Танец в ритме дождя - Елена Ткач

И Пушкин, кажется, даже привстал на цыпочки на другой стороне бывшей Страстной площади, чтобы получше разглядеть: кто это помянул его в третьем часу ночи на исходе XX века… Наверное, увидев этих двух фаций, прикорнувших на травке посреди заснувшей Москвы, к тому же искушенных в поэзии, он был обрадован и удивлен. И смутная тревога, скорее всего, тронула его сердце… Тревога за ту, что читала его стихи… Их просто так не читают. На то должна быть причина. И причина одна – вызов. Самому себе!

Закончив читать, Ольга невидящими глазами обвела притихшую площадь и встала.

– Пойдем. Нам пора, – сказала она Вере, протягивая ей руку.

– Куда? – изумилась та. Уж слишком решительный вид был у Ольги.

– Увидишь, – мельком взглянув на часы, ответила та.

Они подхватили нехитрые свои пожитки, Ольга собрала рассыпанные по травке цветы. И ее тонкое бледное лицо в обрамлении гладко зачесанных черных волос утонуло в охапке тюльпанов. Она поцеловала цветы, поклонилась в сторону памятника Пушкину, пристально глядящему на нее через площадь, и двинулась мимо фонтана по Тверской. Вера едва поспевала за ней.

– Куда же мы? – не выдержав искуса неизвестности, спросила Вера.

– Я же сказала, увидишь. У нас не так много времени, а мне хочется говорить с тобой…

– За чем дело стало? Пойдем ко мне! – предложила Вера. – Я живу в двух шагах отсюда – только свернуть в эту арку, и мы дома…

– Где-нибудь в Южинском? – спросила Ольга. Глаза ее погрустнели.

– Нет, в Трехпрудном, – ответила Вера. – Ну так как? Идем?

– Нет, Верушка. Проводи меня, тут недалеко. Поговорим по дороге.

И, сказав это, Ольга замолчала надолго. Они миновали Триумфальную площадь, прошли мимо «Палас-отеля», погасившего свои окна-маяки, и вышли к площади Белорусского вокзала. И за всю дорогу Ольга не проронила ни слова – так и шла молча, закусив губу и думая о своем. И Вера не решилась нарушить ее молчание. Видно было – тяжкую думу думала. Слишком тяжкую для столь мутного и непроявленного времени суток, в каком затерялись они – две скиталицы по угасавшей под утро Москве…

Возле шеренги ночных киосков толпились бомжи, клянчившие деньги на выпивку, сновали приезжие из Белоруссии и Украины, распродавшие свой нехитрый товар – сметану, сыр, помидоры, говядину – и теперь спешившие взять в дорогу спиртное и что-нибудь на закуску. Глядя на них, Ольга улыбнулась, и в глазах ее блеснули слезы.

– Все мы – сорванные с тормозов. Все мы! – сказала она с такой болью и горечью, что у Веры сжалось сердце.

– Олюшка, милая моя, что с тобой? Откуда в тебе такая боль? – спросила она, приобняв Ольгу за плечи и поправив выбившуюся прядь волос.

– Она во всех – эта боль! И в тебе тоже. Разве не так? – продолжая улыбаться сквозь слезы, ответила Ольга. Извлекла из сумочки кошелек и принялась раздавать деньги – и наши, русские, и немецкие марки – направо и налево. – Гуляйте, милые! – кивала она в ответ на сбивчивые слова благодарности и смеялась, уже без слез глядя на опешивших бомжей, разглядывающих незнакомые купюры с выражением тупого недоумения на разбитых синюшных лицах…

Потом она купила бутылку превосходного армянского коньяка, несколько банок «Спрайта», гроздь бананов, два крутобоких, ярких, как огонь, апельсина и пачку «Мальборо».

– Ну вот, – удовлетворенно оглядывая покупки, уложенные в прозрачный пакет, сказала она. – А это – для нас!

– Ночь кончается, – задумчиво произнесла Вера, глядя на сереющий горизонт. – Наша ночь. Моя прощальная ночь…

– Почему прощальная? – спросила Ольга, присаживаясь за столик, расположенный в закутке за киосками.

Она протерла его носовым платочком, расставила стаканчики, разложила на газете, извлеченной из Вериной сумки, фрукты. И водрузила посреди стола бутылку, которую уже умудрилась незаметно и ловко открыть.

– Предутренние дары… Налетай! – Теперь она была очень серьезна, а глаза искрились тревожным светом.

– За тебя! Еще раз… последний, – шепнула Вера, разлила коньяк и выпила.

– Так почему же эта ночь – прощальная? – вновь спросила Ольга, поблескивая своими диковатыми глазами, в которых снова было не видно зрачков.

– Ты ведь знаешь: одна из нас должна уйти. Он не сможет сам сделать выбор, он с этим не справится… И мы должны ему помочь. Мы сами…

– Естественно, мы… – Ольга вздохнула. – Знаешь, когда я была совсем молоденькой, то оказалась в одной препротивнейшей ситуации… Узнала, что у моего парня есть еще одна девушка, с которой у него был давний роман. И он не собирался с ней расставаться. Ни с ней, ни со мной!

– Вот как! – Вера понимающе улыбнулась.

– Да. И тогда я ему сказала: решай! Мы сидели втроем у него, была глубокая ночь, и все мы были уже порядком издерганы. Так вот, решай, сказала я, либо ты остаешься с ней, либо со мной… А как решишь – одна из нас тотчас же уйдет.

– И что же он решил? – не глядя на Ольгу, спросила Вера.

– А ничего! Он очень правильно все просчитал. Очень точно! – Она сорвала с головы заколку и тряхнула волосами, которые черной блестящей волной рассыпались по плечам. – Он сказал: она – это мое прошлое. А ты – мое будущее. Поэтому я остаюсь с прошлым…

– А ты? – вся подавшись вперед, спросила Вера.

– А я поднялась и ушла. И он пошел меня провожать. Было уже раннее утро. Я уселась на травянистом склоне у дома – ноги дальше не шли. Мне было восемнадцать лет. Я бухнулась в эту траву и заплакала. И сказала: я никуда не уйду! Я тебя не отдам! А он… он был только рад этому.

– Выходит, они попросту не способны решать? Делать свой выбор… – глядя вдаль, тихо промолвила Вера.

– Да нет, почему… способны. Только их выбор – иной. Не такой, какого мы ждем от них. Мы ведь хотим, чтобы выбрали нас! Только нас – каждую из нас… и никого другого.

– А тот… твой парень… Вы так и продолжали существовать втроем? Выходит, он смог объединить свое прошлое с будущим?

– Да нет… Это продолжалось очень недолго. Мы с ним вскоре уехали отдыхать в Латвию. Автостопом. Я тогда только кончила балетное училище, меня приняли в Большой… Это было мое последнее лето… Дальше – работа и поездки, поездки… С тех пор ни разу не отдыхала. Ну вот… – Ольга прищурилась, вспоминая, и на губах ее мелькнула тень грустной улыбки. – А та девушка – Инна – поехала вслед за нами.

– Недурно! – покачала головой Вера. – А ей сколько было тогда?

– Шестнадцать. Она меня была младше на два года.

– И как же вы… выбрались из всего этого?

– Ну… тут он уже вел себя несколько более по-мужски. Он поехал со мной – и он был со мной… Только со мной. А той… объяснил, что все кончено. Вскоре она исчезла. А осенью… я сама ушла от него.