Пиранези - Сюзанна Кларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О! — выговорил я. Мне никогда не приходило в голову, что нашему сотрудничеству может прийти конец. — Однако работа с тобой — одна из величайших радостей в моей жизни!
— Знаю, — ответил Другой. — И разумеется, мои чувства совершенно такие же. — Он помолчал. — Теперь я назову третью причину. Но прежде ты должен выслушать кое-что еще. — Он пристально, испытующе посмотрел мне в лицо. — Это самое главное, что мне предстоит сказать. Пиранези, ты не первый раз говоришь мне, что хочешь отказаться от поисков знания. Я не первый раз объясняю тебе, почему это неправильно. Все, что мы сейчас сказали, — все это мы говорили раньше.
— Я… Что? — Я изумленно заморгал. — Что… Нет. Нет. Это не так.
— Боюсь, что именно так. Понимаешь, лабиринт вытворяет с сознанием разные фокусы. Вызывает забывчивость. Если не быть осторожным, он может полностью разрушить личность.
Я был совершенно ошеломлен.
— Сколько раз мы об этом говорили? — выговорил я наконец.
Другой ненадолго задумался.
— Сегодня третий раз. Есть определенная закономерность. Мысль отказаться от поисков знания посещает тебя примерно раз в полтора года. — Он глянул мне в лицо и проговорил сочувственно: — Знаю. Знаю. Такое нелегко принять.
— Но я не понимаю, — возразил я. — У меня превосходная память. Я помню каждый Зал, который когда-либо видел. Их семь тысяч шестьсот семьдесят восемь.
— Ты ничего не забываешь о лабиринте. Вот почему твой вклад в мою работу так ценен. Однако ты забываешь остальное. И разумеется, у тебя выпадают дни.
— Что? — изумился я.
— Дни. Они у тебя вечно выпадают.
— В каком смысле?
— Ну как же. Ты путаешь даты и дни недели.
— Нет, — возмутился я.
— Путаешь. Если честно, меня это слегка бесит. У меня всегда такое плотное расписание. Я прихожу, а тебя нет, потому что ты опять потерял день. Мне снова и снова приходилось с тобой это проговаривать, всякий раз, как твои внутренние часы расходились со временем.
— С каким временем?
— С моим. И всех остальных.
Я был потрясен. Я не мог ему верить и не мог ему не верить. Я не знал, что и думать. Однако, при всей моей растерянности, в одном я был убежден совершенно точно, на одно я мог безусловно положиться: Другой честен, благороден и усерден. Он не станет мне лгать.
— Но почему ты не забываешь? — спросил я.
Другой ответил не сразу.
— Я принимаю меры предосторожности, — сказал он наконец.
— Может, мне тоже следует их принимать?
— Нет. Нет. Ничего не получится. Извини. Я не могу вдаваться в подробности. Это сложно. Когда-нибудь я объясню.
Ответ не совсем меня устроил, но расспрашивать дальше я бы все равно не сумел, так был ошарашен и так напряженно думал, что еще мог позабыть.
— Для меня это очень тревожно, — сказал я. — А если я забуду нечто очень важное, вроде расписания Приливов? Я могу утонуть.
— Нет, нет, нет, — поспешил успокоить Другой. — Об этом тревожиться не стоит. Ничего подобного ты не забываешь. Я бы не отпустил тебя разгуливать, будь тут хоть малейшая опасность. Мы знакомы уже много лет, и за эти годы твои знания о лабиринте выросли многократно. И это поразительно. А что до остального, если ты забудешь что-нибудь важное, я всегда могу тебе напомнить. Тем не менее факт остается фактом: ты забываешь, а я помню. Потому-то и существенно, чтобы наши общие цели устанавливал я. Именно я. Не ты. И это третья причина, почему нам следует держаться выбранной темы и продолжать поиски знания. Ясно?
— Да. Да. Во всяком случае… — Я помолчал и закончил: — Мне нужно время подумать.
— Конечно. Конечно, — сказал Другой и ободряюще похлопал меня по плечу. — Продолжим разговор во вторник.
Он встал, наклонился над Пустым Пьедесталом и глянул на лежащее там блестящее устройство.
— В любом случае мне пора идти, — сказал он. — Я пробыл здесь почти пятьдесят пять минут.
И без дальнейших слов он зашагал в сторону Первого Вестибюля.
Мир не подтверждает уверения Другого, что у меня провалы в памяти
Запись от Двадцать третьего дня Шестого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос
Мир (насколько я могу судить) не подтверждает уверения Другого, что у меня провалы в памяти.
Покуда он все это излагал — и некоторое время после, — я не знал, что и думать. Несколько раз я был близок к панике. Неужели может быть такое, что я забыл целых два разговора?
Однако в течение дня я не нашел никаких подтверждений словам Другого, будто у меня выпадения памяти. Я занимался своими обычными, повседневными делами. Чинил рыболовные сети, работал над Каталогом Статуй. Ранним вечером я пошел в Восьмой Вестибюль ловить рыбу в Водах Нижней Лестницы. Лучи Закатного Солнца светили в Окна Нижних Залов, сияя на поверхности Волн. На нижней стороне Лестницы и на Лицах Статуй дрожали золотистые отблески. Наступила ночь, Звезды и Луна запели, и я присоединил к ним свой голос.
Мир был Совершенным и Целокупным, и я, его Дитя, не ощущал никакого зазора между собой и Миром, никакой малости, которую должен бы помнить, но не помню, должен бы понимать, но не понимаю. Мой последний разговор с Другим единственный выпадал из этой неразрывной целостности. Так что я вынужденно спрашивал себя: кого подводит память? Меня или его? Может быть, это Другой помнит разговоры, которых на самом деле не было?
Два разных воспоминания. Два светлых ума помнят события прошлого по-разному. Неловкая ситуация. Нет третьего, который сказал бы, кто из нас прав. (Эх, был бы здесь Шестнадцатый!)
Что до утверждения Другого, будто я путаю даты и теряю дни, я совершенно не понимаю, как такое может быть. Я придумал календарь, которым пользуюсь, и как этот календарь может, по выражению Другого, «разойтись со временем»? Ему не с чем расходиться.
Может быть, именно поэтому Другой задал мне странный вопрос три с половиной недели назад? Вопрос со странным словом. Пролистав Дневник назад, я вижу, что странное слово было «Шарф-бери».
И тут
