Кластер Войвод. Третье правило крови - Алексей Калугин

Ну, и у кого было больше шансов выжить? У Ионы, чей получеловеческий организм пошел вразнос, или у Хамерхаузена, который оказался в таком месте, где обычному человеку выжить было совершенно невозможно? Если беспристрастно взглянуть на ситуацию, оба они были обречены. Вот только Валтор Прей был не из тех, кто готов спокойно смириться с подобным раскладом. Если судьба была несправедлива, значит, кто-то другой должен был встать на сторону справедливости.

А ведь еще оставалась проблема айвуров, которой он едва успел коснуться в разговоре с Александром. Судя по всему, обитатели Усопья не знали радикального способа, как избавиться от этих тварей. Однако они нащупывали подходы к решению этого вопроса. Который удивительным образом и для них стал актуальным.

Рамон понятия не имел, что хотел сказать ему на прощание Канури. Но на всякий случай кивнул.

Глава 13

Ехать в Борей-2 короткой дорогой через лес, как в прошлый раз, оказалось невозможно. В лесу пошли грибы. И не просто грибы, а темпофунги. Всего за неделю пожирающие время грибы разрослись с такой невиданной скоростью и силой, что в лесу нельзя было шагу ступить, чтобы не наступить на один из них. Застрять среди темпофунгов можно было не на час и не на день, а до тех пор, пока грибной сезон не закончится.

Ехать по дороге было дольше. Зато по ней они уж наверняка к вечеру следующего дня доберутся до поселка естественников.

Поначалу все было хорошо. Можно даже сказать, замечательно.

Иона, как и прежде, сидел на переднем сиденье, рядом с Валтором. Он то и дело предлагал сменить рамона за рулем, но Прей всякий раз отвечал категорическим отказом. И, главное, теперь он мог совершенно спокойно ссылаться на мнение специалиста, который со всей уверенностью заявлял, что Ионе нужно отдыхать. Как можно больше отдыхать. Ну, а за рулем какой уж отдых! Но это была только половина правды. На самом деле и Валтор, и Александр опасались, что если с Ионой случится приступ, когда он будет вести машину, это может плохо закончиться для всех них. Они торопились, ехали быстро, а дорога была разбитая.

Внешне Иона почти не изменился. Сколько ни изучал его Валтор, так и не смог приметить каких-то явных признаков смертельного недуга. Разве что кожа андроида, прежде очень бледная, приобрела чуть сероватый, землистый оттенок и волосы на висках слиплись от пота. Если не знать, в чем тут дело, так сразу и не обратишь внимание.

Определенно Иона стал более задумчив, чем обычно. Когда он не донимал Валтора предложением подержать руль вместо него, то сидел на своем месте почти неподвижно, сложив руки на коленях и вперив взгляд в приборную панель. Как будто на ней начали проступать какие-то тайные письмена, которые он старался прочесть.

Александр из Борея-2 сидел на заднем сиденье, рядом со своим тезкой Гриром. Старый рамон без устали расспрашивал своего нового попутчика о том, что и как происходит в Усопших Землях. Грир вел себя как заправский этнограф. Вопросы его не просто вызывали у Александра недоумение, но зачастую со всей определенностью ставили коренного жителя Усопья в тупик.

Так, например, Грир, непонятно с чего вдруг, заинтересовался институтом брака в Борее. А потом, выслушав Александра, долго и обстоятельно объяснял своему собеседнику преимущества многоженства. По мнению Грира, именно многоженство должно было послужить той самой духовной клепкой, объединяющей всех членов общества. Ведь чем больше у тебя жен, тем соответственно больше и родственников. А если каждая жена родит тебе хотя бы троих детей, то через четыре поколения все обитатели общины окажутся в тех или иных родственных отношениях друг с другом. А это, разумеется, путь ко всеобщему миру и процветанию. Грир был абсолютно уверен в своей теории и даже готов был предоставить математические выкладки. На не очень уверенные возражения Александра, сказавшего, что даже между родственниками порой возникают конфликты, Грир, не задумываясь, заявил, что лучше получить по шее от двоюродного дяди, чем вообще неизвестно от кого. Во-первых, не так обидно, во-вторых, всегда знаешь, на ком отыграться – на дядюшкиных отпрысках, разумеется.

