Последний койот - Майкл Коннелли

Вернувшись в дом, он набрал номер репортера Кейши Рассел. Она была новым человеком в отделе криминальных новостей и стремилась сделать себе имя. Несколько месяцев назад она даже пыталась использовать Босха в качестве своего источника в ПУЛА. Обычно репортеры начинали с того, что кропали многочисленные статейки по мелким делам, не заслуживавшим большого внимания. Однако в процессе расследования они вступали в контакт с детективами, которые вели следствие, и втирались к ним в доверие в надежде в будущем получать от них информацию по другим, более интересным и крупным делам.

Рассел написала за неделю пять статей об одном деле, которое расследовал Босх. Это было так называемое домашнее насилие. Некий муж, которому властями было запрещено подходить к новому жилищу своей супруги, решившей пожить от него отдельно, нарушил это постановление и отправился к ней с визитом на улицу Франклина. Затащив ее на балкон пятидесятого этажа, он сбросил ее вниз, после чего последовал за ней сам. Пока Рассел писала свои истории, она несколько раз беседовала с Босхом. В результате с каждой новой статьей они у нее стали получаться более полными и глубокими. Ее последние тексты понравились Босху, и он даже проникся к ней некоторым уважением. Однако он нисколько не сомневался, что эта женщина рассматривала статьи, написанные с его подачи и с упоминанием его имени, а также свое повышенное внимание к его особе как своеобразный строительный материал для создания долговременных отношений типа «репортер — следователь». С тех пор не проходило и недели, чтобы она не позвонила Босху под каким-нибудь благовидным предлогом и, пересказав полученные из других источников последние департаментские сплетни, не задала краеугольного для каждого уголовного репортера вопроса: «Какое-нибудь интересное дельце наклевывается?»

Кейша взяла трубку после первого же гудка, и Босху оставалось только гадать, с какой стати она поднялась в такую рань. Он-то всего-навсего планировал оставить ей устное сообщение на автоответчике.

— Кейша? Это Босх.

— Привет, Босх. Как поживаешь?

— Насколько это возможно, хорошо. Полагаю, ты обо мне уже слышала?

— Не все. Знаю только, что тебя отправили в административный отпуск. Но никто не объяснил мне почему. Ты об этом хочешь поговорить?

— Не совсем. То есть, я хочу сказать, не сейчас. Я собирался попросить тебя об одолжении. Если дело выгорит, я дам тебе материал для статьи. В прежние времена репортеры охотно соглашались на такого рода сделки.

— Что я должна сделать?

— Отправиться на прогулку в морг.

Она издала протяжный стон.

— Я имею в виду газетный «морг». У тебя в «Таймс».

— Уже лучше. Что конкретно тебе нужно?

— У меня есть одно имя. Из прошлого. Этот парень был ходячим собранием всех пороков в конце пятидесятых и, возможно, в начале шестидесятых. Но с тех пор я потерял его след и полагаю, что он уже умер.

— Так тебя интересует некролог?

— Сомневаюсь, что мой герой относится к тому типу парней, о которых «Таймс» стала бы печатать некрологи. Это был во всех отношениях мелкий человечек. Я просто думаю, что если его смерть была безвременной, «Таймс» могла поместить по этому поводу небольшую заметку.

— «Безвременной»? Ты хочешь сказать, если ему вышибли из револьвера мозги?

— Ты правильно понимаешь ситуацию.

— Хорошо, я займусь этим делом.

Босху показалось, что в её голосе прозвучала некоторая заинтересованность. Кейша явно считала, что такого рода услуга с ее стороны упрочит их отношения и принесет ей дивиденды в будущем. Босх решил не рассеивать ее иллюзии.

— Итак, его имя?

— Его зовут Джон Фокс. Но обычно его называли Джонни. Последние мои данные на него относятся к тысяча девятьсот шестьдесят первому году. Он был сводником, подонком, отбросом общества.

— Это белый, черный, желтый или коричневый парень?

— Это был белый подонок.

— Ты знаешь, когда он родился? Это облегчит поиски, если вдруг обнаружится, что в газете упоминаются разные Джонни Фоксы.

Босх назвал год, месяц и день рождения Фокса.

— О'кей. Как мне тебя найти?

Босх продиктовал ей номер своего мобильника. Он знал, какая это отличная наживка. Можно было не сомневаться, что этот номер мгновенно перекочует в персональный компьютер Кейши в файл «Полицейские контакты». Она накапливала и берегла подобные сведения с таким же упорством и старанием, с каким иная дама собирает и хранит ювелирные изделия. Ничего удивительного: обладая номером его мобильника, она могла связаться с ним практически в любое время. Ради такой добычи стоило порыться в газетном «морге».

