Ружья Авалона - Роджер Желязны

— Я все сказал! Я больше ничего не знаю!

— Почему?

— Они промчались мимо!

— И ты не поскакал вслед?

— У меня не было коня.

— Почему ты не пошел пешком?

— Меня контузило!

— Контузило! Ты просто дезертировал. Ты — трус!

— Нет! — вскричал паренек.

Ганелон вновь поднес шпагу к его горлу и вновь отдернул клинок в самый последний момент.

— Да! — завопил мальчишка. — Я струсил!

— И удрал?

— Да! Я побежал в другую сторону и спрятался в лесу!

— И ты не знаешь, чем все закончилось?

— Нет!

— Ты лжешь!

Ганелон поднял шпагу.

— Я клянусь! — вскричал паренек. — Пожалуйста...

Я решил вмешаться и сделал шаг вперед.

— Ганелон, — сказал я.

Он взглянул на меня, ухмыльнулся и опустил шпагу. Мальчишка посмотрел на меня умоляющими глазами.

— Кто он такой? — спросил я.

— Ха! — ответил Ганелон и ударил свою жертву шпагой плашмя по весьма интимному месту, с удовлетворением слушая очередной вопль. — Вор, дезертир и врет презабавно!

— Что ж, отвяжи его. Я тоже хочу послушать.

Ганелон повернулся, взмахнул шпагой и одним ударом перерубил веревку. Мальчишка упал на землю и принялся рыдать.

— Я поймал его, когда он воровал еду из седельных сумок, и решил допросить, чтобы узнать, где мы с вами находимся, — сказал Ганелон. — Оказывается он прямехонько из Авалона. Бежал оттуда так, что пятки сверкали.

— Почему?

— Его взяли в солдаты. Два дня назад, во время битвы, он струсил и дезертировал.

Мальчишка попробовал было возразить, и Ганелон ткнул его носком сапога.

— Молчать! Сейчас говорю я, и говорю то, что ты сам мне рассказал!

Бывший солдат отполз в сторону, как краб, и посмотрел на меня расширенными от ужаса глазами.

— Что за битва? — спросил я. — Кто с кем сражался?

Ганелон угрюмо улыбнулся.

— Вы услышите историю, вам знакомую. Авалон бросил все свои силы в бой с армией сверхъестественных существ, которые долгие годы разоряли страну.

— Вот как? — я посмотрел на мальчишку, и он опустил голову, но я успел заметить, что лицо его исказилось от страха.

— ...Женщины, — говорил Ганелон. — Прекрасные и неприступные фурии. Вооруженные до зубов и одетые в доспехи. С длинными светлыми волосами и леденящим взором. Верхом на белых огнедышащих скакунах, которые питаются человеческой плотью, они выезжают из пещер, образовавшихся несколько лет назад после землетрясения. Совершая набеги по ночам, они берут в плен молодых мужчин и убивают всех остальных. Уж больно эта картина напоминает мне Черный Круг и его хранителей.

— Но после смерти рогатого многие хранители остались живы, — возразил я. — И ни один из них не показался мне лишенным души. Скорее я бы сказал, что они частично потеряли память. Мне непонятно только, почему авалонцы не завалили камнями все выходы из пещер.

— Они пытались это сделать, но безуспешно. Завалы таинственно исчезали, а женщин становилось все больше и больше.

Я посмотрел на паренька, и он кивнул в знак согласия. Лицо его было пепельно-серым.

— Отряды генерала, которого здесь называют протектором, — продолжал Ганелон, — все чаще вступали в бой с этими ведьмами, а сам он провел ночь с их предводительницей, Линтрой, то ли развлекаясь, то ли пытаясь заключить перемирие. Однако все осталось по-прежнему. После их встречи набеги возобновились, и тогда протектор решил атаковать всеми силами в надежде раз и навсегда избавить страну от нечисти. А этот, — Ганелон указал на парнишку острием шпаги, — удрал с поля боя, и теперь мы не знаем, чем закончилось сражение.

— Это правда? — спросил я дезертира, который смотрел на шпагу, как зачарованный. Вздрогнув, он на мгновение встретился со мной глазами и медленно кивнул.

— Интересно, — сказал я, обращаясь к Ганелону. — Похоже, перед ними стоит задача, которую мы совсем недавно решили. Жаль, конечно, что исход битвы не известен.

Ганелон вздохнул и сжал эфес шпаги.

— Ничего не поделаешь. А с дезертиром пора кончать. Он действительно больше ничего не знает.

— Постой, постой. Насколько я понял, он пытался украсть у нас какую-то еду?

— Да.

— Развяжи ему руки. Мы его накормим.

— Но ведь он — вор.

— Не ты ли говорил мне когда-то, что ты убил человека за пару башмаков?

— Конечно! Но здесь нельзя сравнивать.

— Почему?

— Мне это удалось.

Я расхохотался. Смех помог мне снять нервное напряжение, но я никак не мог остановиться. Сначала Ганелон насупился, потом на лице его появилось изумленное выражение, в конце концов он тоже рассмеялся.

Мальчишка смотрел на нас как на сумасшедших.

— Ох ты! — всхлипнул Ганелон, вытирая выступившие от смеха слезы. Он схватил паренька за шиворот повернул спиной и одним движением перерезал стягивающие его руки веревки. — Пойдем, сосунок. Я тебя накормлю.

Мы подошли к седельным сумкам. Мальчишка, ковыляя, шел сзади. Он с жадностью накинулся на еду и громко зачавкал, не отрывая взгляда он Ганелона. Я задумался. В стране, где бушевала война, мне будет трудно добиться желаемого. К тому же меня одолели былые страхи и сомнения при мысли о том, что отражениям грозит смертельная опасность.

Я помог Ганелону разжечь небольшой костер.

— Что будем делать? — спросил он.

У меня не было выхода. Битвы кипят на всех отражениях, где существует Авалон. На то они и отражения. А необходимый мне порошок я мог достать только в Авалоне. Пускаясь в путь, я преследовал определенную цель, и если на моем пути мне все время встречались силы хаоса, значит, от них зависело, сумею ли я достичь этой цели. Таковы были правила игры, и я не мог жаловаться, потому что сам их придумал.

— Пойдем в Авалон, — ответил я. — И пусть мое желание исполнится!

Паренек испугано вскрикнул и — возможно, испытывая ко мне чувство признательности за то, что я не позволил Ганелону наделать в нем дыр, предупредил:

— Не ходите в Авалон, сэр! Ваше желание не может исполниться! Вас убьют!

Я улыбнулся и кивнул, а Ганелон, ухмыляясь, небрежно произнес:

— Давайте прихватим его с собой! Пусть предстанет перед военным трибуналом за дезертирство!

Он еще не успел договорить, а паренек уже улепетывал со всех ног. Продолжая ухмыляться, Ганелон выхватил из-за пояса кинжал и отвел руку для броска. Я ударил его по плечу, и кинжал вонзился в землю. Паренек исчез, будто его ветром сдуло, а Ганелон расхохотался.

— Напрасно вы мне помешали, — сказал он, подбирая кинжал.

— Пусть живет.

— Если он вернется сегодня ночью и перережет нам глотки, вы даже не успеете пожалеть о своем решении.