Соули - Анна Гаврилова

— Госпожа Соули, — оклик мага заставил вздрогнуть. — Госпожа Соули, простите, но в этот раз вам придётся идти самостоятельно. Впрочем, если не боитесь запачкать платье…

Я только теперь заметила, что нарядный камзол Райлена превратился в нечто жуткое, больше похожее на мешок из-под прошлогодней репы. Штаны тоже оказались заляпаны, да и на сапогах грязь. Но, по правде, риск испачкаться меня не смущал — меня смущал сам Райлен. Причём смущал жутко! До дрожи в многострадальных коленках.

— Я сама, — пробормотала и стыдливо спрятала глаза.

Он только усмехнулся в ответ. Однако… однако опереться на его локоть всё-таки пришлось, потому что магический светлячок погас, а пока глаза привыкли к темноте, развеянной тусклым мерцанием звёзд, была слепа, как новорожденный котёнок и идти без поводыря, разумеется, не могла.

Едва отошли от кладбищенской калитки, вдалеке, между деревьями, замерцали оранжевые отсветы факелов, и лай собак послышался. Да, было бы удивительно, если бы слуги не заметили светопреставление, устроенное Райленом. Ох, надеюсь, они не догадаются, что здесь случилось, иначе нам с девчонками точно конец…

— Соули, дорогая! — воскликнул голосок, подозрительно похожий на голос мамы. — Ты представляешь, что вчера случилось?!

Я приоткрыла один глаз, но тут же зажмурилась. Не потому что спать хотелось, а потому что страшно стало. Очень страшно. Даже жутко!

Но мама отступать не собиралась. Села на кровать и заявила:

— Представляешь, вчера ночью саркофаг с прахом тётушки Тьяны раскололся. Прям вот взял и треснул. От крышки и до самого основания.

— У… — многозначительно протянула я, притворно зевнула.

— А перед этим, говорят, вспышки света над кладбищем видели. И грохот слышали. И рычание!

— Рычание? — я старательно пыталась придать голосу удивлённые интонации. Сквозь удивление и страх прорезался, но он был вполне уместен.

— Ага! Ужасное!

Изображать спящую было уже невежливо — пришлось сесть на постели и выдавить из себя приветливую улыбку.

Матушка была одета по-домашнему — в строгое серое платье и передник. Из-под белого чепца выбивались несколько пшеничных прядок, одна змеилась по шее. В синих глазах отражался испуг.

— Ага, я тоже когда услышала — перепугалась, — кивнула матушка. — Но слуги сказали, ничего странного на кладбище не нашли. Только саркофаг раскололся и всё. И кто тогда рычал, спрашивается? И вспышки эти…

Я нервно сглотнула, а потом в голову ударила шальная, но очень дельная мысль.

— А… А может сама тётушка Тьяна? — робко предположила я. — Ну ты же помнишь, какой у неё характер… был. Может она с кем-то из соседей по кладбищу поругалась, ну или подралась.

Мама поморщилась.

— А ведь действительно… Но я всё равно хочу мага вызвать. Это же по его части, верно?

— Не надо мага! — выпалила, а потом поняла, что натворила и покраснела жутко.

— Ну-ка, ну-ка… Что у нас с этим прохвостом?

— Ничего, — пробормотала я.

— В глаза мне посмотри! — голос родительницы прозвучал невероятно строго. Я таких интонаций никогда не слышала.

Смотреть не хотелось, но ослушаться, конечно, не могла.

— Влюбилась?

— Нет! — громко возмутилась я. И даже отшатнулась.

Мамулечка смерила пристальным взглядом, кивнула.

— Правильно. Незачем в таких как этот господин Райлен влюбляться.

— А… а что случилось-то?

Мама фыркнула. Громко и возмущённо. Почти как моя Гроза, когда ей вместо обещанного яблока морковку приносишь.

— Да за ним полгорода волочится!

Я удивлённо приподняла брови, а родительница продолжила:

— Представляешь, вчера какие-то девицы, сами к нему знакомиться подошли. А он, бесстыдник, вместо того, чтобы отрезвить дурочек и напомнить о приличиях, разговор завёл. И это на глазах у всего города! Мы с госпожой Дюи в ужасе. Но ладно он, а девицы-то, девицы! И куда только родители смотрят?

Ой, как же мне захотелось натянуть на голову одеяло… или хотя бы подушкой прикрыться. Щёки вспыхнули, как по заказу. Уши тоже.

— Вот! — наставительно протянула мамочка. — Видишь, даже тебе стыдно, хотя ты не причём. А этой троице…

— Троице? — сглотнув переспросила я.

— Ага. Три соплюшки. Так и вешались на него, так и вешались!

О, Богиня! Милая, любимая моя, ласковая! Не выдай нас, умоляю!

— Кстати, Фиска сказала, вы немногим раньше меня в поместье вернулись. Где так долго гуляли?

Нигде! — хотела выпалить я, но вовремя вспомнила, что с мамой этот фокус не пройдёт.

— На сеновале возле дальней конюшни.

— На сеновале?

— Мы… ну, ну вернее близняшки, очень хотели звёзды считать.

— Что? — искренне изумилась мама.

А я совсем растерялась, потому что после рассказа о "трёх соплюшках" из головы вышибло все умные мысли, в том числе подробности этой нелепой легенды про сеновал.

— Б… Близняшки в каком-то журнале заметку про звездочётов прочли, — на ходу сочиняла я. — Вот и загорелись. А из окна же считать неудобно, а с сеновала всё небо видно.

Мама закатила глаза и неодобрительно вздохнула, зато в Миле с Линой не усомнилась. А что, они и не такое могут…

— Надеюсь, это скоро пройдёт, — вслух заключила она. Встала.

Я тоже хотела подняться, но едва пятки коснулись пола — взвыла раненой волчицей. Ох, как же так!

— Соули, что с тобой?!

Со мной рухнувшая мечта, что к утру коленка заживёт сама по себе. Без лекарей и примочек.

— Я… я с сеновала вчера упала. Ударилась. Думала, всё хорошо, а оказалось…

— Ох, Соули… — обречённо вздохнула мама, крикнула в распахнутую дверь: — Фиска, вызови лекаря! Наша Соули… — нет, сообщить на весь дом, что великовозрастная дочка скакала по сеновалу, мамочка не решилась.

— Мамусик, близняшек ко мне позови, а? — жалобно попросила я.

Родительница удивилась безмерно. Просто, при всей любви к сёстрам, добровольно с ними никогда не общалась. Даже уговорила родителей переселить меня в спальню в противоположном конце коридора — подальше от этой парочки.

В общем, просьбу пришлось обосновать:

— Они меня на этот сеновал затащили — им и развлекать! Я ж больная, встать не могу…

— А… — задумчиво протянула мама. Но близняшек всё-таки позвала.

Когда вернулись с кладбища, сил читать нотации уже не было, но оставлять всё как есть, я не собиралась. И сёстры о моих планах догадывались, поэтому в спальню вошли с понурыми плечами и надутыми губами.

— Дверь закройте, — тихо процедила я.

Закрыли. Потом подошли к кровати и застыли, старательно изображая раскаяние. Я, конечно, не поверила, и всё что думала — высказала. Правда, говорить пришлось шепотом, чтобы матушка или кто-нибудь из прислуги не подслушал. Девчонки сперва кривились и кокетничали, но к концу лекции раскраснелись всерьёз.