Домик у озера - Анна Лу

души довольно мечутся по комнатам, потому что их кандалы пали. Ночь ужасна. Все ощущения становятся острее. Мы ненавидим себя, мы проклинаем других, мы теряем уверенность, все наши мысли вмиг заглатывают нас. Ночь прекрасна. Новые идеи вдруг просыпаются, руки самостоятельно создают невообразимые вещи. Такова ночь. Она – наш главный кошмар и наша лучшая муза.

София была крайне смущена, когда, очнувшись от долгого сна, первым делом увидела грудь напарника, плавно вздымающуюся то вверх, то вниз, благо, в рубашке. От её резкого движения, в попытках отстраниться от знакомого, проснулся и Никодим, одна рука которого оказалась под головой журналистки, а вторая – на её плече. Он тоже смутился и быстро поднялся с кровати, позволив девушке выпутаться из мягкого одеяла. Минута тишины была слишком долгой и невыносимой, поэтому Софи повернулась к двери, приговаривая, что ей пора идти и извиняясь за ночное вторжение.

– Постой, – окликнул её Нико, и девушка, вжав голову в плечи, повернула лишь голову, ожидая невесть чего. – Вот, держи, – он протянул флэшку, которую прежде вынул из кармана брюк. – Скидывай сюда копии будущих записей, и носи всего с собой.

– Если они ещё будут, – пробормотала шатенка, наконец, расслабившись. – Спасибо! – она улыбнулась, подхватила ноутбук, флэшку и постаралась незаметно пройти в свою комнату.

Оказавшись за безопасной дверью и повернув ключ в замке, Софи упала на кровать и тихонько проскулила в подушку. Её лицо горело, хотелось сквозь землю провалиться.

– Ну как я могла, как могла?! Такое ребячество! Не понимаю, что случилось, я, вроде, не пила вовсе, тогда почему? Зачем звала прилечь? Зачем сама завалилась? Почему не ушла, заснула? Какой позор! – девушка вела монолог сама с собой, проклиная себя и эту ночь.

Ещё с пять минут она пролежала на кровати, стараясь прогнать навязчивые мысли, пока, наконец, не оторвалась от подушки, стараясь думать о деле, а не о том, что, ненароком, могло произойти, не засни они. Журналистка сходила в ванную, остудила голову и переоделась в свежую одежду. Взглянув на часы, она ужаснулась, потому что время было позднее, обычно, её утро начиналось многим раньше. После всех процедур София спустилась вниз, где позавтракала на кухне, разговаривая со всеми, кто там находился. Попыталась разузнать о гемофилии, но никто не отозвался. Тогда девушка вышла на улицу, к гамаку, и взялась за статью. Она всегда предпочитала реальную бумагу компьютеру. На них текст почему-то всегда казался живее, чувствовалось, что он написан человеком, а вот "электронные" материалы казались напечатанными роботами, которые пишут только по стандартной программе. Именно поэтому сейчас перед ней была тетрадь формата А4 и перьевая ручка, заправленная чёрными чернилами. Но не одно слово так и не появилось на бумаге. В её мыслях до сих пор крутилась ночная история, заставляющая её снова и снова краснеть. Софи просто не могла простить себя. Как ни странно, на этот раз её спас Генрих, прибывший к дому не один. Выбравшись из своего укрытия, она тоже двинулась домой, ей хотелось быстро и незаметно забежать в дом, пока её не заметили, но Графимов окликнул её. Она подошла и поздоровалась с ними, чувствуя себя не в своей тарелке. Она была здесь намного большей гостьей, чем новоприбывшие. Генрих представил её как знакомую одной из богатых дам. Якобы они разговорились на какой-то вечеринке, и он пригласил её погостить. История звучала нелепо, пусть и была отчасти правдой. София больше напоминала любовницу, нежели просто гостью. И, похоже, сам хозяин дома не был против таких предположений. После того, как Гордеенко узнала, что, возможно, затеял Графимов, да и что он натворил с Евой, она чувствовала глубокое презрение к нему, и сейчас была возмущена подобным поведением, но вслух ничего не высказала, осознавая и принимая своё положение. К тому же, так никто не знал, что она журналистка.

Гостями Генриха оказались его брат, невеста брат и какой-то незнакомый господин.

– Это Мартинес, Джошуа Мартинес, – представили его.

Мистером Мартинес был статный мужчина примерно того же возраста, что и Феодора. Высокий и широкоплечий, гордый с виду и старомодной, как назвала бы его молодёжь. Чисто вычищенные костюм и ботинки, небольшой кейс, аккуратный маникюр и выбритое лицо. Его волос уже коснулась седина, но он их не красил, видимо, не стеснялся своего возраста. Он был холоден и не выражал каких-либо эмоций, но его губы растянулись в кроткой улыбке, когда он поцеловал руку Софи, проговорив "приятно познакомиться!" с небольшим акцентом, довольно незаметным для иностранца. Девушка вздрогнула и смутилась, но с улыбкой проговорила "и мне", чувствуя величие этого человека всем своим телом. Казалось, он может задавить её, словно букашку, вмиг, и такое София чувствовала впервые. Ей вдруг стала страшно и захотелось спрятаться от этого человека, сделать всё, чтобы он больше её не видел.

После короткого знакомства все сели за обеденный стол, который украшали всяческие блюда на любой вкус и цвет. Разглядев малознакомого гостя внимательнее, журналистка уловила в нём знакомые черты, он казался ей похожим на какой-то образ из её головы. После трапезы Джошуа и Генрих скрылись в кабинете, наверняка для обсуждения каких-то важных для них дел. Доминик с Радой ушли на прогулку, а София незаметно пробралась в "помещение для служащих", где чувствовала себя намного комфортнее, чем с новыми гостями. Она немного помогла на кухне, а заодно пообсуждала новоприбывших.

– Мне он показался каким-то знакомым, – неуверенно выговорила свои мысли девушка. – Не знаю, может, видела его в газете?

– Возможно. Мне тоже показалось, что я вижу в нём кого-то знакомого, – говорила одна из кухарок.

– Он мне не нравится, – резко сказал шеф-повар. – Приехал тоже какой-то англичанин, он здесь никто, а строит из себя королевскую особу!

– Да он, вроде как, и не из Великобритании, а из Америки, – заметила журналистка. – К тому же, не думаю, что он «никто». Судя по его виду, он очень влиятельный человек.

– Один чёрт, – выплюнул шеф-повар, Клим.

– А как, ты говоришь, его зовут? – вдруг произнесла Феодора.

Она выглядела необычайно растерянной и как будто чем-то очень расстроенной, даже напуганной. От её оптимизма не осталось и следа.

– Джошуа Мартинес, – ответила София.

– Тогда я подозреваю, почему всем нам он кажется знакомым. Сейчас.

Феодора скрылась за проёмом кухни, но вернулась через пару минут, прихватив с собой какую-то потрёпанную бумажку.

– Это мой отец, – сказала она, протянув фотографию.

Мужчина тридцати лет, красовавшийся на ней, был очень похож на прибывшего иностранного гостя, и Феодора тоже отражала в себе некоторые его черты.

– Но ведь сейчас ему должно быть порядка восьмидесяти лет, – протянула Софи. –