Мумия и Тролль - Александр Мазин

— Ты кто?

— Я? Тролль.

— А чем занимаешься?

— Да по-разному. Людям пакости делаю, гажу везде, вещи порчу, шастаю по ногам, жрачку ворую. Типа того. А ты кто?

Кошка задумалась…

— Знаешь, наверное, я тоже тролль.

Катя приехала в офис сразу после лекций. Внутри оказался Карлссон. Один, если не считать компании двух упаковок пива. Катя поздоровалась. Тролль хрюкнул в ответ что-то неразборчивое. Пиво его интересовало куда больше какой-то там Малышки.

Ну и ладно. Катя намешала кофе, достала коробку с пирожными, купленными по дороге, включила комп и настроилась роскошно пообедать… И тут запиликал телефон.

Вероятность того, что трубку возьмет Карлссон, была даже не нулевой — отрицательной. А ведь говорила мама папе: никаких телефонных разговоров за едой. Особенно по работе. В этот момент Катя была полностью с мамой согласна. Но деться некуда, и Катя взяла трубку.

— Извините, пожалуйста, могу я поговорить с Екатериной Петровной?

— С кем? — Катя не сразу сообразила, что Екатерина Петровна — это она. До сих пор по имени-отчеству к ней не обращались.

— С Екатериной Петровной Малышевой.

Блин! Катя напряглась, предчувствуя недоброе.

— Я вас слушаю.

— Екатерина Петровна, это вас Бровко из регионального управления беспокоит.

Ну прямо как в воду глядела.

— Что вам опять нужно? — сердито поинтересовалась Катя, покосившись на Карлссона. Тролль пил пиво. Делал он это чисто по-тролльски: прокусывал банку, с хлюпаньем всасывал содержимое, проглатывал, несколько мгновений наслаждался, томно прикрыв крохотные глазки и широко раздувая ноздри, потом сминал банку в жестяной комочек, ронял на пол, выхватывал из упаковки следующую, полную. Рассчитывать на его помощь в разговоре с чиновником явно не стоило.

— Что вам нужно?

— Ничего, Екатерина Петровна, совершенно ничего! — заверил голос, приторно-сладкий, противный и липкий, как замес дегтя с медом. — Всего лишь хотелось поинтересоваться: всё ли в порядке?

— У нас все в порядке! — отчеканила Катя.

Надо же! Интересно, кто подсуетился? Коля? Или этот пивной слив? — Подобревшая Катя бросила взгляд на Карлссона. Хорошо, когда у тебя есть друзья.

— Если потребуется какая-нибудь помощь… содействие… — журчал чиновник. — Можете твердо рассчитывать!

— Буду иметь в виду, — буркнула Катя.

— Любые просьбы, не стесняйтесь, всё, чем можем. Это ведь наша работа…

Катя, с трудом избавившись от чиновника-липучки, взяла пирожное, свое любимое, эклер…

Но откусить хотя бы кусочек ей опять не дали.

Еще звонок. На этот раз — мобильный. Нафаня прорезался. Неделю не звонил — и на тебе.

— Ну чего? — невежливо поинтересовалась Катя.

Нафаня не обиделся. Бодренько поведал, что приглашает Катю на открытие выставки. В Эрмитаж.

— А что за выставка? — без энтузиазма спросила Катя, глядя на вожделенный эклер. И кофе уже остыл. Вот так желудок и портится…

— «Современное наследие древних культур». Классно, да? Сам придумал!

— А что ж Панихидин твой? У него что, с фантазией совсем плохо?

— Панихидин в больничку угодил! — с искренней радостью сообщил Нафаня. — Прикинь: сотрясение мозга у него! Кто бы мог догадаться! Панихидин — и мозги! А мы думали — там голая кость и винчестер с должностными инструкциями!

— Так это что, ты выставку сам устраиваешь? — удивилась Катя.

Ну у них в Эрмитаже и порядочки, если такой, как Нафаня, президентскими подарками единолично распоряжается!

— Не то чтобы сам… — Нафаня не рискнул соврать. — Это Главный распорядился. Без него я бы никак. Тут иерархия знаешь какая… Вернее, не знаешь. Так вот, Главный зашел к нам, прослышав про подарочек, поинтересовался, что это такое, — и велел выставить. Мол, на подарок президенту народ точно набежит. Пока проверяют подлинность письма и происхождение статуи — потому что оно уж явно не тайское, — пусть экспонат постоит, пособирает деньги… Панихидин как в своей больничке о выставке услыхал, чуть не родил от возбуждения! — Нафаня снова захихикал. — Так орал, так орал… А деться некуда, главный приказал. Всё. Вопрос решен. Выставка пока все не устаканится, затем тайское письмо перешлют в Москву — и будем дарить!

