Профессия – киллер - Лев Пучков

— То есть?

— Насколько я могу о тебе судить, ты человек порядочный.

— Спасибо.

— Ничего унизительного в твоих функциях не будет. Я дам тебе отдельный кабинет, наделю необременительными обязанностями, чтобы не особенно бросалась в глаза твоя главная задача — поддерживать меня во всем.

— А вдруг я вообще не смогу? Я ведь никогда в офисах не работал.

— У тебя будет испытательный срок — две недели. Я еще присмотрюсь к тебе, проверю в различных ситуациях, хотя думаю, что первое впечатление — самое верное. Об оплате и прочем позже договоримся. Так как?

— Я согласен.

Голос мой прозвучал твердо, успокаивающе: дескать, не дрейфь, старина, прорвемся. Это мне знакомо, это мне нравится — помогать, защищать…

— Ну вот и отлично!

Дон как-то устало потер лоб.

Глава 5

Поначалу мне у Дона пришлось туговато. Начнем с того, что в своей предыдущей жизни я привык работать до седьмого пота, надрывая мышцы и глотку, рискуя здоровьем, а подчас и жизнью, чтобы добиться определенного результата.

В армии, которую все, кому не лень, ругают и называют не иначе как «насквозь прогнившей» и «безнадежно устаревшей», как это ни покажется странным, люди вкалывают больше, чем на гражданке. Не знаю, как наверху, а внизу вкалывают. Конечно, при наличии умного командира, который умеет заставить подчиненных эффективно и с пользой трудиться.

В спецназе дураков-руководителей не держат, можете мне поверить на слово. Если это вас не устроит, сходите, пообщайтесь лично. Затем — наличие вполне конкретного результата: либо есть, либо нет. Либо ты научил своих пацанов всему, что необходимо, и сумел подготовить их так, что операция прошла без сучка без задоринки, либо завалил операцию и есть жертвы. В первом случае никто тебе не даст орден и не вознесет до небес — это норма, твоя работа. Во втором случае с тобой будут тщательно разбираться, а потом хорошо если ткнут в другое место или уволят, а могут отдать под суд — все будет зависеть от степени виновности и от количества жертв.

В общем, цель вполне ясна, понятны способы и средства ее достижения. Обстоятельства существования не дают возможности всерьез задуматься над альтернативами и сделать соответствующие выводы — насколько высок темп этого самого существования. Так я жил более пяти лет и привык к ощущению опасности, ответственности (за дело и людей), к постоянному напряжению.

Я уже рассказывал, что со мной случилось позднее. Если меня спросить, что тяжелее пережить — уход из армии, с которой теперь связано столько воспоминаний, или потерю любимой женщины, я отвечу, что… Не знаю. Не знаю, что тяжелее, поверьте. И то, и другое — как из машины на ходу выпрыгнуть. Повезет — отделаешься ушибами или переломами, а не повезет… Мне, похоже, повезло.

Было время, когда я не находил себе места, сходил с ума. Когда казалось, что жизнь кончилась, все дальнейшее бессмысленно. Еще позже имел место запой, чему я теперь сам удивляюсь, поскольку с детства ненавижу алкоголиков, тех, кто пьет без меры и без чувства. Я считаю, что выпить иногда чуть-чуть хорошего вина, хорошего коньяка — для настроения, для удовольствия. А мой запой был вызван весьма серьезной причиной, хотя, согласен, это меня не оправдывает. Но оправдываться я ни перед кем не собираюсь. Только разве перед самим собой.

Представьте себе, что женщина, которую вы боготворите, в один прекрасный день оказывается потаскухой. Из-за этого вы бросаете работу, которая вам очень нравилась. А позже ваши родители, в самом расцвете сил, здоровые и жизнерадостные, внезапно погибают в автокатастрофе и у вас на этом свете совершенно никого не остается…

И все-таки я выжил. Захотел выжить — и выжил. Пусть с чьей-то помощью. В сомнамбулическом состоянии я вынырнул в здоровенной ванне гостеприимного дома и, обнаружив, что меня взяли на службу, приготовился работать, как привык, — с полной отдачей, с напряжением.

Утром Дон привез меня в офис, предварительно вручив в обстановке, далекой от торжественной, полный прикид — трусья, носки, майку, сорочку, деловой костюм и дубленку с норковой шапкой, сообщив, что это — в счет аванса.

В офисе он представил меня начальникам отделов, собравшимся в его кабинете: мол, мой личный секретарь, прошу любить и жаловать. Начальники пожали мне руку и разошлись, а меня Дон проводил в маленький кабинет, дверь которого выходила в премную-холл.

