Черная гора - Рекс Стаут

— Нет.

— Вот послушай.

«… пусть время и судьбаНас подточили, но закал все тот же,И тот же в сердце мужественный пыл —Дерзать, искать, найти и не сдаваться»[4]

Он взглянул на отважного горца, стоящего у двери сарая.

— Пф! Дай мне тысячу динаров.

Вытаскивая из кармана сверток, приготовленный Телезио, я прикинул, что тысяча динаров — это 3.33 доллара. Вулф взял деньги и подошел к нашему хозяину Вот их разговор, пересказанный мне позже.

— Мы платим вам за повреждение стога, которое вы можете исправить за пять минут. И за еду. У вас есть апельсины?

Хозяин выглядел одновременно испуганным, подозрительным и мрачным.

— Нет, — он покачал головой.

— Кофе?

— Нет.

— Бекон или ветчина?

— Нет. У меня совсем ничего нет.

— Вздор. Мы вовсе не шпионы из Подгорики или Белграда. Мы…

Черногорец прервал его:

— Вы не должны говорить Подгорика. Нужно говорить Титоград.

Вулф кивнул.

— Я знаю, что город переименовали, но еще не решил, согласен ли с этим. Мы недавно вернулись из-за границы, мы политически нейтральны и очень голодны. При необходимости мой сын, который вооружен, может покараулить вас, пока я войду в сарай и возьму пару цыплят. Но будет проще и приятней, если вы возьмете деньги и попросите жену накормить нас. У вас есть бекон или ветчина?

— Нет.

— Козье мясо?

— Нет.

— Что же, черт возьми, у вас есть? — заорал Вулф.

— Немного колбасы, — неприязненно ответил хозяин. — Может быть, яйца. Хлеб и немного сала.

Вулф повернулся ко мне. — Еще тысячу динаров. — Я достал их, и он протянул обе бумажки негостеприимному хозяину. — Вот, возьмите. Мы в вашей власти. Но не надо сала. Я переел его в детстве, и теперь мне плохо от одного запаха. Может быть, ваша жена найдет немного масла.

— Нет. О масле не может быть и речи.

— Очень хорошо. Столько стоят два хороших обеда в лучшей гостинице Белграда. Пожалуйста, принесите нам таз, кусок мыла и полотенце.

Мужчина не спеша прошагал к двери и вошел в дом. Немного погодя он принес все, о чем его просили. Вулф поставил таз, старый, но чистый, на каменную плиту у колодца, наполнил его наполовину водой, снял куртку и свитер, закатал рукава и умылся. Я последовал его примеру. Вода была такая холодная, что у меня окоченели пальцы. Но я проявил чрезвычайное мужество. Серое льняное полотенце, поглаженное и аккуратно сложенное, оказалось двух футов в ширину и четырех в длину. Мы причесались, почистили зубы. Упаковав в рюкзак расчески и зубные щетки, я налил в таз свежей воды, поставил его на землю, сел на камень, снял носки и ботинки и опустил ноги в воду. Резкая боль пронзила каждый мой нерв. Вулф стоял, внимательно глядя на таз.

— Ты собираешься вымыть их мылом? — тоскливо спросил он.

— Не знаю. Еще не решил.

— Ты бы сначала их растер.

— Нет, — выразительно сказал я. — У меня другая проблема — я содрал кожу.

Он сел рядом со мной на камень, внимательно наблюдая за тем, как я плескаюсь в тазу. Я осторожно вытер ноги полотенцем, надел чистые носки, постирал грязные и повесил их сушиться на солнышке. Когда я начал мыть таз, Вулф вдруг выпалил:

— Подожди минутку. Я, пожалуй, рискну.

— О'кей. Но как бы нам не пришлось идти в Риску босиком.

Однако эксперимент не удалось осуществить, потому что появился хозяин и что-то произнес. Вулф встал и направился к дому, я за ним. Потолок в комнате оказался не таким низким, как я ожидал. Обои на стенах были зеленые с желтым, но их почти не было видно, так как стены были увешаны огромным количеством картинок одинакового размера. На полу лежали коврики, стояли разные шкафы и стулья и большая железная печь. У окна стоял стол, покрытый красной скатертью. Он был накрыт на двоих — лежали ножи, вилки, ложки и салфетки. Мы с Вулфом сели, и в дверь с аркой наверху вошли две женщины. Одна из них, средних лет, с острыми черными глазками, в одеянии, сделанном не иначе как из старого брезента, держала нагруженный поднос. Но вторая, которая шла следом, заставила меня забыть о голоде на целых десять секунд. Я не видел ее глаз, потому что они были опущены, но при виде всего остального авторитет Черногории взлетел в моих глазах значительно выше вершины Черной горы. Когда они поставили еду и ушли, я спросил Вулфа:

— Как вы думаете, их дочь всегда носит эту белую блузку и расшитый зеленый жилет?