Грир интересовался политической системой, религией, образованием, отношением к мастерам культуры, порядком распределения общественных благ и многим, многим другим. Александр был в полнейшей растерянности – о многом из того, о чем его спрашивал Грир, он даже понятия не имел. Ну, скажем, он считал, что религия или ее отсутствие – это личное дело каждого; сильный, харизматичный лидер совершенно не нужен обществу, которое не собирается ни с кем конфликтовать; образование каждый вправе получать такое, какое он сам пожелает; распределять общественные блага не требуется, если каждый имеет к ним свободный доступ; ну, а что касается многого и многого другого, то обсудить все это целесообразнее было бы не с ним, поскольку все это не имеет никакого отношения, пусть даже косвенного, к его основной специальности. Скажем, если бы самому Александру требовалось все это обсудить со знающим человеком, он бы отправился в Борей-3. В поселке гуманитариев абсолютно точно найдется человек, да и не один, прекрасно разбирающийся в политических системах, религиозных догматах и матримониальных вопросах.

Но даже таких прозрачных намеков Грир не понимал. Вернее, отказывался понимать. Ему хотелось поговорить с интересным человеком. Все равно о чем. Но чтобы не выглядеть пустомелей, приходилось поднимать серьезные проблемы. Это своим братьям-рамонам Грир мог втирать про гигантских животяпов и квадратных свиней, которых он якобы видел на ферме у одного из реднеков. По версии Грира, реднек этих свиней штабелями в загоне складывал, тем самым экономя место. Вполне обоснованно полагая, что Александр быстро выведет его на чистую воду, как только он начнет заливать о чем-нибудь совсем уж несусветном, Грир продолжал поднимать вопросы, в которых мало кто смыслил, но зато рассуждать на эти темы мог каждый.

«А вы не считаете, что общественный прогресс имеет ярко выраженную тенденцию к систематическому повторению уже пройденного? Нет, не считаете? А, собственно, почему? Что вам дает основание не соглашаться с ведущими умами? Кого я имею в виду? Разумеется, тех, кто разбирается в этих вопросах гораздо лучше нас с вами! Кого именно? Конкретно? Не могу поверить, что вы сами не можете назвать этих имен!..»

В таком ключе вести разговор можно практически до бесконечности, если оба собеседника примерно в равной степени не разбираются в сути вопроса. Вот именно такие вопросы и выискивал Грир. И, надо сказать, получалось у него это неплохо. Очень неплохо. Настолько, что Александр очень скоро начал затравленно стрелять глазами по сторонам, словно надеясь на стороне найти способ положить всему этому конец. Александр прекрасно понимал, что за игру ведет с ним Грир, но он был слишком деликатен для того, чтобы в резкой форме оборвать ее. Деликатных же намеков, как уже было сказано, Грир не понимал.

Прежде Иона наверняка бы посмеялся над дотошностью старика. Но сейчас он будто и не слышал разговора на заднем сиденье. Да и Валтору было как-то совсем не до смеха.

Грир заливался пускай не соловьем, но уж точно певчей лягушкой в пруду в пору спаривания! Он выдавал вопросы один заковыристее другого, а другой причудливее третьего. И, наконец, начал углубляться в историю.

– Почему, когда начался Исход, вы решили остаться в Усопье?

– Ну, во-первых, это были не мы, а наши предки. Причем далекие настолько, что сам я, например, не имел возможности поинтересоваться ни у одного из тех, кто тогда принимал решение, почему они сделали именно такой выбор. Во-вторых, тогда это было никакое не Усопье, а научный городок Борей. В-третьих, как мы уже говорили, каждый имеет право делать тот или иной выбор.

– Разумеется, но все же интересно, почему, когда все люди доброй воли, следуя основополагающим принципам Сепаратизма, начали расходиться по кластерам, вы… ну, то есть ваши предки, решили остаться здесь?

– Мне тоже это интересно. Но, боюсь, мы этого никогда уже не узнаем.

– Никто не оставил никаких мемуаров или просто записок о тех днях?

– Оставили, конечно, и немало. Но почему-то никто из участников тех событий не счел нужным хоть как-то объяснить сделанный ими выбор. Видимо, он казался им настолько очевидным, что не требовал никаких комментариев.

– Может быть, именно так они понимали сепаратизм?

– Не думаю.

– Почему?

– Они не намеревались ни от кого дистанцироваться. Они хотели оставить все как есть. Их религией была наука. И, видимо, они решили, что во время всеобщего безумия они обязаны ее сохранить.

– То есть это своего рода сектантство?

– Нет.

– А мне кажется…

– Они не поклонялись науке. Они в нее верили.

– Разве это не одно и то же?

Александр посмотрел налево – на лесную чащу, направо – на отвесный склон, тянущийся вдоль дороги, и, наконец, наверх – на бездонное небо, будто накрывшее весь мир своим голубым, с белесыми прожилками куполом.