Знак кота. Гнев оборотня - Андрэ Нортон

Теперь я слышал их негромкое взвизгивание, эхом отражавшееся от камней вокруг нас. Трудно было сказать, насколько велика эта стая. Та, другая кошка — если бы она осталась с нами, нам пригодилась бы и её сила, и умение сражаться.

Я вытащил из–под рубашки медальон, и он мгновенно засиял своим собственным светом. Чуть позади мой спутник торжествующе рыкнул, несомненно, это был вызов врагам. И крысы ответили на этот вызов. Из–за камней на нас покатилась зловещая, чёрная волна смерти.

Мы приняли бой, и на сей раз кот бился рядом со мной, бился здоровой лапой, отбрасывая мерзких тварей в стороны, их тела шлёпались о скалы под глухой хруст ломающихся костей. А я работал своим посохом, сражаясь с неведомо откуда взявшейся уверенностью и силой. К тому же крысы больше не решались нападать на меня спереди; как только я поворачивался и свет медальона падал на одну из них, та тут же с визгом отскакивала в темноту.

Спустя некоторое время, к моему глубочайшему изумлению, крысы неожиданно отступили — что было совсем не в их натуре. Я остался настороже, внимательно прислушиваясь к звукам ночи. Сначала до нас доносился лишь тихий монотонный шорох песка, но вскоре на его фоне я уловил странный, прерывистый визг, словно кто–то переговаривался. Затем я снова услышал скрежет крысиных когтей по камням и приготовился к следующей атаке.

В комнате царил полумрак. Этим вечером Равинга приказала мне задёрнуть шторы. Теперь внутрь не проникали не только ночные огни вапаланского города, но и свежий воздух, полный запаха цветущих в саду деревьев куатта. Зато с жаровни, стоящей на треножнике в самом центре наглухо занавешенной комнаты, поднимались вверх колечки ароматного дыма.

Я сидела на табурете, на который указала моя хозяйка, выпрямив спину, сжимая в руках ларец, который она перед тем выдала мне. Не в первый раз я помогала Равинге в таком обряде и не в последний, если я хочу достичь своей цели и овладеть вожделенным знанием, ибо именно такое желание давно уже снедало меня.

Равинга сидела на полу, положив перед собой кусок раскрашенной кожи орикса. На этот рисунок у неё ушло много ночей, она подолгу задумывалась, прежде чем в очередной раз коснуться кожи смоченной в краске кисточкой. Должно быть, она извлекала этот узор из самых потаённых глубин памяти.

На коже теперь стояли маленькие фигурки. Не такие куклы, каких мы продавали на рынке, чтобы заработать на хлеб, гораздо сложнее. Крошечное личико каждой из них раз за разом переделывалось, пока хозяйка с удовлетворением не кивнёт и отложит в группу готовых. Некоторые лица были мне хорошо знакомы…

Здесь блистала Алмазная Королева Вапалы, в своей драгоценной короне и парадных одеждах. И Топазовая Королева Аженгира, самой бесплодной и пугающей земли. Нашлось место и Великому Канцлеру Внешних Земель и Сапфировой Королеве Каулаве.

Все они были вылеплены из глиняной смеси, секрет которой Равинга хранила в строгой тайне. Именно эта смесь делала руки и головы кукол неотличимыми от живой плоти. Все они были одеты в миниатюрные платья и украшены столь искусно сделанными крошечными украшениями, что можно было только подивиться умению мастера.

Рядом с каждой королевой стоял её Министр Равновесия, с суровым, словно высеченным из камня лицом. Казалось, именно сейчас перед ними стоит тяжёлая задача избавиться от лишнего скота, а может быть, даже и от людей.

Здесь был и Шанк–дзи, хотя он и не занимал никакого поста, чтобы оказаться в такой высокопоставленной компании. Да, пусть он и сын императора, но у нашего повелителя не может быть законной жены, и любой из его отпрысков не более чем малозначительный вельможа. Я задержалась на Шанк–дзи взглядом, но вспомнила — мои мысли не должны отклоняться в сторону от того, что мне приказано делать. Однако старая ненависть не утихает, и не всякий может сдержать её в узде — если только он не следует ритуалам высшей Плоскости.

Равинга сердито покосилась на меня. Она и такие, как она, могут читать если не мысли, то чувства. Я решительно перевела взгляд с Шанк–дзи. Следующей куклой был император. Не тот император, который появлялся на последних собраниях двора, — сгорбленная фигура, как слишком тяжёлую ношу сжимающая леопардовый посох в трясущихся руках. Нет, здесь стоял тот Император, каким он был много лет назад. И рядом — его Канцлер.

Остальные четыре фигурки представляли собой не людей, а животных. Первый страж Императора, Голубой Леопард, во всём своём величии, и двое поменьше из его свиты. Но последняя кукла… Ей не нашлось бы места в любой компании, разве что в обществе самой Смерти, это была точная копия пустынной крысы.

И это тоже имело значение, крыса была символом не только смерти, но и зла, соприкасаться с которым, повелевать которым не могли даже хранители древнего знания, такие, как Равинга.

А хозяйка проползла тем временем на коленях по другую сторону жаровни, где её ожидали, словно три тени, Ва, Виу и Вайна, три чёрные котти, которые жили в доме Равинги, сколько я помню, с того самого момента, как и я нашла здесь своё укрытие. Они сидели, выпрямив спины, не сводя глаз с Равинги, которая тем временем расставляла куклы на полу, так, словно они действительно могли вот–вот ожить и пойти по своим делам.

По бокам Императора стали две Королевы, рядом с ними — Канцлер и Министры Равновесия, перед Императором — голубой Леопард и его стража.

Изготовленная с таким старанием фигура крысы осталась лежать на коже, на символе, нарисованном ярко–красной краской, словно свежепролитая кровь. Не глядя на неё, Равинга щёлкнула пальцами. Я тут же подчинилась этому сигналу.

Из поднесённого мною ларца она вынула ещё две фигурки, завёрнутые в тонкий шёлк. Одна — в золотистую, как чистый цитрин, ткань с красными прожилками, как скалы Каулаве. Я видела такие, когда мы путешествовали там. Равинга развернула ткань, открыв моим глазам ту куклу, которую она уже показывала, когда начинала этот ритуал несколько дней назад.

Юноша, я даже вспомнила его имя — Хинккель. И о нём я тоже слышала и не только от моей хозяйки. Она одобряла то, к чему все остальные относились с пренебрежением. Младший сын доблестного воина, отказавшийся следовать путём отца. Он стал слугой в своей собственной семье, и гордиться тут было нечем, ведь он занял это положение вовсе не ценой собственных усилий, как другие низкорожденные.

Он смотрел за скотом, занимался хозяйством, торговал на рынке, а благородные родичи делали вид, что просто не замечают его.

И всё же Равинга нарядила его воплощение в богатые одежды благородного вельможи, и благодаря волшебству её рук он выглядел так, словно носит эти одежды по праву.