Ритуал - Екатерина Нечаева

Загоны были построены гораздо позже, чем Академия, всего лет тридцать назад, что сказалось на их внешнем виде. Сама Академия возведена из строгого серого камня, неподобающий веселенький оттенок строения принимают только на рассвете и на закате, но с законом вращения солнца вокруг нашего мира архитектор ничего сделать не мог. Основное здание и двенадцать башен-пристроек к нему, соединенных крытыми переходами, имеют тяжеловесный казенный вид. Когда смотришь, появляется ощущение, что скорее весь мир разрушится, но Академия все так же будет стоять на этом месте. Училище Искусства Волшебства было построено в 70-х годах позапрошлого века по указанию тогдашнего короля. Георгес Девятый, кстати, и поныне жив и изредка отслеживает судьбу своего творения, учреждает премии лучшим адептам имени себя, временами даже приезжает на церемонии посвящения. Трон он спихнул одному из внуков; сыворотку омоложения короли, к зависти всего остального населения, могут доставать в любом количестве.

Академию проектировал какой-то знаменитый архитектор, но загоны, которые достраивались для магических существ, никто не планировал и тем более не особо старался при постройке. Если бы четыре десятка сараев поставили в два ряда и соединили между собой крытым коридором, то вышли бы один в один наши загоны, которые всегда навевают на меня мысли о сельской местности. Еще бы пару свинок пустить, и весь деревенский колорит передан.

Позже ночью, дергаясь от каждой тени, я провела боевую магичку в загон к Ротару. Я уже успела изучить распорядок: к двум часам мои однокурсники окончательно расходились, а сами драконы впадали в подобие спячки. Всем сейчас не до нас. Но все равно, заходя в загоны, уже готовилась выдать объяснение. Внутри было тихо и темно, лишь сумрачно, как ночник, горел единственный светильник. Я повертела головой, прислушиваясь к звукам. Никто здесь ночевать не остался. Обошлось.

— Так вот вы как, летунчики, живете, — выдохнула Феолески. — А я-то все думала…

По ее лицу я поняла, что она ожидала худшего. Смотря на загоны снаружи, все ожидают. Я провела Риалис в помещение, где содержался Ротар, и остановилась на пороге, привычно со страхом вглядываясь, пытаясь определить дыхание. Дракон смятой кучей тряпья лежал в углу, и ночные сумерки скрадывали его очертания.

— Шхэн, кошмар, я и не думала, что твоему дракону настолько паршиво, — с суеверным ужасом сказала Риалис. — Он живой-то еще?

— Заткнись!

«Кто она, лхани? Лечить?» — Дракон поднял до этого безвольно лежащую на лапах морду, настороженно всматриваясь в Феолески. Всех драконьих лекарей, звероведов, он знал в лицо, а другие сюда обычно не заходили.

«Скоро лечить, — подумала я, — а пока не кусай эту. И потерпи».

«Хорошо, лхани…»

Феолески достала нож, странный посеребренный кинжал с какими-то вензелями, в полумраке не очень-то разглядишь. Кровь получить от Ротара было даже проще, чем мы ожидали: в том месте, где чешуя выпала, кожа была тонкой и незащищенной и легко поддалась. Магичка подставила к краю раны кувшин. Кровь вытекала вялыми редкими толчками, и я с ужасом подумала, что будет, если порез не закроется совсем.

— Думаешь, такая кровь подойдет? — с сомнением спросила Феолески.

— Заткнись! — рявкнула я. — Он дракон! Он магическое существо! Просто он немного болеет. И еще одно слово…

— Да поняла я, поняла. — Дальше все происходило в молчании. Ротар не шевелился, словно совсем ничего не чувствовал, только с неприязнью глядел на склонившуюся над ним Риалис.

«Скоро все закончится. Потерпи. Завтра мы вылечим тебя».

«Мне холодно, лхани». Я села рядом, положила его голову себе на колени. Феолески посмотрела на нас с плохо скрытой жалостью, скривила губы, потом отвернулась к стене. Откашлялась.

— Ну, я покурить. Вы только целоваться без меня не начинайте.

Она не так плоха, как кажется. Правда. Я наложила повязку на худой бок, белая ткань сразу же начала темнеть, тяжелеть от проступающей крови.

«Не надо, лхани». Я не поняла вначале, что он говорит не о перевязке. «Что-то плохое будет, не надо».

«Ты потерпи, Ротар. Чуть-чуть».

«Осторожней, лхани. Я защищать тебя». — Он дернулся, попытался встать на лапы. Ценой жизни, ценой смерти. Ценой боли защитить того, ближе кого нет. Я сглотнула ни с того ни с сего образовавшийся в горле ком, говорить почему-то стало трудно. Мой дракон.

Дом, снятый у какой-то милой старушки, переехавшей к внукам и решившей подзаработать, было легче принять за нежилой сарай, чем за место, где стоило бы ночевать, даже не зажигая свет и не впечатляясь окружающей разрухой. Как пересказала Феолески, старая карга клялась и божилась, что уже не раз сдавала жилье адептам и те всегда оставались довольны, а то, что штукатурка обваливается, окна с трещинами, мебель хорошо если в прошлом веке была сделана, про это она как-то не упоминала. Мне было все равно, не жить же нам здесь, но Феолески, из чьего кармана в основном платили за жилье, яро возмущалась наглостью старой перечницы, разбавляя воплями нервное беспокойство из-за ритуала. За эту цену можно было снять что-то и поприличнее.

Но удобным было то, что развалюха была почти за чертой города, а сама хозяйка лишних вопросов не задавала, мало ли для каких страшных экспериментов или жертвоприношений адепты дом снимают. Старуха, похоже, навидалась всякого. Лучше всего было бы, конечно, обойтись вообще без этого, но ритуальная магия основана на нанесении знаков на ровную поверхность. Если вызов проводить подальше от людских глаз, хотя бы в лесу, то эту ровную поверхность шхэн там найдешь, к тому же может пойти дождь или появиться кто-нибудь вроде любопытного грибника. Или магические эманации привлекут разную лесную нечисть. Будь это обычный ритуал, еще можно рискнуть, но демон вряд ли согласится работать на нас с первой же минуты, а держать его на природе, где защитный круг может разрушить что угодно, слишком опасно. В Академии тоже не проведешь. Архимагистров там, по крайней мере, пятеро, один декан чего стоит, проще самим пойти и признаться, что мы затеяли. Как было высчитано, между этим домом и Академией несколько миль, вполне хватит, чтобы никто из профессоров ничего не почуял.

Внутри дома было душно и жарко. Мебель, потемневшая от времени, покосившаяся и покрытая пылью. В стеклах старого серванта отражались комната и дверь в коридор. Большая часть вещей была вытащена, чтобы освободить место в центре комнаты. Пахло старостью, тленом, запустением. Невыполненными надеждами и древними вещами, которые, может, и значили что-то для хозяйки, а может, она их люто ненавидела. Меня не отпускало ощущение, что мы нагло заглянули в чужую жизнь, и старуха вот-вот явится сюда надавать нам по шее.