История катастрофических провалов военной разведки - Джон Хьюз-Уилсон

Позже подтверждение агрессивных намерений японцев нашло отражение в так называемом сигнале «Кантон», перехваченном в середине лета 1941 года. В нем фигурировал перечень территорий, вошедших в орбиту печально известной «Великой восточноазиатской сферы взаимного процветания». Управление военно-морской разведки США, не отрицая правдивости источника, трактовало его содержание всего лишь как «перечень желаемых целей», «выражение намерений Токио», а вовсе не как список объектов для атаки (коим он в действительности являлся). Весомость других источников была столь же велика. Стоит упомянуть, например, сообщение британской резидентуры из Манилы от 3 декабря, адресованное главам военной и военно-морской разведки США в Гонолулу, о военных приготовлениях японцев и о том, что «Соединенные Штаты являются вероятной мишенью для нападения».

Здесь мы должны задать себе два вопроса. Во-первых, назывался ли хотя бы в одном из подобных сообщений

Перл-Харбор в качестве конечной цели атаки? Во-вторых, был ли Перл-Харбор готов к отражению нападения, а если нет, то почему? (Строго говоря, ответ на второй вопрос не относится к компетенции разведки, но хорошо помогает понять реакцию американцев на японское нападение и заключительный акт катастрофы.)

Важно помнить, что для японцев собственно Перл-Харбор был второстепенной целью. Токийские стратеги рассматривали это нападение как воздушный блицкриг, призванный нейтрализовать американский флот, не дать ему противостоять настоящей атаке. Основным стремлением японцев было захватить ключевые экономические объекты в Юго-Восточной Азии. Как ни сложно в это поверить, Перл-Харбор не был главной мишенью японцев утром 7 декабря 1941 года. Простой обзор сил японцев, сосредоточенных в Тихоокеанском регионе в начале декабря, доказывает, что на нейтрализацию американского флота была направлена лишь малая их часть. С точки зрения геополитики атака на Перл-Харбор была столь же важна, сколь на Малайю и Филиппины, но с сугубо военной точки зрения была побочной операцией.

Данный факт, безусловно, является слегка шокирующим даже для специалистов. В конце концов, разве не Перл-Харбор вовлек Соединенные Штаты в европейский конфликт, превратив его во Вторую мировую войну? Однако в пользу нашего утверждения говорит даже не столько баланс вооруженных сил Японии, сколько планы ее военных стратегов. Главной задачей генштаба императорской армии была подготовка к стратегической оккупации. Это, вне всякого сомнения, служило лейтмотивом и перехваченных американцами и англичанами сообщений. Основная часть трафика была посвящена событиям в юго-восточной части Тихого океана, а интерес японского штаба к форпосту военно-морского флота США был минимальным, если вообще существовал.

Расстановка приоритетов особенно чувствовалась на совещаниях японских военных чинов. Например, генеральный штаб ВМФ поначалу крайне скептически относился к плану адмирала Ямамото по атаке Перл-Харбора. Начальник штаба адмирал Нагано готов был санкционировать нападение только при условии, что атака не помешает и не поставит под угрозу прочие, более важные стратегические операции и может в любое время быть отменена. Итак, на фоне многочисленных свидетельств о том, что Токио вынашивал план оккупации Дальнего Востока, сигналы о нападении на Перл-Харбор были очевидно второстепенными. Такая расстановка приоритетов находила отражение и в массиве разведданных, получаемых союзниками.

Почему же события в Перл-Харборе стали провалом разведки? Ответ кроется в том, что большая часть сведений оказалась погребена под лавиной другой информации, приходившей в то же время. Такое растворение ключевых сигналов в массе других профессионалы-разведчики называют «помехами». Говоря простым языком, слова «Перл-Харбор» утонули в гуле других голосов. После внезапного нападения очень легко отмотать пленку назад и выявить эти самые ключевые сигналы — именно это и произошло с Перл-Харбором, — но, находясь в самой гуще событий, поневоле обращаешь внимание на свидетельства о наиболее вероятных из них.

Существует и еще один аспект. К концу ноября 1941 года любому мало-мальски компетентному наблюдателю стало ясно, что дипломатические усилия по понуждению Японии к миру потерпели крах и Токио готовится к войне. Достаточно просмотреть заголовки гавайских газет за две недели до Перл-Харбора:

«АМЕРИКАНО-ЯПОНСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ ПРЕКРАЩЕНЫ», «США ОТВЕРГЛИ ВСЯКИЙ КОМПРОМИСС», «ВОЙСКА НА ГАВАЙЯХ ПРИВЕДЕНЫ В СОСТОЯНИЕ БОЕВОЙ ГОТОВНОСТИ», «ЯПОНИЯ ДАЕТ ЛИШЬ ДВЕ НЕДЕЛИ НА ПЕРЕГОВОРЫ — В СЛУЧАЕ ИХ ПРОВАЛА НАЧНЕТСЯ ВОЙНА», «ВРЕМЯ .4” ДЛЯ ТИХООКЕАНСКОГО РЕГИОНА: ОТВЕТ ЯПОНИИ США».

