Цветок забвения. Часть 2 - Мари Явь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не ври.
— Когда ты освоишь высшее мастерство и решишь уйти во Внешний мир, все Девы будут безутешно рыдать, умоляя тебя не покидать их.
— Этому тебя научила моя мать? — уточнила Чили, как видно, слыша подобное только от Метрессы.
— Нет. Но твоя мать — мудрая госпожа, она точно знает, что говорит.
— Да, но при этом о самом важном она предпочитает помалкивать. Почему о моём рождении ты знаешь больше меня?
— Может, она боится тебя шокировать?
— И правильно.
Я подняла руки, легонько погладив её плоскую грудь, чем смутила её ещё сильнее.
— Что ты делаешь?
— Просто разговоры о материнстве навели меня на мысль: это так странно, что ты твёрдая здесь.
— Так и должно быть. Хватит трогать.
— Ладно. — Я подчинилась, чтобы в следующую секунду спросить: — Ты не могла бы раздеться?
Чили отпрянула.
— Не буду я раздеваться! Хватит и того, что ты сама постоянно ходишь полуголая.
Я осмотрела себя. Обычный наряд для Девы, состоящий из двух полосок, закрывающих груди, и двух полосок, формирующих юбку. Может, из-за того, что я не могла теперь прикрыть себя волосами, платье выглядело несущественным… или даже несуществующим. Но одежда в нашем клане никогда не служила «скромности», этому понятию, придуманному мужчинами Внешнего мира, которые хотят держать под контролем даже женскую красоту. Здесь одежда либо демонстрировала таланты Девы в шитье и вышивке, либо подчёркивала достоинства её тела.
— Это не должно тебя смущать.
— Чего? Я не смущаюсь! — отрезала она, пряча взгляд. — Ты слишком много о себе воображаешь. Ведёшь себя так, будто у тебя самая лучшая грудь на свете.
— Нет?
— Да. Что?!
— Тебе не нравится?
— Мне всё равно!
— Хочешь посмотреть?
— Мне и так отлично видно!
— Хочешь потрогать?
— С ума сошла предлагать такое? — Чили посмотрела туда, выдавая себя. — Нет. Не знаю… Если только чуть-чуть.
Я поняла, что она никогда сама на это не решится: какой бы сильной и смелой Чили ни была, любопытные изменения, происходящие в моём теле, пугали её. Она могла противостоять мифи, но прикоснуться ко мне было выше её сил.
Её абсолютно нелогичная робость умиляла.
Взяв Чили за руку, я положила её себе на грудь. Мы обе замерли, уставившись на мягкую плоть, спрятанную теперь от взгляда более надёжно: ладонь Чили полностью её закрывала. Так Солнцу должно больше нравиться? Или это отнюдь не добавило ситуации «скромности»?
Исправляясь, она подняла левую руку и нерешительно накрыла вторую грудь. И стало только хуже. Я почувствовала, как жар заливает и мои щеки, и дело не только в том, что мою грудь никто раньше не щупал, а в том, что Чили на этот раз проявила инициативу: слегка надавив, она сжала пальцы, и я отпрянула, испугавшись незнакомых ощущений.
— Больно?
— Немного.
— Прости! — Она отдёрнула руки, и мне стало стыдно за свою внезапную трусость.
— Это не из-за тебя. Они болят, пока растут. Обычное дело.
— Да?
— А потом не будут ни капли.
Чили мрачно смотрела туда, где только что касалась меня. Теперь сквозь тонкую ткань проступали розовые вершинки, делая платье нарядным — именно таким, каким его и задумывали.
— Просто не верится.
— Что?
— Что они станут ещё больше.
Видимо, ей не хотелось, чтобы её пара слишком от неё отличалась.
— Ты боишься, что это отдалит нас? — спросила я.
— Мы ещё толком не сблизились.
— Да, но, может, ты и не хочешь этого?
Чили отошла к окну и подняла руку к голове, чтобы привычным жестом запустить пальцы в волосы, но, не обнаружив их, сжала ладонь в кулак. Когда она принялась расхаживать по комнате, я поняла, насколько для неё привычно метаться в этих стенах. Злиться, сомневаться, доводить себя до отчаянья, медленно сходить с ума…
— Ты нравишься мне, — призналась она внезапно, и я обомлела, потому что думала, что она собирается меня прогнать.
— Д-да?
— Да, но не так, как когда-то нравилась Виола. Совсем по-другому. Мне казалось, что вопрос с моим обучением уже решён, и все вокруг считали её моей парой, и я тоже… Мы привыкли друг к другу. А ты… ты не такая как она.
— Ладно. — Я не поняла — комплимент это был или наоборот.
— Виола была частью спектакля, хотя и понятия не имела, что участвует в нём. Она недалёкая, шумная, впечатлительная, но при это очень удобная… Она старалась быть удобной лично для меня. В её компании можно было легко забыть о своем «изъяне», тогда как ты… Ты мне постоянно о нём напоминаешь. Стоило только тебя увидеть, как мне впервые в жизни стало не по себе. Как-то даже больно. И стыдно без причины. Это ведь ты была голой, а казалось, что я.
— Вообще-то, я была одета.
— Я тоже. Но это не помогло.
— А что помогло? Насмешки и издевательства? — Когда она промолчала, я добавила: — Если тебе это, действительно, помогло, я пойму.
— У меня просто не было других идей, — прошептала Чили, нервно гладя короткий ёжик своих волос. — Как ещё сделать так, чтобы ты держалась от меня подальше? Мне просто хотелось, чтобы ты не показывалась мне больше на глаза… Забавно, что все попытки тебя отпугнуть в итоге тебя сюда и привели. Хочешь знать, было ли это весело? Нет. Всё то оскорбительное, что ты услышала — это правда обо мне. Я являюсь олицетворением всех этих оскорблений, а ты… к тебе это никак не относится, но ты и сама это знаешь. Ты ведь не выбросила зеркало?
— Нет, и я жалею, что не принесла его, потому что тебе оно нужнее.
— Наряд не позволил его с собой захватить, понимаю.
— В тебе нет ничего оскорбительного, Чили.
— Ты ещё ничего не видела.
— Я видела мёртвых Дев и мёртвых мужчин. Есть что-то более страшное?
— Да, есть. Но я не покажу тебе, даже не проси. Не после того, как Виолу стошнило. Это правда, её вырвало, хотя она умоляла ей довериться. Я не хочу проходить через это снова.
— Ладно. Если не хочешь показывать, не надо. Когда у нас отрастут волосы, и мы сплетём их, я сама всё