— Ладно, Босх. Я встала сегодня так рано, потому что у меня на утро назначена встреча с редактором. Но после этого я сразу же отправлюсь в наш газетный архив. И как только обнаружу там что-нибудь любопытное, сразу же тебе перезвоню.

— Если там найдется что-нибудь любопытное.

— Будем надеяться.

Повесив трубку, Босх съел немного кукурузных хлопьев из коробки и прослушал новости по радио. Он перестал подписываться на газеты из-за строительного инспектора Гауди, для которого оставленная на пороге почта являлась свидетельством проживания в назначенном на слом здании. Ничего из услышанного по новостным каналам его особенно не заинтересовало. По крайней мере о новых убийствах в Голливуде не сообщалось. Значит, он ничего не потерял.

Впрочем, одна новость, прозвучавшая после сообщения о положении на дорогах, привлекла его внимание. Обитавший в городском аквариуме в Сан-Педро осьминог вырвал щупальцами трубу из цистерны, обеспечивавшей циркуляцию воды в аквариуме. Вода вытекла, и осьминог умер. Активисты из организаций, боровшихся за сохранность окружающей среды, назвали это самоубийством. По их мнению, осьминог таким радикальным способом выразил протест против своего содержания в неволе. «Подобное только в Лос-Анджелесе возможно», — мрачно подумал Босх, выключая радио. Это такое жуткое, неприспособленное для жизни место, что даже морская тварь не выдержала и убила себя.

Потом Босх отправился в душ и долго стоял под его упругими струями, зажмурившись и подставляя падающей сверху воде лицо. Заканчивая бриться перед зеркалом в ванной, он снова отметил набрякшие мешки под глазами. Сейчас они казались ему даже более заметными, чем прежде, и отлично гармонировали с покрасневшими от недосыпа и вчерашней выпивки глазами.

Он положил бритву на край раковины и наклонился к зеркалу. Кожа была сероватой, как изготовленная из вторичного сырья бумажная тарелка. Оценивая мысленно свою внешность, он подумал, что когда-то считался весьма привлекательным мужчиной. Но больше таковым не является. Теперь он выглядел как сломленный и основательно потрепанный жизнью неудачник. Казалось, прожитые годы все ниже пригибали его к земле. Босх подумал, что сейчас напоминает одного из тех одиноких стариков, которых находят в постели мертвыми. Тех, что живут в полуразрушенных, загаженных домах или вообще не имеют определенного места жительства и ночуют в картонных коробках. Вот и он, Босх, больше походит на мертвеца, нежели на живого человека.

Он открыл аптечку со встроенным в дверцу зеркалом, и отражение исчезло. Исследовав содержимое стеклянных полочек, он наконец нашел то, что искал. Взяв флакончик мурина, Босх закапал в глаза щедрую порцию лекарства, вытер полотенцем заструившиеся по щекам слезы и вышел из ванной, не закрыв шкафчика, чтобы не поддаться искушению снова на себя взглянуть.

Он надел свой лучший, серого цвета, костюм, белую рубашку с воротничком на пуговках и повязал красно-коричневый галстук с узором в виде гладиаторских шлемов. Это был его самый любимый галстук. И самый старый. От времени и частой носки он протерся по краям, но Босх все равно повязывал его два-три раза в неделю. Он купил его десять лет назад, когда только начинал работать в убойном отделе. Он прикрепил галстук к планке рубашки золотым зажимом с номером 187 — принятым в Калифорнии цифровым обозначением убийства. И, закончив одеваться, неожиданно почувствовал, что самообладание постепенно к нему возвращается. Он снова, пусть ненадолго, стал сильным и цельным человеком. Кроме того, в нем возродился былой боевой дух. Иначе говоря, он был готов выйти в большой мир вне зависимости от того, способен ли этот мир его принять.

9

Прежде чем войти через заднюю дверь в полицейский участок «Голливуд», Босх расправил плечи и поправил галстук. Пройдя по коридору, он зашагал по проходу между столами в ту его часть, где сидел в своем офисе лейтенант Паундс, поглядывая на детективов сквозь стеклянную стену, отгораживавшую его владения от остального помещения. Когда Босх шел по проходу, парни, сидевшие за столом с табличкой «Ограбления», подняли головы и с удивлением на него посмотрели. То же самое секундой позже сделали парни, сидевшие за столами с табличками «Разбой» и «Убийства». Босх шел вперед быстро и целеустремленно, ни с кем не здороваясь. Только раз он едва не сбился с шага — когда заметил на своем месте за столом с табличкой «Убийства» другого человека. Бернса. Эдгар сидел на привычном месте спиной к проходу и Босха не видел.