Голубой пакет - Георгий Брянцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саттар вбежал в помещение штаба и, получив разрешение дежурного по части, начал с такой силой крутить ручку телефонного аппарата, что на столе все задребезжало. Он знал, что Наруз Ахмед служит в союзе кооперативов, и звонил туда. На вопрос Саттара, где находится сейчас Наруз Ахмед, работники отдела кадров порекомендовали ему обратиться в спецчасть. Саттар дозвонился туда, потребовал к телефону начальника и повторил свой вопрос. Начальник спецчасти помедлил, а потом любезно осведомился:
— А кто его просит?
Саттар почему-то ответил, что говорит знакомый Наруза Ахмеда.
В ответ он услышал:
— Справок по телефону не даем… Зайдите лично…
Озадаченный Саттар вышел из помещения штаба, постоял несколько минут под лучами раскаленного солнца, подумал. Собственно, зачем ему вдруг понадобилось удостовериться, работает или не работает в союзе Наруз Ахмед? Ну а если работает? Что из того? Что он, Саттар, может предпринять? С этого ли надо начинать? Нет, надо с кем-то посоветоваться. Если уж Наруз Ахмед пошел на такие страшные дела, то его, видно, голыми руками не возьмешь. Сагтар пересек раскаленный двор, поднялся на крыльцо, постучал в неприкрытую дверь и, получив разрешение войти, перешагнул через порог.
В низенькой комнате сидели за столом и прихлебывали чай из цветастых пиал командир второго эскадрона Корольков и уполномоченный особого отдела Шубников.
— Товарищ комэска! — обратился Саттар, приложив руку к козырьку буденовки. — Я к вам по личному делу. Разрешите?
— Присаживайся, — и комэска показал на табуретку. — Чай пить будешь?
— Не хочу, — усаживаясь, ответил Саттар. — Не до чая мне…
— Вот как! — усмехнулся Корольков. — Что же у тебя стряслось? Или опять старая история?
— Точно так, старая, — и Саттар полез в карман.
— Что ж… выкладывай, послушаем. Один ум — хорошо, а три — лучше.
— Вот, читайте, — подал письмо Саттар. — Лучше я не расскажу.
Комэска отпил из пиалы еще несколько глотков чаю, застегнул ворот гимнастерки и принялся за чтение. Читал он вслух, медленно, четко, соблюдая знаки препинания. Прочитав фразу по-узбекски, он секунду молчал, а потом, пошевеливая пальцами в воздухе, будто нащупывая слова, переводил на русский язык.
Уполномоченный слушал с невозмутимым лицом и продолжал прихлебывать чай. На лице его было такое выражение, будто все на свете ему безразлично, в том числе и судьба какой-то девушки Анзират, попавшей в беду.
Комэска прочел, покрутил головой, потуже затянул поясной ремень и сказал:
— Смотри! Вот диво! Значит, отыскалась?
— Я звонил на службу Нарузу Ахмеду, — пояснил Саттар, — но там мне не захотели отвечать. Говорят, справок по телефону не даем…
Корольков тем временем вынул из полевой сумки сложенную гармошкой карту, расстелил ее на столе и отыскал на ней кишлак Обисарым:
— Эге! Туда, верно, и ворон костей не заносит. Нашел, змеиное отродье, местечко! Что же, выручать надо деваху? — и он посмотрел на уполномоченного.
Тот продолжал пить чай, отдувался и молчал.
— Выручать, товарищ комэска! — горячо подхватил Саттар. — Если бы только знали, какая это девушка…
— Да уж известно какая, самая лучшая, — улыбнулся тот. — У старика Умара плохой дочки и быть не могло! А пишет она складно, ясно.
Саттар не знал, что сказать по этому случаю.
— И что же ты решил? — спросил комэска.
— Арестовать его надо, эмирскую собаку, товарищ комэска. Он — дважды преступник. Он убил Умара Максумова, похитил и… — дальше он не мог продолжать.
— Это правильно, — согласился комэска, и лицо его будто отвердело. — И к стенке поставить за такие художества. Обязательно к стенке. Но прежде поймать его надо. Он, небось, в конторе потребкооперации не сидит после таких дел, нас с гобой не дожидается…
— Поймать! — загорячился Саттар. — Немедленно! Разрешите, товарищ комэска, взять коня, Барса… Поскачу в этот кишлак, подниму на ноги тамошний актив, захвачу этого мерзавца. Анзират привезу.
— Прыткий ты, я вижу, — усмехнулся комэска. — Это не так просто… Я тебе скажу, а ты пока забудь. Понял? Я сам только что узнал. Наруз Ахмед банду водит…
Саттар от удивления поднял брови. Потом подумал, что в этом, собственно, ничего неожиданного нет.
— Но водить ему осталось недолго, — продолжал комэска. — Придет и его черед. И скорее, чем он думает. А пока он занят своими делами, ему, видно, не до жены. Поэтому мой совет…
— Все понятно, товарищ комэска. Можно отправляться?
— Стоп! Погоди! — поднял руку до сих пор молчавший уполномоченный особого отдела Шубников. Так не пойдет, Саттар. Что же, думаешь, мы одного тебя в волчью пасть сунем? Не дело! Один в поле не воин. Девушку-то тебе на блюде едва ли вынесут. Не для того они ее уворовали. За нее они драться, пожалуй, будут, И ты, парень, выручая невесту, сам угодишь в беду.
— Не надо мне никого, — горячо возразил Саттар. — Сам управлюсь. Это мое чисто личное дело.
— Это еще как сказать, — невозмутимо заметил Шубников и, достав из кармана блокнот, начал что-то писать. Закончив, он сложил листок, подал его Саттару и спросил: — Командира особого отряда ОГПУ знаешь?
— Так точно.
— Отдашь ему. Он выделит тебе двух хлопцев. Я пишу каких. Одного русского, другого — таджика. Ребята — орлы.
— Есть! Спасибо! Я оседлаю коня и мигом!
— Вот и отлично, — потер руки комэска и обратился к Саттару: — Найдешь кишлак?
— Найду, — твердо заявил тот.
— А лучше посмотри на карту. Вот видишь, О-би-са-рым. И кишлачок-то так себе, дворов тридцать-сорок не более, а забрался куда — ровно орлиное гнездо! Дорога одна через ущелье идет, а другая через перевал. Но эта длиннее. Выбирай сам, на месте будет виднее. Ну, поезжай! Командиру дивизиона я сам скажу. Дуй! Аллюр три креста!
— Есть! — ответил Саттар, круто повернулся и выбежал из комнаты.
11
Кавдивизион после долгого и утомительного марша по пескам Таджикистана остановился на дневной отдых в районе строительства крупной плотины.
Бойцы и командиры, невзирая на адскую жару, спали, где кто мог. Ночью предстоял новый длительный марш и надо было набраться сил.
Уполномоченный особого отдела Шубников долго лежал в душной войлочной кибитке, силясь уснуть, но, окончательно убедившись, что из этой затеи ничего не выйдет, встал и вышел.
В голове от бессонной ночи и жары стоял неумолкающий звон, глаза воспалились и горели, словно они были забиты сухим песком.