Разборка по-кремлевски - Сергей Зверев

Взглянув на рисунок и подпись, чекист остался доволен.

— Ну, и какие проблемы? Деньги мы вам перечислили…

— Не хочется светиться в нашей городской типографии.

— Понимаю. Придумаем что-нибудь. Еще какие вопросы?

— В прошлый раз вы сказали, что народное восстание, — Карташов сознательно употребил это пафосное выражение, — будет жестоко подавлено и что меня ожидает почетная смерть на баррикадах. Хотелось бы узнать механизм.

— Никто в вас стрелять не станет, — успокоил Подобедов. — Вас якобы сожгут из огнемета в бункере, затем продемонстрируют обугленные останки среди прочих… Опознают якобы по ДНК или по пуговицам на этом кителе. Никакой персонофикации. Сделаем, как в «Маленьком принце»: вот тебе ящик, а там сидит такой самый барашек, какой тебе надо. Для широкой публики вполне подходяще.

— А потом — Мексика?

— Вот ваш загранпаспорт на вымышленную фамилию, вот кредитки, — чекист протянул пакет. — Остальное на месте. Кстати, в Мехико вас доставят по нашим каналам.

— Гарантии, — Карташов внимательно осмотрел документы.

— Гарантий по-прежнему никаких, — улыбнулся эфэсбешник. — Впрочем, мы об этом говорили еще при первой встрече.

— Соратники. Что будет с ними?

— Об этом мы тоже говорили. Ими придется пожертвовать. Часть будет физически уничтожена при этом самом «народном восстании», — чекист тонко улыбнулся, — а остальные рассажены по лагерям. Что — жалко? Зато после подавления вашей «революции» в России установится железный порядок. Ваш скорбный труд не пропадет, из искры возгорится пламя.

— Да, я смотрел несколько интервью с Муравьевым, — кивнул Карташов. — Многие вещи, о которых он говорит, мне очень близки. Никакого свободного выезда за рубеж, никаких контактов с гнилым Западом в лице всех этих ООН, МАГАТЭ, ОБСЕ и особенно со Штатами — этим Большим Сатаной! За любой контакт с иностранцами — за решетку! За восхваление западного образа жизни, ихней техники, образа мыслей и так называемой «культуры» — десять лет без права переписки на Колыме!

Подобедов взглянул на собеседника искоса и ничего не сказал.

Несколько минут шли молча.

— Ладно, если у вас больше вопросов нет — тогда слушайте меня, — лицо Подобедова в одночасье стало серьезным. — Президент, как вы знаете, в настоящее время в долговременной поездке по стране.

— Он ничего не знает? — быстро вставил Карташов.

— Нет. Как, что, почему — это уж наша забота, и вас не касается.

— А если узнает?

— Тогда всем нам мало не покажется… Ладно, мы отвлеклись. Завтра во второй половине дня он ожидается на Южном Урале. Предположительное время остановки — шесть часов: встречи с общественностью, пресс-конференция, традиционное посещение детской поликлиники, оборонного завода и воинской части. С ним в поезде — небезызвестная вам Тамара Белкина из программы «Резонанс».

— Останкино — идеологическая фабрика-кухня американского империализма, которая вешает русскому народу лапшу про так называемые «общечеловеческие ценности»!

— Да хватит! — нервно прервал чекист. — Своим недорослям будете мозги вправлять. Впрочем, если вы склонны воспринимать Белкину генералом массонской ложи — так даже к лучшему. А теперь — слушайте внимательно. Во время пребывания президента в уральском областном центре мы по своим каналам выманим всю съемочную группу. Вы и должны похитить телевизионщиков. О подробностях вас информируют чуть позже. Главное — взять на себя ответственность за похищение накануне московского выступления…

— Зачем похищать? — не понял Карташов.

— Понимаете ли, в чем дело, — чекист доверительно взял собеседника за пуговицу френча, — по всем общепринятым международным нормам похищение журналиста — тягчайшее преступление. Подобное никогда не вызывает сочувствия, а уж тем более — в корпоративной журналистской среде. Освещать московские события будут журналисты, которые и сформируют ее образ у населения… Так вот, чтобы потом ни у кого не возникало разночтений, каким именно образом воспринимать «революцию», вы и должны будете предстать законченным экстремистом.

— Предлагаете заниматься похищением лично мне?

— У вас ведь соратников немало… А информацией и всем остальным мы поможем.

— Ну, хорошо. Допустим, у меня есть люди, которым я могу это поручить, — почти согласился Карташов. — Но как я им объясню причину?

— Ну, «агент влияния Запада»… Или что-то в этом духе.

— А почему именно Белкину? Почему такой выбор, а не какой-то иной? Ведь она работает на ведущем федеральном телеканале! — весьма здраво напомнил Карташов.

