Волшебные сказки - Эдуард Лабулэ

При созерцании своей невесты принц потерял голову от изумления и радости. Он с трудом понимал, каким образом из горькой оболочки лимона могло выйти это чудо белизны и добродетели.

— Не сплю ли я? — говорил он. — Не вижу ли я все это во сне? И если это так, то сжалься, не пробуждай меня!

Улыбка быстро разбудила его. Фея приняла руку, предложенную ей принцем, и первая предложила ему отправиться к доброму Королю Алых Башен, который сочтет за счастье благословить своих двух детей.

— Душа моя, — сказал Карлино, — я так же, как и ты, хочу увидеться с моим отцом и доказать ему, что я был прав, но мы не можем войти в замок рука об руку, как два крестьянина, возвращающихся с поля. Ты должна прибыть как принцесса. Обожди меня в этом укромном уголке, я поспешу в замок и не позже, чем через два часа, вернусь с нарядами, достойными тебя, с экипажами и свитой, которые отныне уже не покинут нас никогда.

Затем он нежно поцеловал ее руку и ушел.

Когда молодая девушка осталась одна, ей стало страшно — карканье вороны, шум леса, треск сухой ветки, сорванной ветром — все пугало ее. С трепетом оглядывалась она по сторонам и увидела около родника старый дуб, ствол которого, расщепленный временем, мог дать ей убежище.

Она влезла в дупло и укрылась в нем до самой прелестной, обрамленной листвою, головки, отражавшейся в прозрачной воде, как в зеркале.

Недалеко от того места проживала невольница-негритянка. Каждое утро госпожа посылала ее за водою к роднику. Люция, так звали африканку, пришла и на этот раз, по обыкновению, с кувшином на плече, но, наполняя его, она заметила в воде отражение феи.

Безрассудная, никогда не видавшая своего лица, вообразила, что это ее отражение, и воскликнула:

— Бедняжка Люция! Какая ты прекрасная и миловидная! А госпожа посылает тебя, как вьючное животное, за водой! Нет! Нет! Никогда!

В припадке тщеславия она разбила кувшин и вернулась домой.

Когда госпожа спросила ее, почему разбит кувшин, невольница отвечала, пожимая плечами:

— Повадился кувшин по воду ходить, недолго ему и голову сломать!

Тогда госпожа дала ей небольшой деревянный бочонок и приказала ей тотчас же наполнить его у родника. Негритянка побежала к ручью и, вглядываясь с любовью в отражение в воде, вздохнула и сказала:

— Нет, я не обезьяна, как уверяют все. Я куда красивее моей госпожи, пусть ослы таскают бочонки!

Она схватила бочонок, бросила его, разбила и, ругаясь, пошла домой.

Когда госпожа, поджидавшая ее, спросила, где бочонок, невольница в гневе отвечала:

— Осел толкнул меня, бочонок упал и разбился.

Услыхав это, госпожа потеряла терпение и, схватив метлу, дала африканке один из тех уроков, которые не забываются в течение нескольких дней. Сняв с крюка кожаный мех, висевший на стене, она сказала ей:

— Беги, несчастная обезьяна! Если ты в одну минуту не принесешь мне этот мех, наполненный водой, я тебе наилучшим способом набелю кожу!

Негритянка бросилась бежать без оглядки. Но, когда мех был наполнен, Люция заглянула в родник и, видя в нем улыбающееся лицо феи, воскликнула в бешенстве:

— Нет! Я более не водоноша, я не создана для того, чтобы подохнуть, как собака, на службе у сумасшедшей госпожи!

Сказав это, она вытянула из своих волос большую шпильку, сдерживавшую ее кудри, и начала протыкать мех насквозь, делая из него тысячеструйную лейку. При виде этого фея, спрятавшаяся в дупле, начала смеяться. Негритянка взглянула вверх, увидела красавицу и поняла все.

— Хорошо же, — сказала она, — значит, из-за тебя меня поколотили, ты у меня за это поплатишься.

Затем, придавая своему голосу особенную мягкость, она спросила:

— Что делаешь ты наверху, красавица?

И фея, которая была настолько же добра, насколько и красива, начала утешать невольницу и разговаривать с ней. Знакомство быстро завязалось: чистая душа идет навстречу дружбе. Ничего не подозревавшая фея рассказала негритянке все то, что приключилось с нею и принцем, как она очутилась одна в лесу и что каждую минуту Карлино может прибыть с большой свитой, чтобы отвезти свою нареченную к Королю Алых Башен и отпраздновать свадьбу в присутствии всего двора.

Слушая этот рассказ, негритянка, исполненная злобы и зависти, придумала гнусную вещь.