Он фыркнул:

— Конечно, нет. Она услышала, что мы говорим на иностранном языке и невероятно много заплатили за еду. Может ли черногорская девушка упустить такой случай? — Он снова фыркнул. — Или любая другая девушка? Поэтому она переоделась.

— Это зависит от отношения, — возразил я. — Мы должны отдать должное ее хлопотам. Если вы хотите снять ботинки, действуйте, и мы можем арендовать стог на неделю, пока у вас не спадет отек.

Он не удостоил меня ответом. Через десять минут я спросил его:

— Почему они добавляют в колбасу бензин?

На самом деле еда оказалась совсем не плохой. Яйца были превосходны, черный хлеб кисловат, но вполне съедобен, а вишневый джем из глиняного горшочка оказал бы честь любому дому. Позднее кто-то сказал Вулфу, что в Белграде свежие яйца продаются по сорок динаров за штуку, а мы съели по пять, то есть оказались не такими уж транжирами. После первого глотка я оставил чай, но вода была вполне приличной. Когда я намазывал джем на хлеб, вошел хозяин и что-то сказал Вулфу. Я полюбопытствовал, в чем дело. Вулф ответил, что телега готова.

— Какая телега, — спросил я.

Он ответил:

— Чтобы ехать в Риску.

— Впервые слышу о телеге, — пожаловался я, — Было договорено, что вы мне пересказываете полностью все разговоры. Вы же всегда утверждали, что, если я что-то пропускаю, вы никогда не можете знать, ухватили вы рациональное зерно или нет. А теперь, когда ботинок одет не на ту ногу, если вы мне простите такое сравнение, я чувствую то же самое.

Думаю, что Вулф меня не слышал. Теперь он был сыт, но нужно было снова вставать и идти, и он слишком этого боялся, чтобы еще спорить со мной. Когда мы встали, отодвинув стулья, в дверях появилась дочь и что-то сказала.

— Что она говорит? — спросил я.

— Sretan put.

— По буквам, пожалуйста.

Вулф повторил по буквам.

— Что это значит?

— Счастливого пути.

— А как сказать. «Путь был бы намного счастливее, если бы вы были с нами?»

— Не надо. — Он уже шел к двери. Не желая быть грубым, я подошел к дочери и протянул ей руку. Ее рукопожатие было приятным и сильным, На одно мгновение она взглянула на меня и тут же опустила глаза.

— Розы красные, — отчетливо произнес я, — фиалки синие, сахар сладкий, а все вместе — это вы.

Я легко сжал ее руку и вышел, Вулф стоял в ярде от дома, скрестив руки на груди и сжав губы, глядя на повозку, которая действительно этого заслуживала. Лошадь была еще ничего — низкорослая, скорее пони, чем лошадь, но в хорошей форме, однако телега, в которую она была впряжена, представляла собой простой деревянный ящик на двух колесах, обитых железом. Вулф обратился ко мне.

— Хозяин говорит, — горько сказал он, — что положил сена, чтобы было помягче.

Я кивнул:

— Вы не доедете живым до Риски.

Затем взял наши рюкзаки, свитеры, куртки и свои носки, висевшие на солнце.

— Это же чуть больше мили? Поехали.

8

При строительстве домов в Риске были использованы обломки скал, которые просто скатили вниз в долину, уложили прямоугольниками и накрыли соломой; вот и все, что они сделали. И это было примерно в то же время, когда Колумб уплыл через Атлантический океан в поисках короткого пути в Индию. Единственная улица покрылась грязью глубиной в целый фут, сохранившейся после апрельских дождей; однако с одной стороны улицы была проложена каменная дорожка. Когда мы шли по ней гуськом, у меня сложилось впечатление, что местные жители нам не особенно рады. Впереди маячили какие-то фигуры, несколько детей носились по низкой каменной стене, вдалеке шла женщина с метлой; но все они исчезали при нашем приближении. Даже в окнах никого не было видно.

— У нас что, чума? — спросил я Вулфа.

Он остановился и обернулся:

— Нет. Это у них чума. У них высосали все жизненные силы. Пф.

Он зашагал вперед. Пройдя центр городишка, он сошел с дорожки и повернул направо через пролом в каменной стене. За ней находился дом, побольше и повыше чем остальные. Дверь наверху была украшена аркой, а по бокам отделана красивой резьбой. Вулф поднял кулак, чтобы постучать, но дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился человек.

— Вы Джордж Билич? — спросил Вулф.

— Да, это я. — У него был низкий бас. — А вы кто?

— Это неважно, но вам я могу сказать, Меня зовут Тоне Стара, а это мой сын Алекс. Вы сдаете напрокат машину, а нам нужно добриться до Подгорики. Мы заплатим, сколько надо.

Глаза Билича сузились.