— Хороший вопрос, — кивнул Подобедов, подумав. — Думаю, объяснение может быть таким: «революция» нуждается в паблисти… Ну, в рекламе, если вам это империалистическое слово не нравится. Вот и объясните своим недоумкам — мол, у Белкиной заоблачный рейтинг, ей верят, у нее обширные связи с западными коллегами… Короче, она должна будет отснять про вас документальник. Для того и похищаете.

Черный «гелендваген» ожидал чекиста на опушке. Водителя не было — ввиду чрезвычайной важности встречи Подобедов управлял автомобилем сам.

— Насчет типографии вам позвонят. Следующая встреча завтра, но не со мной, а моим заместителем, — бросил гебешник, усаживаясь за руль.

И тут в его кармане зазуммерил мобильник.

— Да. Да. — Даже в полутьме салона было заметно, что лицо Подобедова в одночасье затекло меловой бледностью. — Так получается, что ему все известно? Нет? Пока только удалил его из спецсвязи?

Сунув в рот сигарету, заговорщик не сразу понял, что закурил ее не тем концом. Едкая вонь паленого фильтра шибанула в нос.

— Неприятности? — догадался Карташов.

— Какие у вас могут быть неприятности? — бросив испорченную сигарету, Подобедов взял другую и долго щелкал зажигалкой, не в силах справиться с волнением.

Карташов понял, что звонок этот косвенным образом связан с только что полученным заданием по похищению Белкиной.

— Насчет этой, с Останкино… все остается по-прежнему?

Подобедов ответил не сразу. Докурив, он вышел из машины, раздавил окурок подошвой и молвил задумчиво:

— Нам там один мужик сильно мешает… В президентском спецпоезде.

— Ну, сделайте так, чтобы его не было. Вам не привыкать. Отравленный зонтик, ледоруб… Железнодорожная катастрофа. Был один большой мужик, станет два мужика, но поменьше…

— Нельзя. Послушай… — чекист прищурился. — А если мы тебе на него наводку дадим — уберешь?

— Привыкли чужими руками жар загребать! — окончательно осмелел Карташов. — Как мы сделаем то, что даже вы не можете?

— Мы дадим на него наводку и выманим из поезда. Впрочем, это уже технические частности.

— Мы на это не договаривались. И вообще — я профессиональный революционер, мокрухой не занимаюсь.

— Мы и на другое не договаривались, — справедливо напомнил гебешник. — Короче, коготок завяз — всей птичке пропасть. Ваше согласие или несогласие тут не требуется. Завтра же сообщим все подробности. До встречи.

Глава 6

Вот уже несколько дней в карташовском бункере царило приподнятое настроение. Успех первых погромов, помноженный за безнаказность, окрылял, естественным образом подталкивая к мысли о новых, еще более масштабных бесчинствах. Да и отношение к молодым «революционерам» со стороны местной власти разительно изменилось. Теперь никто не честил их «бандитами» и «фашистами», не обещал навесить новых уголовных сроков, не пытался выселить из бункера… И мэрия, и менты, и даже опера из местного управления ФСБ вели себя с подчеркнутой корректностью.

С самого утра и до позднего вечера в бункере тусовались самые разные люди. Молодые бритоголовые ребята в спортивных костюмах интересовались, где можно записаться в революционеры и сколько за это платят. Похмельные алкаши, привлеченные возможностью бесплатного пива, канючили — как, мол, омерзительно в России по утрам и что все правительство надо за это перевешать. Соратники и соратницы приезжали аж из самой Москвы за инструкциями о создании первичных партийных ячеек. Несколько местных бизнесменов наперебой предлагали «спонсорскую помощь». Ветераны ГУЛАГа, обвешанные медальками медно-никелевого сплава, учили молодое поколение уму-разуму, с ностальгией вспоминая колючую проволоку, Магадан и золотые прииски, которые они охраняли. При этом их совершенно не смущали ни свастики, избранные эмблемой движения, ни подчеркнутая эстетика Третьего Рейха на плакатах «народного восстания».

Энтузиазм неофитов можно было пресечь только ОМОНом, однако и ОМОН, по непроверенным пока слухам, был готов перейти на их сторону.

— Наше дело ширится, товарищ Артур, — довольно резюмировала Нина Чайка, глядя, как юноши у компьютера увлеченно лепят коллаж — «русский витязь» в форме, подозрительно похожей на эсэсовскую, вешает на Красной Площади крючконосых «врагов». Слоган «РОССИЯ — ПРЕВЫШЕ ВСЕГО! ДАВИ ИНОРОДЦЕВ, КАК ГОВНО!» полностью исключал любые разночтения.