— То есть статую потом в Москву отправят? — спросила Катя.

— Не-ет, еще чего! — хмыкнул Нафаня. — Мы ее подарим прямо здесь. Как раз выставка закрывается, и тут приезжает президент, идет в Эрмитаж, и директор под вспышки и телекамеры осуществляет дар! Какое шоу, какая реклама музею!

Катя признала, что, в самом деле, задумано весьма хитро.

— Ну так ты придешь на открытие? Завтра в два часа…

— Приду, — пообещала Катя.

Куда ж она денется? Загадочная кельтская поделка всю неделю не давала ей покоя.

Ради открытия выставки ей пришлось сбежать с последней пары, и все равно времени почти не осталось. От универа до Зимнего дворца пятнадцать минут быстрой ходьбы. Под пронизывающим ветром с Невы Катя перебежала через Дворцовый мост и пристроилась в хвосте полукилометровой очереди на вход, поджидая Нафаню.

— Ты куда встала? — возмутился он, под завистливыми взглядами желающих приобщиться к культуре увлекая Катю к двери с надписью «Выход». — Пошли, воспользуемся служебным положением!

— Сколько тут народу! — в шоке воскликнула Катя. — Тут что, каждый день так?!

— По выходным еще хуже. Просто сегодня открытие, а выставку так разрекламировали — даже в метро плакаты висят…

Плакаты висели повсюду, не только в метро. Прямо над дверью красовался зелено-золотой стенд. Из острых золотых веточек и завитушек, как из некоего заколдованного леса, проступало спящее лицо знакомой статуи. Ничего тайского в нем определенно не было.

— «Да пробудится совершенство!» — прочитала Катя пафосное название выставки.

И внизу более наукообразное: «Кельтские мотивы в современном авангарде».

— Странно, — проговорила она, проскальзывая в тяжелую дверь, — почему вдруг именно кельты? И современный авангард при чем?

Нафаня снова хмыкнул.

— Посовещались и решили назначить статую представителем кельтского искусства. Удобно: от кельтов немного осталось. Кромлехи, орнаменты, резьба по камню…

— А почему авангард?

— Реставраторы сказали, что статуя — новодел.

Карлссон оказался прав. Как всегда. Но Катя почему-то огорчилась. Наверно, ей приятнее было считать статую древней. Ведь если она изготовлена современным художником — ну что в ней может быть таинственного? Но Карлссон… Вот кто — настоящий эксперт! Профи. И как он только определил? С первого взгляда, по плохонькой фотке с телефона! Может, ну его, это детективное агентство? Пусть будет бюро, например, художественной экспертизы. А что, неплохая идея… Оформить Карлссона главным экспертом по древним ценностям…

— …Оказалось, деревянная, — продолжал между тем Нафаня. — А мы-то сначала не поняли. Она снаружи вся инкрустирована полированными каменными пластинками и армирована серебряной проволокой. Вот Панихидин сразу заметил, что она слишком легкая для каменной… Технологии, правда, неизвестны. Реставраторам показали, они совершенно обалдели. После выставки снова отправляем ее на анализ, будут ковыряться…

— Как это? — перебила Катя. — Это же подарок президенту!

— Ну и что? Думаешь, он ее под мышку — и в Москву? На кой ему этот новодел? У нас останется, родимая. Напишем на ярлыке: собственность президента России. Круто?

Катя рассеянно кивнула. Нафаня уверенно вел Катю бесконечными, роскошными залами музея. Сама бы она уже сто раз тут заблудилась. Интересно, сколько месяцев ему понадобилось здесь проработать, чтобы научиться ориентироваться в этом лабиринте? А есть ведь еще закрытые помещения, куда не пускают посетителей, — и их наверняка в пять раз больше…

На само открытие они опоздали, разминувшись с официальными лицами, музейным начальством и журналистами минут на десять.

«Оно и к лучшему, — подумала Катя, пробираясь сквозь плотную толпу. — Иначе бы меня тут совсем затоптали…»

Иногда очень неудобно быть маленькой и хрупкой.

Зал, где экспонировали статую, был небольшим и очень светлым. Остекленный с обеих сторон, он словно парил в воздухе. Катя выглянула в окно и с восторгом обнаружила, что внизу искрится сероватая невская вода. Зал действительно висел в воздухе! Точнее, на арочном мосту между двумя музейными зданиями.

В этом прозрачном зале крылатая статуя, поднятая на постамент над толпой, казалась прикорнувшей экзотической птицей — вот сейчас проснется, расправит сияющие крылья и взлетит. Она выглядела выше, чем тогда, в ящике, в полутемной упаковочной. Будто она не из камня, а из скользкого радужного шелка. Плыла над толпой — нечеловечески красивая…