Проблема заключалась в том, что хотя все осознавали серьезность грядущих событий, внимание было сосредоточено на Таиланде, Малайе, Бирме и Голландской Ост-Индии как наиболее вероятных регионах для японского вторжения. В любом случае нет никакого сомнения в том, что Соединенные Штаты относились к ситуации со всей серьезностью. Военный министр Стимсон, заменявший Рузвельта, пока президент последнюю неделю месяца находился в отпуске, 27 ноября приказал привести все вооруженные силы страны в полную боевую готовность. Приказ военно-морским силам на Атлантическом и Тихом океанах, посланный начальником штаба ВМС в этот же день, содержал вполне определенные инструкции:

Прошу расценить данный приказ как предупреждение о войне: в течение нескольких ближайших дней со стороны Японии ожидается начало агрессивных действий.

Дальше идет ключевая фраза:

Согласно имеющимся сведениям, ожидается операция по высадке японского десанта на Филиппины, полуостров Кра (Таиланд) или, возможно, на Борнео.

О Перл-Харборе не было сказано ни слова.

Оба сообщения были получены соответствующими службами на Гавайях, но, что удивительно, ни сухопутное, ни морское командование не привело свои силы в полную боеготовность — жизнь текла своим чередом, хотя и в несколько ускоренном темпе. Очевидно, что японская угроза никак не волновала гарнизон Перл-Харбора — вот вам еще одно слабое звено в цепочке событий.

Итак, имеется четкий ответ на первый из двух вопросов. К декабрю 1941 года сложилась следующая ситуация: все наблюдатели были уверены в неизбежности войны с Японией, но было слишком мало неоспоримых свидетельств того, что основной целью являлся именно Перл-Харбор, хотя территория США также вполне могла быть объектом атаки. Зададимся теперь вторым вопросом: было ли американское командование на Гавайях готово к отражению нападения, а если нет, то почему? Вокруг этого вопроса было сломано множество копий. Сегодня Перл-Харбор рассматривается как классический пример неожиданного нападения: ничего не подозревавшие матросы готовятся к воскресной церковной службе, как внезапно их накрывает огненный шквал бомб и снарядов. Было предпринято не менее шести независимых расследований катастрофы, хотя, видимо, лишь одно из них принимало в расчет все имеющиеся разведданные.

Неудивительно, что в обстановке взаимных обвинений созрела и теория заговора. Вполне предсказуемо, что главными ее фигурантами стали Рузвельт и Черчилль. Первый, как утверждалось, слишком хорошо знал о неизбежности нападения на Гавайи, но не спешил ставить в известность об этом своих несчастных командующих, стремясь втянуть Соединенные Штаты в войну против желания своего народа. Черчилль же, несомненно, был более зловещей фигурой — он блокировал все предупреждения о готовящейся угрозе Соединенным Штатам, дабы те ввязались в проигрываемую британцами войну. Досталось даже Сталину: конспирологи обвиняли его в сознательном утаивании информации о Перл-Харборе, чтобы Япония увязла в тихоокеанской авантюре и отступила от восточных границ СССР.

Все эти теории заговора, при ближайшем рассмотрении, рассыпаются в прах. Рузвельт и его советники подозревали, что нечто должно произойти, но когда поняли, что именно, спасти Перл-Харбор было уже невозможно. Черчилль и специалисты государственной шифровальной школы (GCCS), особенно ее дальневосточного бюро, охотно делились с американскими коллегами всем объемом соответствующей информации. В действительности они передали за океан больше данных, чем любая воюющая страна обычно передает нейтральной. Никто не отрицает того, что Черчилль испытал облегчение от вступления Соединенных Штатов в конфликт и удовлетворение от необдуманного поступка Гитлера, объявившего США войну. Однако нет ни единого свидетельства в пользу того, что Черчилль намеренно вводил в заблуждение американских союзников или знал о готовящейся атаке Перл-Харбора больше, чем Рузвельт, хотя, несомненно, и в США и в Англии были осведомлены о намерениях японцев.

Частью проблемы, с которой столкнулись как современные исследователи, так и профессиональные разведчики в 1941 году, было то, что перехваченный трафик высокого уровня лишь умножал сущности. Будучи полностью посвященным во все хитросплетения внутренней политики врага, аналитик мог ощущать себя участником этих дискуссий, пусть даже и в роли невидимого наблюдателя. Однако знание всех этих деталей — совсем не то же самое, что доступ к итоговому решению, конкретному плану и, наконец, к оперативным инструкциям, дислокации войск и шифровкам. Именно в таком положении находилось американское командование в Перл-Харборе накануне японского нападения. Оно прекрасно знало о неизбежности удара врага, но не думало, что удар этот будет нанесен по их гарнизону.