Трое в лодке (не считая собаки) - Джером Джером
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее он заявил, что ему необходимо чего-нибудь выпить, и встал на скамейку и стал искать в высокой корзине бутылку с лимонадом.
Бутылка была на самом дне, и найти ее было нелегко, и он наклонялся над корзиной все ниже и ниже. Он пытался править лодкой, видя все вверх ногами, и потянул не за ту веревку, и лодка врезалась в берег, и от удара он потерял равновесие, и нырнул в корзину, и воткнулся в нее головой, вцепившись-мертвой хваткой в борта лодки и растопырив ноги в воздухе. Он не смел пошевелиться от страха полететь в воду и должен был оставаться в такой позе, пока я не вытащил его из корзины за ноги.
Само собой разумеется, что это происшествие не улучшило его настроения.
Глава VIII
Вымогательство. — Как следует поступать в таких случаях. — Бесстыдный эгоизм прибрежных землевладельцев. — Проклятые доски. — Нехристианские чувства Гарриса. — Как Гаррис поет комические куплеты. — Вечер в изысканном обществе. — Недостойная выходка двух юных шалопаев. — Кое-какие бесполезные справки. — Джордж покупает банджо.
Мы причалили у Хэмптон-парка, под ивами, чтобы позавтракать. Это прелестное местечко. Высокие зеленые берега здесь полого сбегают к воде, над которой склоняются ивы. Только мы приступили к третьему блюду — хлебу с вареньем, как перед нами предстал какой-то джентльмен в жилете, с короткой трубкой в зубах и осведомился, известно ли нам, что мы нарушили границу чужих владений. Мы ответили, что еще не успели настолько тщательно исследовать этот вопрос, чтобы иметь возможность прийти к окончательному заключению, но если он может дать слово джентльмена, что мы действительно нарушили границу чужих владений, то мы поверим ему без всяких колебаний. Он дал нам требуемые заверения, и мы поблагодарили его, но он продолжал торчать возле нас и явно был чем-то недоволен, так что мы спросили, не можем ли мы быть ему еще чем-нибудь полезными, а Гаррис, человек общительный, предложил ему кусок хлеба с вареньем.
Я подозреваю, что этот джентльмен принадлежал к какому-то обществу воздержания от хлеба с вареньем, потому что он отверг угощенье так свирепо, как будто речь шла о покушении на его добродетель; и он добавил, что его долг — вытурить нас в шею.
Гаррис сказал, что если таков его долг, то несомненно следует его выполнить, и спросил, какие средства для этого являются, с его точки зрения, наилучшими. А Гаррис, скажу я вам, мужчина крепкого сложения, саженного роста и с виду кажется сильным и здоровым. Незнакомец смерил его взглядом и сказал, что сходит посоветоваться с хозяином, а потом вернется и швырнет нас обоих в реку.
Конечно, мы его больше не видели, и, конечно, ему просто нужен был шиллинг. На берегу Темзы всегда водятся жулики, которые летом неплохо зарабатывают, слоняясь по берегу и вымогая вышеуказанным образом деньги у малодушных простаков. Они заявляют, что их послал землевладелец. Лучше всего в этом случае сообщить свое имя и адрес и дать возможность собственнику, если он действительно к этому причастен, вызвать вас в суд, а уж там пусть он доказывает, какой убыток вы причинили ему, посидев на клочке его земли. Но большинство людей так ленивы и трусливы, что предпочитают поощрять мошенничество, поддаваясь ему, вместо того чтобы проявить известную твердость и пресечь его раз и навсегда.
Когда землевладельцы и в самом деле вас притесняют — их надо ставить на место. Эгоизм хозяев прибрежных участков возрастает год от года. Дай только им волю, и они вообще загородят всю Темзу. А пока они это делают с притоками и заводями. Они забивают в дно сваи, с одного берега на другой протягивают цепи и ко всем деревьям прибивают огромные доски с запрещением высаживаться на берег. Вид этих досок пробуждает во мне все дурные инстинкты. У меня руки чешутся, — так бы и сорвал такую доску и колотил бы ею по башке того, кто ее повесил, пока он не испустит дух, и тогда я похоронил бы его и водрузил бы эту доску над его могилой вместо памятника.
Я поделился своими чувствами с Гаррисом, и он заметил, что принимает все это еще ближе к сердцу. Он сказал, что чувствует желание не только бить того, кто прибил доску, но заодно перерезать всех членов его семьи, всех его друзей и родственников, а потом сжечь его дом. Мне показалось, что Гаррис тут переборщил, и я ему об этом сказал, но он ответил:
— Ничуть! А когда они все сгорят, я с удовольствием спою на пепелище комические куплеты.