— Сударыня, — сказала она, — ваш жених приближается со своей свитой, нужно быть готовой: ваша прическа в беспорядке, позвольте мне подняться к вам, я поправлю ваши волосы и причешу их.

— Как вы добры! — ответила фея с улыбкой и протянула негритянке маленькую белую руку.

С трудом вскарабкавшись наверх, злая невольница распустила волосы феи и начала их причесывать. Затем, внезапно схватив свою самую большую шпильку, она воткнула ее в голову феи. Смертельно раненая фея вскрикнула:

— Голубка! Голубка!

Тотчас же она обернулась голубицей и улетела. Между тем черная злодейка хладнокровно заняла место своей жертвы в листве. Она казалась статуей из черного мрамора в изумрудной нише.

В это время принц верхом на великолепном коне, мчался к своей невесте, оставляя далеко позади себя многочисленную свиту, поднимавшую за собой столб пыли на дороге. Если кто и изумился при виде вороны на том месте, где был оставлен лебедь, то это был Карлино. Еще немного и он потерял бы сознание. Он хотел что-то сказать, но слезы подступили у него к горлу. Он смотрел во все стороны, пытаясь найти свою возлюбленную. Невольница же, приняв страдальческий вид, сказала ему, опуская глаза:

— Не ищите, принц. Злая фея избрала меня своей жертвой. Злосчастный рок превратил вашу лилию в уголь.

И, как истинный принц, проклиная в душе всех фей, Карлино не пожелал нарушить данного слова. Он вежливо протянул Люции руку и помог ей спуститься с дерева. На африканку надели платье принцессы с брильянтами и кружевами, которые украсили ее, как звезды украшают ночь, делая ее еще более темной. Карлино посадил ее по правую руку от себя в великолепную карету, запряженную шестью белыми конями. Он направился к замку с чувством приговоренного к смерти, ощущающего уже веревку на своей шее.

Недалеко от замка они встретили старого короля. Чудесные рассказы сына вскружили ему голову. Невзирая на этикет и на своих придворных, он поспешил восхититься бесподобной красотой своей будущей невестки. Когда же вместо голубки, которую ему обещали, ему представили ворону, он воскликнул:

— Это уж слишком! Я знал, что мой сын безумец, но мне не говорили, что он слеп. Так это и есть несравнимая ни с чем лилия, искать которую он отправился на край света? Так это-то и есть та роза, свежее утренней зари? Это-то и есть диво красоты, вышедшее из лимона? Кто смеет думать, что я допущу это новое глумление над моими сединами? Неужели полагают, что я оставлю королевство Алых Башен, это славное наследие моих предков, черномазым арапчатам? Я не пущу эту мартышку в мой дворец!

Принц бросился к ногам отца и пытался его умилостивить. Первый министр, человек многоопытный, напомнил своему властелину, что зачастую в промежуток времени с утра до вечера белое становится черным, а черное — белым. Стоит ли удивляться естественной метаморфозе, которая, быть может, прекратится в первый же день? Что мог поделать Король Алых Башен? Он был отцом и привык исполнять волю своих детей. Он уступил и объявил весьма неохотно свое согласие на этот странный союз. «Придворная Газета» объявила по всему королевству о счастливом выборе, сделанном принцем, и предложила всем веселиться. Свадьба была отсрочена всего лишь на восемь дней. Этого было достаточно, чтобы закончить все приготовления. Негритянку отвели в великолепные покои. Графини оспаривали друг у друга честь надевать ей туфли. Герцогини с трудом получили завидную привилегию подавать ей ночную рубашку. Затем город и дворец начали украшать разноцветными флагами, устраивать подставки для иллюминаций, посыпать песком аллеи, переписывать старые речи, обновлять забытые комплименты, сочинять поэмы и мадригалы. Во всем королевстве благодарили принца за выбор достойной супруги.

Не была забыта и кухня: сто поваров, триста поварят, и пятьдесят дворецких приступили к работе под руководством знаменитого Бушибюса, шефа королевских кухонь. Кололи поросят, резали баранов, шпиговали каплунов, жарили на вертелах индюков.

Во время всеобщей суматохи прекрасная голубка с сизыми крыльями опустилась на подоконник. Нежным и жалобным голосом она начала петь:

Ру-ку! Ру-ку! Ру-ку!Скажите мне скорей,Как поживает принцС мартышкой своей?

Великий Бушибюс был слишком занят делами, чтобы обращать внимание на воркование голубя, но все-таки он был изумлен тем, что понимает птичий язык, и счел за лучшее рассказать об этом чуде своей новой госпоже, невесте принца Карлино.