— Твое рабочее место, осваивайся, — сказал Дон и ушел, бросив меня на произвол судьбы.

Итак, мое новое рабочее место. Комната пять на три, два стола буквой Т, два мягких полукресла и компьютер. Да, еще огромный трехсекционный сейф без ключа.

Наличие сейфа и компьютера настораживало и давало повод предположить, что мне придется заниматься глобальной аналитической работой и обладать большим количеством секретов, каковые, несомненно, предстоит хранить в этом самом сейфе. Ничего, справимся!

Я хотел тут же отправиться к шефу, чтобы потребовать ключ от сейфа, но в приемной обнаружил скопление посетителей. Они непременно ломанулись бы в кабинет президента фирмы косяком (поскольку у каждого было срочное неотложное дело), если бы двери кабинета не оберегала молодая и очаровательная секретарша, которая на удивление ловко справлялась с напористыми деловарами и поддерживала порядок, обворожительно улыбаясь непрерывно, как запрограммированный на положительные эмоции робот.

Хм… ключ. Ладно, пока обойдемся. Я уселся за стол и стал ждать указаний, с интересом наблюдая через приоткрытую дверь кабинета за посетителями.

Спустя некоторое время ждать надоело и я впал в легкую панику: а может, про меня просто забыли? Ближе к концу рабочего дня я наконец уловил момент, когда поток посетителей начал иссякать, и нахально вперся к шефу, потребовав разъяснения по поводу моего положения.

Недовольно поморщившись, он очень кратко объяснил мне, что на данном этапе у меня нет обязанностей и я ни за что не отвечаю, но передо мной стоят три задачи, при невыполнении которых меня тут же выпрут.

Первая и наиглавнейшая — не лезть куда не просят. Вторая — выполнять все его распоряжения. Третья — самообразовываться и вникать туда, куда будет указано.

После чего меня вежливо попросили покинуть кабинет: дескать, не до тебя сейчас, парень.

Вот так. У меня появились: небольшая, но уютная комната с компьютером, возможность беспрепятственно пользоваться любой машиной фирмы вместе с водителем при условии, что она не понадобится другим, зарплата за четыре недели вперед и вагон времени, которое я мог использовать как мне заблагорассудится.

Так прошел мой первый день работы в фирме — официально он длился с 9.00 до 17.00 с получасовым перерывом на обед.

В 17.00 я обнаружил, что шеф продолжает работать, и, рискнув еще раз вызвать его неудовольствие, сообщил, опять же по укоренившейся армейской привычке, что если я ему не нужен, то желал бы отправиться домой. И нельзя ли мне воспользоваться машиной? Что? Убираться подальше вместе со всеми машинами? Это хорошо.

Я не стал заставлять шефа повторяться и занял его «Вольво», приятно отметив про себя, что после моего звонка в гараж до появления авто перед входом прошло не более полутора минут и водитель очень вежливо поинтересовался, куда бы я желал ехать, — на полном серьезе.

По дороге домой я от избытка чувств тормозил перед каждым мини-маркетом и в результате накупил кучу всякой дребедени — ранее у меня на руках никогда не было такой суммы: она раза в четыре превышала мою последнюю офицерскую получку даже с учетом инфляции (я не беру в расчет чужие деньги, которые возил, будучи инкассатором).

А когда машина остановилась у калитки моего двора, я вдруг вспомнил, что в доме — запустение, нет угля, чтобы протопить печь, и скорее всего выходная дверь нараспашку.

Вот идиот! Я пробыл у Дона три дня и, поскольку там было очень хорошо, перестал беспокоиться о своем заброшенном доме, будто особняк Дона и стал моим жилищем.

Порядком приуныв, я решил зайти взять кое-какие вещи и уехать в гостиницу. Ясно, что дом в том виде, в котором я его покинул, был непригоден для жилья: его необходимо было привести в порядок. А возвращаться в особняк Дона не хотелось: я не из тех, кто может злоупотреблять гостеприимством малознакомых людей, даже если эти люди сами протягивают тебе руку помощи.

Сказав водиле, чтобы обождал пять минут, я направился к калитке и привычно пихнул ее ногой: она болталась на одной петле и открывалась только путем приложения стопы на уровне колена — и то с сильным доворотом бедра. Калитка, к моему удивлению, не распахнулась. Озадаченно пожав плечами, я пошарил рукой и обнаружил, что пружинная щеколда, сломанная около полугода назад, в настоящий момент находится на месте и кем-то исправлена. Более того, у калитки появилась и вторая петля и, что уж совсем меня удивило, не было слышно ни малейшего скрипа.