Меня огорчило, что у Гарриса такие кровожадные наклонности. Мы не должны допускать, чтобы чувство справедливости вырождалось в примитивную мстительность. Мне пришлось потратить немало времени, внушая Гаррису более христианский взгляд на сей предмет, но в конце концов я в этом преуспел, и он обещал мне, что при всех обстоятельствах он пощадит друзей и родственников и не будет петь комических куплетов на пепелище.
Если бы вы когда-нибудь услышали, как Гаррис исполняет комические куплеты, вы бы поняли, какую услугу я оказал человечеству. Гарриса преследует идея, что он умеет петь комические куплеты. Наоборот, друзей Гарриса, слышавших его потуги, преследует не менее навязчивая идея, что он не умеет и никогда не будет уметь петь и что надо пресекать все его попытки в этом направлении.
Когда Гаррис бывает в гостях и его просят спеть, он отвечает:
«Собственно, я ведь исполняю только комические куплеты», — и всем своим видом он дает понять, что зато он так их поет, что достаточно один раз его послушать, и можно спокойно умереть.
«Ах, это очень мило, — говорит хозяйка. — Спойте нам что-нибудь, мистер Гаррис».
И Гаррис встает и подходит к фортепиано с сияющей улыбкой великодушного благодетеля, который собирается кого-то чем-то одарить.
«Прошу тишины, — говорит хозяйка, обращаясь к гостям. — Мистер Гаррис будет петь комические куплеты».
«Ах, как интересно», — шепчутся гости, и они покидают оранжерею, и спешат наверх, и распространяют эту новость по всему дому, и толпой входят в гостиную, и рассаживаются, и, предвкушая удовольствие, расплываются в улыбках.
И вот Гаррис начинает. Конечно, для исполнения комических куплетов большой голос не обязателен. Никто не ждет также хорошей вокальной техники и правильной фразировки. Неважно, если певец, беря ноту, вдруг обнаруживает, что забрался высоковато, и стремглав срывается вниз. Не стоит обращать внимания на темп. Вы не упрекаете певца за то, что, обогнав аккомпанемент на два такта, он вдруг замолкает на середине фразы, чтобы посовещаться с аккомпаниатором, а потом начинает все сначала. Но вы вправе рассчитывать на слова. Вы никак не ожидаете, что певец знает только первые три строчки первого куплета и все время повторяет их, пока не вступает хор. Вы не ожидаете, что он может вдруг остановиться посредине фразы, фыркнуть и заявить, что, как это ни забавно, но, провалиться ему на этом месте, если он помнит, как там дальше; он несет какую-то отсебятину, а потом, дойдя почти до конца песенки, вдруг вспоминает забытые слова, без всякого предупреждения останавливается, начинает сначала, и так все идет через пень-колоду. Вы не ожидаете… Впрочем, я сейчас изображу вам, как Гаррис поет комические куплеты, и вы сможете составить об этом собственное суждение.
Гаррис (стоя у фортепиано и обращаясь к ожидающей публике). В общем, это, собственно, старовато. Вы все, в общем, это, наверно, знаете. Но я ничего другого, собственно, не знаю. Это песенка судьи из «Передника»… впрочем, нет, я имею в виду не «Передник», я имею в виду… да вы, конечно, знаете, что я имею в виду, эта… ну как ее… Конечно, вы все будете подпевать мне хором.
Шепот восторга и страстное желание слиться в хоре. Нервный аккомпаниатор блестяще исполняет вступление к песенке судьи из «Суда присяжных». Гаррису пора вступать. Он этого не замечает. Нервный аккомпаниатор хочет повторить вступление, а Гаррис сразу же начинает петь и мгновенно выпаливает две Строчки куплетов адмирала из «Передника». Нервный аккомпаниатор стремится все же доиграть вступление, отказывается от этого намерения, пытается следовать за Гаррисом, играя аккомпанемент песенки судьи из «Суда присяжных», видит, что дело не клеится, пытается сообразить, что к чему, чувствует, что теряет рассудок, и неожиданно останавливается.
Гаррис (любезно и ободряюще). — Все идет прекрасно. Вы очень хорошо аккомпанируете… Продолжим.
Нервный аккомпаниатор. — Здесь, кажется, какое-то недоразумение… Что вы поете?
Гаррис (не задумываясь). — Что за вопрос? Песенку судьи из «Суда присяжных». Разве вы ее не знаете?
Один из приятелей Гарриса (из задних рядов). — Да ничего подобного, дурья башка, ты же поешь песенку адмирала из «Передника».
Длительные препирательства между Гаррисом и его приятелем о том, что именно Гаррис поет. В конце концов приятель склоняется к тому, что это неважно, лишь бы Гаррис продолжал то, что начал, и Гаррис с видом человека, истерзанного несправедливостью, просит пианиста начать сначала. Аккомпаниатор играет вступление к песенке адмирала, и Гаррис, дождавшись подводящего, по его мнению, момента, начинает: