своими силами. В общем, кухня у нас была такая: стол под окном и два табурета. На одном из них сидел я, когда Ярослав пришел. Никакой прихожей в доме тоже не было, поэтому пришел Ярослав сразу же в кухню.

— Я такое говно, — признался ему я с порога.

Потому что все мои долгие размышления о жизни уперлись именно в этот неутешительный вывод.

Что ж, разубеждать меня Ярослав не стал. За это я ему до сих пор благодарен. Ярослав просто начал раздеваться, не обращая на меня внимания — да, раздеваться совсем, догола. Он же домой пришел. Сначала снял куртку и шапку, как все нормальные люди, но потом, ничуть не мешкая, абсолютно